Пасмурное белое небо было над нами, и на его фоне зелень джунглей ощущалась насыщеннее. Свежий и прохладный ветер обдул меня, но было не так холодно, как вчера. После ночного дождя ещё ощущалась влажность, кое-где на земле набрались лужи. Не найдя другого варианта, я умылся на удивление чистой водой, что была в одной из них. Затем провёл ещё некоторые обычные утренние процедуры и И стал дожидаться Джейкоба, чтобы узнать, что мы будем делать дальше.
Ужас произошедшего вечером момента помнился мне, но я устал переживать из-за этого. Во мне как будто бы закончились запасы эмоций, и даже продолжение этого ужаса в виде копошившегося внутри хижины Джейкоба в его костюме никак не могло вызвать во мне хоть какую-то реакцию. Я стоял, иногда обдуваемый ветром, а мой пустой взгляд был направлен в даль, к которой уходил наш склон, и где кроны тысяч деревьев закрывали собой землю. Я думал о сказке, которую ночью мне рассказал мой проводник На этом острове несколько сотен разных племён, и наверняка у каждого из них есть какая-то своя подобная сказка, легенда, миф, который они могут мне рассказать Удивительно, но ни мне лично, ни, насколько я знаю, этнографии вообще не известен ни один народ или хотя бы племя, у которого бы не было какого-то божества, какой-то мистической веры, какого-то мифа. Это заставило меня невольно задуматься: «Быть может, на каком-то этапе своего развития живое существо действительно постигает что-то «высшее» и «внешнее», но впоследствии теряет с этим чем-то связь из-за морального ухода куда-то не туда? Может быть, так и должно происходить жизнь развивается и естественным образом доходит до момента постижения божественного, формирует легенду и миф, контактирует с чем-то вечным? Но потом по тем или иным причинам сворачивает с этого естественного пути развития и начинает забывать, искажать и отрицать истину? Может быть, эти кажущиеся нам дикарями люди, живущие практически первобытным образом во времена нашей технологичной современности Может быть, они находятся в том идеальном состоянии сознания, когда уже могут постичь божественное, но их умы ещё не засорены всем тем, что отвлекает от божественного нас цивилизованных и прогрессивных людей?»
Пока я думал об этом, Джейкоб вышел из хижины и жестом показал мне направление. Молча мы зашагали в очередные заросли с узкой протоптанной дорожкой. Он шёл передо мной, а я не мог определиться, что было бы лучше: чтобы он продолжал идти передо мной, и я наблюдал его странное высокое худощавое тело в обёртке из покрытой серой золой мерзко шелестящей кожи; или если бы он шёл за мной, и моё воображение рисовало бы его ещё более пугающим и имеющего неизвестные замыслы?
Какое-то время мы шли по джунглям. Я пронёсся по ним словно призрак, не обращая никакого внимания на окружение и дорогу взгляд мой не отходил от быстрой поступи Джейкоба. Как долго мы шли неизвестно, но я не успел выдохнуться. Когда мы вышли из зарослей, то я ненароком взглянул на небо, которое не успело сменить оттенок. По ощущениям, время было близко к полудню. Как и когда я вышел из хижины после пробуждения, белое солнце всё так же осветляло мрачные серые тучи, оставшиеся с дождливой ночи.
Мы оказались у подножия высокого и крутого холма. По крайней мере мне так казалось до того момента, пока я не попытался оглядеть его полностью. По протяжённости, скрывавшейся в листве обильной растительности на склонах, я понял, что перед нами была полноценная гора. Наверх её вела извивающаяся тропинка, то и дело прячущаяся в кустах и вновь появляющаяся в случайных местах на склоне. Мы начали подниматься по ней.
Подъём не давался мне легко с каждым шагом в горку в ногах начала отзываться тяжестью и болью вчерашняя прогулка до этих мест. Мне приходилось часто останавливаться на отдых, а Джейкобу приходилось терпеливо ждать меня. Но, опять же, не сказать, что мы поднимались долго. В какой-то момент дорожка перестала подниматься, и мы будто бы вышли на некое заросшее плато. Пройдя вглубь и следуя по тропе дальше, мы со временем, как мне показалось, обогнули горный хребет, и его заросшие пики, едва видимые через кроны деревьев, были теперь немного левее и позади нас. Плато продолжалось, как продолжалась и петляющая меж высоких и толстых деревьев тропинка. И вскоре она вывела нас к совершенно неожиданному месту.
Стена деревьев и зарослей плавно редела, всё больше открывая моему взору безлесную «пролысину», простилающуюся на небольшую горку впереди. Слева от нас своей мрачной серостью возвышался обогнутый нами хребет теперь он был более каменистый и практически голый. Бедная растительность чахла в некоторых местах на нём, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что я видел до этого.
Мы вышли из леса к упомянутой «пролысине» у подножия скалы. В этой угнетающей области росла невысокая жухлая трава и не было ни одного кустарника или дерева они были на некотором расстоянии вокруг, в паре-тройке сотен метров, как будто бы боясь пересекать некую невидимую границу.
Тропинка шла в горку, и чем дальше мы шли по ней, тем больше мне становилось жутко и не по себе. Я оглядывался вокруг и видел за деревьями бесконечные дали острова без признаков обитаемости. Уединение и отрешённость этого места, атмосфера мрачного отчуждения вызывали у меня какой-то почти что экзистенциальный ужас. Невольно я задумался о «чистилищной» обстановке, вспомнил образы древних унылых загробных миров Шеола, Хели, Иркаллы, лугов Асфодель и подобных, где мёртвые души влачат скучное и утомительное существование.
Всё больше с подъёмом на этот холмик мне открывался находящийся на нём мир. Невысоко уходящий вверх дым от костров подсказывал, что мы дошли. Куда? По всей видимости туда, где живут упомянутые Джейкобом прошлым вечером некие хозяева этого места. Но от увиденной по итогу картины я опешил и остановился: в отталкивающего вида поселении с едва ли десятком неаккуратных тёмных хибар, в мрачной тишине ходили туда-сюда по своим делам люди точно такого же бледного цвета кожи, как и в моём безумном болезненном видении, которое по итогу и привело меня сюда.
Они как ты?.. В золе?.. начал я тихо и нервно бубнить, обращаясь к Джейкобу, потому что меня переполнил страх от непонимания природы их бледности.
Он же, услышав меня, быстро развернулся и подошёл ко мне, мягко прикрыв мне рот своей мерзкой двухкожной рукой, оставляя пахучий зольный след на моём лице. Полушёпотом он начал говорить:
Не разговаривайте. Никто здесь не разговаривает, потому что они, оглянулся он назад, не говорят Я в золе, и тоже они в золе. Но они покрывают свою кожу. Я не принадлежу им, поэтому не могу покрывать свою кожу. Но должен. Поэтому здесь я ношу вторую.
После этого он положил свою руку мне на плечо и слегка подтолкнул меня, чтобы мы продолжили путь. И мы пошли, постепенно войдя на территорию деревни, означенную утоптанной тёмно-серой почвой. Я боязливо бегал глазами по окружению. Нанизанные на палки грязные черепа, то и дело встречающиеся тут и там, сопровождали меня чернотой своих глазниц. Ветер играл в костяных погремушках из грудной клетки и костей человеческих конечностей, свисающих с конца воткнутой в землю длинной ветви дерева. Костерки горели в нескольких местах, но на них ничего не готовилось. Я шёл с опасением, боясь сделать что-то неправильно и быть убитым. Но местные не обращали на меня никакого внимания. Некоторые из них бросали на меня быстрые осматривающие взгляды, а затем отводили свои жуткие глаза и возвращались к своим делам. Я заметил, что все встреченные мною жители были мужчинами. Детей я заметил только один раз смотрящих на меня из темноты одной косой лачуги.