Глава III. Потребности как движущая сила общественного развития
I. Физиологические потребности самосохранения и чувственного наслаждения. Производство непосредственной жизни. Роль различных потребностей при развитии хозяйства. Влияние условий добычи пищи на общественную жизнь.
II. Половое влечение. Голод и любовь. Развитие семьи. Схема Моргана. Ее несостоятельность. Зависимость форм семьи от условий хозяйства.
III. Симпатические влечения. Их происхождение. Материнская любовь и общественные инстинкты. Альтруистические чувства.
IV. Эгоальтруистические влечения. Их значение как движущей силы истории. Жажда власти.
V. Потребности, не основанные на практическом интересе. Игра. Сущность и происхождение игры. Искусство. Познание. Роль практического интереса в возникновении науки. Интерес к истине. Религиозная потребность. Ее основа и социальное значение.
Мы признали, что господствующим элементом сознательной жизни человека является воля, слуга которой разум исполняет то, что ему предписывается волей. Но воля действует по определенным мотивам; мотивы же даются влечениями, потребностями человека. Таким образом, признание первенства воли равносильно признанию первенства в психической жизни влечений и потребностей, которые заложены в нашей природе и которые определяют, в конце концов, все наше поведение. А так как дальше общество слагается из отдельных личностей, каждая из которых стремится к удовлетворению своих потребностей, то и общественная жизнь и деятельность не могут иметь иной цели, кроме удовлетворения разнообразных потребностей отдельных личностей, образующих общество.
Эти потребности могут быть разбиты на 5 следующих основных групп:
1) физиологические потребности в непосредственном поддержании жизни и чувственном наслаждении;
2) половая потребность;
3) симпатические инстинкты и потребности;
4) эгоальтруистические потребности;
5) потребности, не основанные на практическом интересе.
Каждую из этих групп потребностей мы рассмотрим отдельно и постараемся выяснить ее значение как фактора общественного развития.
I
Первая группа потребностей образует собой психологическую основу индивидуальной жизни и свойственна человеку наравне со всеми животными миром. Так как удовлетворение потребности в поддержании жизни вызывает чувственное наслаждение, то эта потребность легко переходит в другую, тесно с нею связанную в стремление к чувственному наслаждению как таковому благодаря более обильному и утонченному удовлетворению физиологических потребностей организма: стремление это далеко не всегда совпадает с потребностью самосохранения и может даже разрушительно действовать на жизнь организма (чувственные эксцессы всякого рода).
Потребности этого рода удовлетворяются при помощи деятельности, которую Маркс называет «производством непосредственной жизни» и которую он отождествляет с хозяйственной деятельностью вообще. Очевидно, что производство средств к жизни есть необходимое предварительное условие всякой иной деятельности. Отсюда Энгельс почерпнул свой важный аргумент в пользу материалистического понимания истории, который он повторяет неоднократно. Аргумент этот заключается в том, что «Люди должны прежде всего есть, пить, иметь жилище и одежду, а уже потом они могут заниматься политикой, наукой, искусством, религией и пр.; производство непосредственных материальных средств к жизни и, следовательно, данная ступень экономического развития народа или эпохи образует, таким образом, основу, на которой развиваются государственные учреждения, правовые воззрения, искусство и даже религиозные верования данных людей»45.
Конечно, нельзя заниматься политикой, когда нечего есть и пить; в этом Энгельс, безусловно, прав. Но этой глубокой истиной еще далеко не исчерпывается вопросом об отношениях между «производством непосредственной жизни» и политикой, искусством, религией и пр., так как отношения эти далеко не так просты, как это кажется Энгельсу. Производство необходимых средств к жизни есть не только основа политики, религии и пр., но и наоборот, религия, политика и пр. представляют собой основу этого производства.
Возьмем, например, производство предметов одежды, составляющее чрезвычайно важную отрасль хозяйства вообще. Мы привыкли признавать одежду необходимой принадлежностью жизни. Однако современная этнология вполне установила факт, что «человек создал предметы украшения раньше, чем одежду; одежда, в некоторой своей части, есть не что иное, как преобразованные предметы украшения»46. Существуют народы, лишенные какого бы то ни было признака одежды: но мы не знаем народов, не употребляющих никаких средств самоукрашения. «Это раннее влечение человека к индивидуальным отличиям, к тому, чтобы при помощи какого-либо искусственного признака обращать на себя внимание как на особую личность, эта прирожденная потребность человека так же резко выделяет его среди наиболее близких к нему видов животных, как и употребление орудий труда»47.
На то же самое указывает Ратцель. «То, что австралийцы носят, представляет собой скорее украшение, чем одежду»48. Точно так же многие негритянские племена в Африке пользуются одеждой скорее как средством украшения, чем как средством предохранения тела от действия холода и влаги: во время дождя они ходят нагие, а в хорошую жаркую погоду облачаются в кожаные и меховые одежды. Подобные факты приводят Спенсера к заключению, «что корень происхождения знака отличия и одежды один и тот же Платье, подобно знаку отличия, первоначально носится из желания возбудить удивление»49.
Итак, одежда возникла из стремления человека к самоукрашению и первоначально играла такую же роль, какую теперь играют знаки отличия. Само собою разумеется, что пристрастие дикарей ко всякого рода предметам украшения объясняется не сильным развитием среди них эстетического чувства, а побудительными мотивами совершенно другого порядка. Все наблюдатели говорят о чрезвычайном тщеславии дикаря. Самоукрашение является для него лучшим средством удовлетворить этому тщеславию. Одежды из шкур и мехов являются у многих народов признаком вождей и вообще лиц господствующего класса. Следовательно, «политика» играла, по-видимому, едва ли не самую важную роль в происхождении одежды. Политика и, до известной степени, религия. По словам Липперта, «многие первоначальные роды украшения связаны так тесно с религиозным культом, что совершенно невозможно установить, в какой мере они вызваны самим культом и в какой страстью к украшениям»50.
Производство предметов пищи также подверглось в своем историческом развитии влиянию совершенно иных потребностей, чем потребность в питании. Переход к скотоводству является чрезвычайно важной ступенью в истории хозяйства. Между тем не подлежит сомнению, что приручение животных, откуда возникло скотоводство, произошло вне влияния хозяйственных мотивов. «Поппиг называет южноамериканских индейцев мастерами в деле приручения животных, но указывает на то, что прирученными животными индейцев являются обезьяны, попугаи и другие, служащие для забавы. Их хижины полны такими животными. Вообще, можно думать, что естественное чувство общительности человека играло, при начале приручения животных, большую роль, чем какое бы то ни было соображение хозяйственной пользы; соображения последнего рода возникли гораздо позже. Человек, стоящий на низших ступенях культуры, вообще делает то, что его забавляет, и думает о пользе лишь под давлением крайней необходимости»51. По мнению Моргана. «началом приручения животных явилось, вероятно, приручение собаки как спутника при охоте, причем затем последовало воспитание детенышей других животных просто для забавы»52. «Нельзя проследить происхождения склонности человека держать с собой животных, замечает Липперт, Она смешивается в своих первых начатках с детскою любовью к играм; так и теперь охотник часто приносит домой детям молодую лисицу просто для того, чтобы дать им товарища в игры»53.