Так называемый национальный дух, все объясняющий в глазах многих историков, есть, с точки зрения исторического материализма, весьма сложный продукт общественных условий жизни, следовательно, прежде всего, экономических условий жизни данного народа. Правда, далеко не все расовые признаки могут быть объяснены хозяйственными условиями, в которых народ существует в данное время; но это лишь потому, что наследственные расовые отличия суть продукт также и прежних, ныне не существующих экономических условий, в которых раньше жил этот народ. Поэтому особенности национального духа в такой же мере допускают объяснение современными или прошлыми условиями хозяйства, как и все другие исторические продукты государственный строй, право и пр. И если Маркс и Энгельс усматривали в расе самостоятельный экономически фактор, имеющий не меньшее значение, чем внешняя природа, то это лишь доказывает, что даже творцы известной теории могут быть неверны ее основаниям.
III
Учение о производительных силах, о решающем значении в общественной жизни материальных условий хозяйственного труда есть основа философии истории Маркса. Однако этим учением не исчерпывается исторический материализм его другой половиной является учение о классовой борьбе.
Развитие материальных условий хозяйства есть господствующая сила истории, но действует она помимо человеческого сознания. В человеческом сознании столкновения новых способов хозяйства со старыми принимают форму столкновения интересов различных общественных групп, форму классовой борьбы. Учение о производительных силах освещает объективную, бессознательную сторону исторического процесса; оно должно быть восполнено учением, объясняющим отражение этого объективного процесса в человеческом сознании. Эта последняя задача разрешается учением о классовой борьбе. Основным понятием этого учения является понятие об общественном классе. В «Манифесте» с полной определенностью устанавливается положение, что «история всех бывших до сих пор обществ есть история классовой борьбы». Но что следует разуметь, в смысле Маркса и Энгельса под общественным классом это остается до настоящего времени не совсем ясным.
«Что такое общественный класс?» этим вопросом, но без ответа, заканчивается III том «Капитала» Маркса. Мы узнаем лишь, что понятие общественного класса далеко не совпадает с понятием общественной группы. Так, врачи и чиновники образуют две различных общественных группы, но не два различных класса. Классовое сложение общества отнюдь не нужно смешивать с общественным разделением труда, приводящим к обособлению профессий. Первобытное общество не знало классов, но в нем существовали особые профессии (кузнец, жрец, судья, воинский предводитель и т. д.).
Если мы обратимся к другим работам Маркса и Энгельса, то мы найдем в них богатейший материал для ответа на интересующий нас вопрос, но самого ответа, т. е. определения понятия «общественный класс», не встретим. Мало того, мы придем к заключению, что Маркс употреблял это понятие в различных, даже, по-видимому, противоречивых значениях. Так, в своих статьях, посвященных движению 1848 г. в Германии, автор «Капитала» говорит, что германский народ в эпоху этого движения состоял из следующих классов: феодального дворянства, буржуазии и мелкой буржуазии, крупного и среднего крестьянства, мелкого свободного крестьянства, несвободного крестьянства, находившегося в феодальной зависимости от помещиков, земледельческих рабочих и, наконец, промышленных рабочих всего насчитывается Марксом не менее 8 общественных классов26. В своем тонком анализе социальных и политических движений во Франции в эпоху февральской революции и после нее Маркс также различает целый ряд общественных классов, причем особое внимание уделяет социальной роли двух классов мелкой буржуазии и крестьянства. Главным достоинством этого замечательного анализа является, по общему признанию, данная Марксом блестящая и остроумная характеристика мелкой буржуазии как особого общественного класса. И мелкая буржуазия, и разные группы крестьянства постоянно рассматриваются нашим автором как самостоятельные классы. Что касается класса мелких крестьян, то Маркс приписывает ему решающую роль в декабрьском перевороте, приведшим к восстановлению империи. «Бонапарт, говорит наш автор, является представителем особого общественного класса и к тому же многочисленнейшего класса французского общества мелкого крестьянства»27.
После всех этих утверждений читатель не может не быть поражен, узнав от того же Маркса, что мелкое крестьянство вовсе не класс. «Мелкие крестьяне (Parzellenbauer) образуют собой огромную массу, члены которой живут в одинаковых условиях, но не вступают в разнообразные отношения друг c другом. Их способ производства ведет к разобщению, а не к взаимным сношениям производителей Клочок земли, крестьянин и семья; рядом другой клочок земли, другой крестьянин и другая семья. Куча семей образует деревню, куча деревень департамент. Таким образом составляется главная масса французского народа, как из картофеля, набитого в мешок, составляется мешок с картофелем Поскольку между мелкими крестьянами существует лишь связь того же местожительства, а тожественность их интересов не вызывает никакой сознательной общности интересов, никакой национальной общности и никакой политической организации крестьян, постольку мелкие крестьяне не образуют класса»28.
Но если мелкие крестьяне не образуют общественного класса потому, что их способ производства изолирует их друг от друга и препятствует их политической организации, то возникает сомнение, можно ли всегда считать классом мелкую буржуазию. Немецкая мелкая буржуазия была, очевидно, так же неспособна в 1848 г. к сплочению в особую политическую партию, как и Французские крестьяне в эпоху декабрьского переворота. Следовательно, и мелкую буржуазию мы не имеем права при известных общественных условиях считать самостоятельным общественным классом.
Таким образом, многие из общественных классов, найденные Марксом в недрах современного общества, оказываются совсем не классами. По-видимому, мы должны вернуться к знаменитому (принадлежащему еще Адаму Смиту) делению современного общества на три класса: землевладельцев, капиталистов и наемных рабочих. Но и то нет. Вопрос о признании наемных рабочих самостоятельным классом возбуждает серьезные сомнения.
Правда, Маркс называет бесчисленное число раз наемных рабочих пролетариат особым общественным классом. Но также наш автор называет и мелких крестьян, которые, однако, по его же определению, во Франции не составляли класса. Не постигнет ли рабочих такая же участь, какая постигла крестьян и мелких буржуа?
И действительно, мы не имеем никакого основания признавать немецких рабочих 40-х годов особым общественным классом, если мы отказываем в этом звании французским крестьянам и немецким мелким буржуа. Это, кстати, указано самими Марксом и Энгельсом в 1847 г. в их знаменитом «Манифесте». Авторы «Манифеста» неоднократно и настойчиво заявляют, что «ближайшею целью их партии является превращение пролетариата в класс» («Bildungdes Proletariatszur Klasse»). Это заявление варьируется авторами на разные лады, но смысл его остается одним и там же. Что же оно означает? Очевидно то, что в эпоху «Манифеста» пролетариат еще не был особым классом, ибо иначе нечего было бы стремиться к сплочению пролетариев в класс. Таков неизбежный логический вывод из утверждений Маркса и Энгельса.