Яр Кедрин
Завше блиско
«Если не слышишь меня за словами,то послушай моё молчание».Он подождал с минуту.«Ну? Теперь слышишь?..»Она молчала.Он довольно кивнул и затих вместе с ней.Разговор их забил ключом.
Пролог. Чешский вечер
Как же по-домашнему уютны чешские вечера, хотя и похожи на вечера в иных местах, где живут дружные семьи. Плотный стол с дымком над тарелками, добрая беседа о пустяках, рюмочка «на здрав». Каждая вещь тут знакома с детства и пахнет воспоминаниями никто уж и не отважится сказать, откуда берёт начало да хоть вон та ложка: то ли от бабки осталась, то ли от её бабки. И назревает вопрос: а была ли у последней бабки тоже своя собственная бабка и ведь получится же ненароком, что была. Выходит, ложка та за столом самая-самая старшая. И только она подбоченится, разляжется повнушительней перед хозяевами, как увидит вокруг ещё дюжину сверстников от шкафчиков до плиты. Закроет для покоя глаза и тут её с головой в суп!
Да-а, ветхо, да мило.
Женщина с улыбкой корпела над ужином. Фартук был уже раскрашен не хуже осенней поляны, ведь блюда готовились разнообразные, праздничные похоже наступила какая-то светлая семейная дата. И всё обещало пройти безмятежно, словно сон школьника о горящих букварях, но не в этот раз.
Чего-то радостно тараторило радио, иногда перебивая диктора душевной песней, от чего катавшие тесто руки женщины зависали на мгновение, в такт качались на волнах мелодии и снова ловко брались за скалку. Высокий тёплый голос подражал припеву и так напоминал о сладких колыбельных, звучавших в квартире когда-то. Ребёночек тогда их слушал с открытым ртом и умилёнными глазками все три, что знала мамка. И если она хитро перескакивала кусочек, чтоб побыстрей допеть, то чадо брало её за косу, приподнималось к уху и как следует туда визжало, пока мелодия не возвращалась к нужному месту.
А теперь этот ребёночек, её гордость, её радость, сидел за стенкой с отцом, и они выбирали, чего бы сегодня такого бу́хнуть в звонкие стаканы, чтобы отгулять вечер на славу, но завтра к обеду вспомнить друг друга. Да, сыночек вырос в высокого мужчину, оставив макушку отца у своего носа. Женщина любила его всем сердцем и втайне уже завидовала будущей снохе: такого мужа в округе было не сыскать сильный, рукастый и, не по месту, благородный. Она всё удивлялась, как в таком неблаговидном районе родился человек с душой, и сама тихонько кивала в ответ, мысленно благодаря себя с мужем за доброе воспитание. Хотя, как воспитание воспитывать-то никто не учил, просто любили. За ни за что любили, и всё. Может, на самом деле это и есть воспитание, а не костюмы, в детсадах засунувшие в себя толстых тётенек, по талонам выдающие игрушки и гордо призывающие всех малолетних товарищей приступить к полуденному сну.
Ей просто повезло выйти замуж по любви, вот и ребёнок оказался любимым. И ни бедность не сломала сердечного отношения между родными, ни озлобленность за окном. А озлобленность на местных улицах была, ведь к окраине маленького города стекаются разбитые надежды, звенящие бутылками, клянёт всё подряд вездесущая брань, отсутствие денег вынуждает врать и идти вразрез с законом. Но везде есть исключения (не противовес ведь пойдёшь против жизни, она раздавит, не побрезгует), просто исключения, как и эта семья. Они не старались спрятаться, зарыться в свои выцветшие обои, а напротив, дружили с соседями; занимали и брали в долг; вместе ремонтировали машины, от которых осталось одно название; занимали на праздники стулья; латали покосившиеся сараи, переданные в наследство, похоже, ещё мамонтами. Они умели радоваться малому, ведь от жизни большего уже не ждали, да и с детства не видели ничего дальше знакомых дворов. А когда вокруг серо, то и глаз сереет, и что не так серо, как остальное, то уже, считай, бело.
Вот и стряпала с улыбкой женщина не вепрево колено, конечно, но её рыбный пирог с отбивными из лопатки был ничуть не хуже. Стряпала и радовалась своему простому человеческому счастью ужину в кругу семьи. Пусть не в трактире, но семья отметит по-тихому событие, расцелуется перед сном и мирно уснёт под привычные пьяные крики на улице. Но здесь они не назывались пьяными. Их расшифровывали конкретно: «Ага, значит, день правдоруба опять на полгода перенесли!» или «Лю́бош снова с женой поругался, теперь, хмельной и смелый, прощения просить будет!».
Наконец, пирог налился, отбивные нарумянились и улеглись на кислую капусту.
Сы́начек, идите к столу, родной!
Погоди, тут та́точек никак твою медовину найти не может!
Что за наказание, подлинно сгинула! издалека донёсся возглас мужского отчаяния, и жалостливо вдогонку: Я её зову-зову, а она не выходит!
Я её от тебя схоронила! Идите уже, сама принесу! крикнула женщина и цыкнула себе под нос: «Не выходит, говорит спряталась, видите ли»
Ну слава богу! Я уж думал, она на меня осерчала, выдохнул в комнате мужчина. Идём, милая, идём тогда!
Запело громче радио, расправилась скатерть, зазвенели тарелки и приборы, кружки и рюмки. По случаю повышения сына женщина собиралась поставить на стол не медовину, а свою лучшую домашнюю бехеровку на липовом цвете. Оглядевшись украдкой, она метко засунула руку под кухонную тумбу и извлекла красно-коричневую бутыль, протёрла подолом и усадила в центр стола вместо торта. Рядом поместила блюдо с нарезанными яблоками.
Женщина сделала шаг назад, чтобы оценить свои труды: ну да, чудо чудесное! и одобрительно кивнула сама себе.
Где вы запропастились? Уже накрыто всё!
Никто не ответил.
Я вас сейчас ругать примусь! Стынет стол!
Оба опять промолчали. Это что за новая игра такая?
Подбоченясь, она пошла в комнату.
Прямо в коридоре хозяйка ахнула и схватилась за сердце: у входной двери стоял на коленях её муж и вытирал рукавом кровь с лица. Над ним стояли незнакомые мужики.
Из-за угла выскочил главный из них и сзади одной рукой схватил женщину за горло. Она закашлялась и вцепилась ему в запястье ногтями, но без толку тот даже бровью не повёл. Он обратился к парню:
Я тебя выбрал! Пойдешь со мной, указал он на улицу. Забудь о семье теперь это твоё прошлое.
Нет, мой сыначек, нет, хрипела женщина, не вернёшься
Злодей сильнее передавил ей горло, и шёпот стих.
Пусти её, сжал кулаки парень и сделал шаг к главарю. Тот достал из кармана нож и чиркнул по щеке обвисшей женщины на фартук закапала кровь.
Мама! дёрнулся парень, но тут же получил рукояткой пистолета от одного из мужиков.
Не дури, малый, процедил главарь. Я могу и по-плохому. Он поднёс лезвие к горлу жертвы.
Не надо! сдался парень. Я пойду.
Здравая речь, ухмыльнулся главарь и дал знак своим: Мужики, в машину его!
Парня под локти быстро повели вниз по лестнице.
Главарь оттолкнул от себя женщину и направился к за ними.
Всё равно, прошипела она вослед, и на тебя когда-нибудь найдётся управа. Скольких ты загубил, зверь!
В дверях мужик обернулся и оскалился в ответ:
Я не Зверь. Ты прекрасно знаешь моё имя. Вы все тля! И с размаху он врезал ботинком в голову её мужу. Тот повалился без сознания.
Хлопнула дверь.
Женщина кинулась к окну: внизу навсегда увозили её сына.
Будьте вы прокляты!!! что было мочи вопила она и захлёбывалась слезами.
Из машины раздался выстрел, и стекло над её макушкой разлетелось на куски.
Тогда многие тайком смотрели сквозь шторы, но никто не вышел.
Глава 1. Лисий хвост
По лесу неслась девочка. Она взлетала над поваленными соснами и петляла между колючими тисовыми кустарниками. Неслась по опавшей хвое и ворохам разноцветной листвы. Тропа под ногами давно потерялась. Деревья по бокам всё густели и грозили схлопнуться ловушкой.
Топот за спиной постепенно приближался. Неужели догонят, думала она, неужели вот-вот схватят её за руку и никогда уж больше не увидеть свободной жизни?