Взяв чашки с кофе, мы вернулись к камину.
Георгий, не хочу вам напоминать, от волнения я часто перехожу на «Вы» даже с близкими мне людьми, но мы имели на сегодня определенные научные планы.
Не вопрос, сейчас допьем кофе, покурим и приступим к осуществлению этих планов.
В молчании мы неспешно допили кофе и выкурили по сигаре. Подхалюзин поднялся, глубоко вздохнул, пробурчал что-то о том, что баронесса определенно будет против, и направился к буфету. Поставил на столик перед нами бутылку шустовского коньяка и два фужера. Я молча, с удивлением, воззрился на бутылку.
Это от матушки, она передала небольшой запасец, гостеприимный хозяин с любовью посмотрел на коньяк.
Георгий, меня удивляет не шустовский коньяк, точнее, он меня и удивляет. Нам скоро выходить
Подхалюзин уставился на меня своим немигающим взглядом настоящего гипнотизера. Я вспомнил, что искусство внушения он изучал в знаменитой Харьковской школе гипноза и в очередной раз задался вопросом неужели им вправду делают операции на веках?
В одном разговоре старейший представитель нашего цеха, уважаемейший маэстро имя назвать не могу, извини поведал мне одну тайну.
Подхалюзин ловко открыл коньяк и плеснул в фужеры.
Ну, прозит!
Мы выпили, закурили. Я ждал продолжение объяснений.
Как ты знаешь, в Петербурге испокон веку уживаются два вида существ живые и нежить. Принято считать, что ареал распространения последней охватывает, в-основном, центр города. Нежить проявляется по ночам и особенно сильна в свете Селены. Это общеизвестные факты.
Подхалюзин еще плеснул коньяку и мы выпили. Я был весь внимание, мой друг относится к той породе людей, от которых в любой момент можно ждать сюрприза.
Ты никогда не задумывался, как так получается, что долгие годы большое количество людей живет бок о бок с огромной популяцией нежити, а жертв среди людей относительно мало? Да и то, страдают в основном приезжие!
Возможно, дело в особом навыке поведения коренных петербуржцев или в родственных, что ли, отношениях между ними и нежитью?
Про родственные отношения это мощная гипотеза! мой собеседник утробно засмеялся. Нет, я понимаю, наши дамы, если почувствуют «лавэ», уже не смотрят в паспорт кавалера гражданин он или нежить, но все же это ты сильно сказал! Да и первая идея не лучше
Подхалюзин искренне потешался. Я сконфуженно молчал. Он налил еще немного в бокалы, мы выпили. Кинув взгляд на бутылку, я отметил: «Прошли экватор».
Секрет, как говорится, на поверхности, in vinо veritas! мы выпили еще. Нежить страшно боится запаха алкоголя! Для нее чеснок по сравнению, скажем, с коньяком амброзия. А Петербург, как всем известно, город коньячный.
Некоторое время я переваривал услышанное и сопоставлял полученную информацию с ранее известными мне фактами, поэтому пили молча.
Определенная логика есть, но почему ты веришь этому нашему коллеге? я сосредоточился на четкости артикуляции, заодно безуспешно попытался сфокусировать свой взгляд на переносице собеседника.
Я поверил этому старому пердуну, потому что тому же меня учил мой дед Григорий, между прочим, наказной атаман казачьего войска! Подхалюзин в возбуждении привстал и наклонился в мою сторону. Казаки вот где эту нежить держали! он сжал пудовый кулак и потряс им в воздухе.
На Подхалюзина спиртное действует удивительным образом, в нем пробуждаются казачьи корни. Даже его речь становится какая-то казачья, что ли. Баронесса очень не любит, когда ее Георг превращается в подобие вышибалы из ресторана напротив. Сегодня Марты с нами не было и обструкция с ее стороны Подхалюзину не грозила. Я также чутко реагирую на грубые выражения и обязательно делаю замечание. Язык это наш дом, а грубость мусор в этом доме. Но в этот раз я как-то не обратил внимания на вульгаризм в речи Георгия.
А где казаки брали коньяк? наивно спросил я. Впрочем, они совершали набеги
Коньяк здесь ни при чём, они пили горилку, Подхалюзин плеснул еще. Нежить не выносит запаха любого алкоголя, просто коньяк пить приятнее.
Около получаса мы глядели на огонь в камине и курили в молчании. Все же это прекрасное изобретение камин! Нет ничего лучше, чем в промозглый осенний вечер сесть возле него, вытянуть ноги к убаюкивающему теплу очага
Ну, пора! Георгий грузно поднялся и направился в прихожую.
IV
На улицу мы вышли с некоторым затруднением, похоже, кто-то разлил на ступенях лестницы масло. Открыв дверь парадной, я с наслаждением вдохнул свежий воздух.
Георгий, я понял! Такие дворы строили, чтобы наблюдать днем звезды. Я помню, как однажды в детстве мы для этой цели забрались в деревенский колодец.
М-м-э, я раньше думал, что так строили для лучшего сохранения дворовых ароматов.
Подробности нашего путешествия до Фонтанки стерлись из моей памяти, однако Садовую мы перешли удачно. На мосту красовались русалки, особенно эффектные в лучах Селены. Георгий еще издали заговорил с ними, энергично потряхивая своим кулачищем. Рассказал анекдот, посмеялся. Когда мы проходили мимо, русалки захихикали и одна из них, сделав «ножкой», поцеловала Подхалюзина. Я так умилился этой сцене, что в голове поневоле родились поэтические строки. Стих мне показался недурственным, и я прочитал его в голос, как полагается, раскатывая «р-р-р» и выделяя подвыванием смысл произведения.
Светлокудрая дева рыцаря проводила
поцелуем на войну
и осталась ждать его возвращения
под Селеной на мосту
Я был собой доволен. На память пришла баронесса, как она аплодирует моим виршам! Какая все же у нее тонкая, романтическая натура! «Стоп, откуда у русалки ноги?» неожиданно подумал я.
Образованному человеку и настоящему врачу не пристало даже если и по ночам Георгий, та девка, что целовала тебя, она русалка или нет?
Целовала меня? Подхалюзин резко остановился, и я ткнулся носом в его широкую спину.
Ну да, поцеловала на Горсткином мосту.
Не вопрос Надо держаться освещенных мест, с непередаваемой грацией ускользнув от необходимости отвечать, Подхалюзин вновь устремился вперед.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Шли посередине проезжей части, где от многочисленных фонарей было светло, как днем. На перекрестке стоял полицейский патруль, состоявший из начальника и четырех дюжих полицейских, полностью экипированных дубинками, мечами, арбалетами, пиками, флаконами со святой водой и прочими спецсредствами. Начальник патруля небрежно скользнул по нам взглядом и, отвернувшись, принялся высматривать что-то в садике за Лазаретным переулком. Мы остановились неподалеку. Стало прохладно, и Подхалюзин достал из кармана предусмотрительно захваченную из дому фляжку. Мы выпили «по глотку», вкуса я не почувствовал, и мы продолжили свое путешествие.
Вскоре нашим взорам предстал Императорский вокзал. На фоне ночного неба его здание как будто парило в воздухе. Строгие белые стены венчал купол с острым, стремительным шпилем. Мне захотелось спеть что-нибудь патриотичное и одновременно глубоко лиричное. Нужная песня на память не пришла, и мы разговорились об архитектуре и ее влиянии на психику человека. Джордж, мне захотелось назвать моего друга именно так, по-домашнему, развил интереснейшую мысль, но говорил путано и мне было сложно следить за развитием его гипотезы. За обсуждением мы пропустили нужный поворот дороги и продолжили путь вдоль Введенского канала.
Надо сказать, что достаточно скоро мы пожалели об ошибке. Фонарей не было в принципе. Дорога освещалась столь любимыми нежитью лучами Селены. Справа вдоль дороги сплошной стеной стояли дома, слева тянулся темный, мрачный пустырь. Вокруг нас в тенях крутились какие-то существа, что-то чвакало, поскуливало, эпизодически раздавался гомерический хохот. Несмотря на принятый мной репеллент от нежити «Казачий», я чувствовал страх. Некто внутри меня ежесекундно норовил оглянуться. Этот некто очень хотел съежиться, стать маленьким, незаметным, он мечтал лечь на дорогу и спрятаться за кочкой. Откуда ночью берутся кочки на ровной днем дороге? Мой страх не смог ответить на этот вопрос.