В офицерском корпусе он вернул себе самообладание. Холодный рассудок вновь взял верх над импульсивным характером. Здесь он контролировал потоки сознания, и, куда важнее находился среди единомышленников. Кто-то пререкается. Голоса идут из казармы. Вмешиваются старшие чины, и за пять минут инцидент исчерпан. Виновные отправлены чистить конюшни, порядок соблюден. А вечером снова споры. «Я призван». «Ты доброволец!», упорно твердила Катрин, настороженно заглядывая в глаза. «Обязанность мужчины». «Не лги мне, я знаю: часть тебя прямо жаждала отмщения». «Собирается!» прокудахтала соседка, вышвыривая из окна напротив вещи своего мужа. Девушка всплеснула руками. «Видишь, к чему приводит». «Из чувства долга я пренебрегаю собственными желаниями во благо осточертевшего общества! Прихожу уставший, а дома меня душат тупыми, выблядскими расспросами!». «Мужчины! хмыкнула Катрин, вам нужна свобода, чтобы отнимать ее у других». «Это здоровая конкуренция». «Нет, это больное общество, разрывающее человека между семьёй и социальной ролью. Потакающее всякому распятию людской души на камне ненависти и вражды нарушителей его истин». «Смотри, как заговорила! обозлился Дион, жестокое противостояние, незримая внутренняя борьба, обвинительный уклон, защитная речь! Мы на войне и здесь не место подобным разговорам. Я уже сотый раз пожалел, что позволил тебе поступить в духовную школу!». «Я твоя жена, а не инструмент удовлетворения и детский инкубатор. Ты не видишь разницы между мечтами и желаниями, а я ее чувствую. Не слепым рассудком, которого не пронять никакой надеждой, а теплым, живым, бьющимся сердцем, слышишь! Тем, что сейчас отвергается в ничто! Вы, как в один голос вопите о долге, но на самом деле терзаете жену, ребенка, отца и матерь». «Не упоминай мою мать и не приплетай отца! Он отступил, когда требовался напор, а она Она Дион запнулся, ты меня путаешь! возобновил офицер ярость». На девушку резко напала усталость. «Поступай, как заблагорассудится». «Тебе достаточно признать, что ненавидишь меня». «Придумал способ избавиться от жены без обязательств? Соседи по койке надоумили?». «У меня нет времени на пустые разговоры. Хотела, чтобы я помог донести еду, поухаживать за ранеными? Хорошо, перед отъездом я выполню обещание».
Они сели в поезд. Дион чувствовал, Катрин чувствовала: жизнь катится под откос. Неужели ему, ей остается паразитически наблюдать и молча переносить невзгоды? «Да не отверзнутся уста ради хулы и похвалы» повторит старейшина Святилища. Смирение старческая мудрость и возрастная немощь. Эти добродетели стремились усердно наплодить юных монахов и монашек, отшельников мира, равно принимающих и скорбь, и благо. Ее мужа уже переодели в затворника, выдали отличительный значок, погладили по головке, дали покомандовать. Все завербован и готов вести армию. Когда угодно и куда угодно, ибо он убит, а затем воскрешен воином истины. Поезд ударил по тормозам. Пронзительный скрип. Вышел загорелый машинист в синей робе: «Котел накрылся». «Вот те на» затараторили пассажиры. «И что же, нам пешком переться?». «Просьба покинуть вагоны», донеслось из рубки. С передней скамьи встал накрахмаленный тщедушный человечек. «Не переживайте! Стоимость остаточного билета вам компенсирует транспортная компания по отдельно составленному запросу». «Тебе откуда знать, дохлик!». «На топливе экономят, жлобы!». «Принудительное расселение, шепнул кто-то позади, нас посадят на цепи». «Прошу соблюдать дисциплину!» вышли кочегары.
Пассажиров высадили за одну станцию до пункта назначения. Пришлось идти пешком. Жара выкашивала пустыри. От скуки жутко клонило в сон. «Ты вообще меня слушаешь?!» прокричала Катрин, но как-то блекло, точно из нее утекли все соки. «Пешком топать миль десять» сказал мужик, опираясь на хлипкую палку.
Они шли в одном направлении, но чувства, мысли порознь. Глаза угрюмы. Их томило собственное общество, но не менее отталкивало и присутствие других.
Фразы, произносимые со вздернутым носиком, милые покачивания головой его больше не забавляли. В чем-то она ужасно была похожа на его мать. Копировала ее нрав, манеры, будучи не знакома с ней. Точно она собрала свой образ из его кратких рассказов. Это было отвратительно, потому что он не мог отбиться от ее любви во всеоружии. «Знаешь, мои родители уехали из страны. Отец поругался с районным секретарем, и их в тот же день выселили из дому за долги по платежам. Они просили рассрочку, а власть горазда выставлять ультиматумы». Когда Дион наконец ответил, ей показалось, что у него гнусавый голос. «И как я сразу не заметила». «Чего?». «Неважно». Он резко выпрямился, вытягивая шею. Горизонт притягивал его больше разговора. «Тебе плевать на мои соображения», с сожалением проговорила девушка. Дион что-то возразил, но теперь уже ей было безразлично. Он не поменяет точку зрения, даже, если солнце сойдет с орбиты, а земля рассыплется в труху. Ей подумалось: такая негибкость, агрессивность к инородному похожа на состояние душевнобольного. «За какой-то месяц наши дороги разошлись». Они отдалялись, закрывая подступы друг к другу. И из-за чего? Внешнего события, определившего ток времени? Того, что в последнюю очередь должно влиять на любовь. Неужели Дион в тайне рассчитывал на то, что война предотвратит их союз? Расторгнет договор, а с ним и все последствия. Он умело подтасовал факты, выставляя ее неправой. Привилегированное большинство на его стороне, поощряет размолвки, разобщенность, пока они на благо общества. Все в жертву социальной нужде, коллективной потребности. «Люди-автоматы Несчастные создания машинной эпохи» вспомнила она строчку из Легенды о Страннике. Этом призрачном вестнике глобальных перемен.
Вот они ступили на знакомый тротуар. Горячая плитка прожигала ступни сквозь подошву. Шея обливалась потом, иссушенные волосы скрючились в тонкие лоскутки. И все же, было приятно встречать белое полупустынное солнце, невзирая на расколотое, осыпающееся сердце. Поначалу холод обволакивал тело, ничто не могло прогреть ее, но серебристая звезда пропекала насквозь, точно стеклянную вазу, прозрачную дышащую эфемерную субстанцию. Втолкнуло тяжесть. Весомое, теплое ощущение присутствия чего-то живого в ней, как бьющееся сердце ребенка под грудью матери, растекаясь приятным теплом в животе, резервуаре жизни.
Хрустальные горы поблескивали, приглашая путников в голубые пещеры. Поигрывая шершавыми гранями. Из-за сгустившегося воздуха казалось, что они не шли, а плыли, помещенные в аквариум. Создавался эффект матового стекла, приглушающего реальность. Мир замещало воображение. Стерильное, чуждое всякой пышности, обилия материального. Неясное, излишне стертое. Для Катрин оно всегда было беднее чувственности подобно каверзному, туманному сну, выветривающемуся с ясным рассветом. Пассажиры бы сбросили ношу и завалились в небытии, если не сухой песок, забивающийся в ноздри. Мышечные спазмы возвращали остроту плоти, и люди, встряхивая головами, шли и шли вдоль дороги. «Симон, долго еще?». «Ворчишь, как старая собака». «Обожди, доберемся до города я тебе зубы пересчитаю». «Зудят мухи, лучше бы водой поделились». «Эй, солдат, доколе нас погонять будут?». Пары глаз алчно уставились на Диона. «Чего?». «Спрашиваю: когда уедете на войну?». «Брешете господа, мальков поминать! Едва с пеленок вылезли, а вы им: судить о будущем!». Он побелел: «За оскорбление чести офицерского мундира вас могут вызвать на дуэль. Оставьте шальные мысли и работайте». Пожилые приумолкли. Тот, что слева оскалился, плюясь под ноги, да приговаривая: «и на обочине выделываются, подонки». Дион потянулся за револьвером, осознавая, что всякий раз с неизбежностью вынужден обращаться к оружию. Дурные, нечистые отщепенцы, попирающие «С ума сошел?! подивилась Катрин, хватая его за локоть, убери!». Дион пылал желанием непременно разделаться с оскорбителем, но остаточное чувство меры и близость знакомого существа перевесили тягу к расправе. Он отвлекся на окружение, подыскивая образы из неживого пространства, чтобы перенести на них эмоциональный всплеск или увидеть отражение собственного характера. Гремучие, жесткие мысли превосходно вписались в дальние, резко обрисованные объекты. «Сталь» потомок благородных минералов. Железный силуэт кольца частокола, опоясывающего рудники этот дисциплинарный обруч, сжимающий черепа вольнодумцев Рядышком гигантские колпачки, опускающиеся на землю с помощью сервомоторов, упрятанных в глубине горной породы. Мощными насосами они вытягивали из недр полезные ископаемые. По левую руку, за горными массивами, растянулась прерия. Ее вспахивали передвижные платформы, прицепленные на конвейерные ленты, идущие рука об руку друг с другом. Вдоль горизонта плыли инеевые облака то сжатый ледяной газ вырывался на поверхность. Тот, что использовали в тяжелой промышленности. Сталь, один из самых твердых сортов металла, тяжелый в добыче, выборке высокого качества, но всюду необходимый и крайне полезный. Ее блестящая, гладкая полированная поверхность наиболее точно отвечала запросам дисциплины и морали. Без стали не основать жизнь, эту серьезную не прозябающую мантру цивилизации. Она и стержень, и ось становления. В чем можно упрекнуть столь практичную форму? В холоде и жесткости? Ее можно разогреть, и вот она пластична, выплавляй любые вещи, запечатлей изваяние. Железная руда универсальный материал, как и человек, строящий новое общество. Каждый сознательный гражданин своей страны понимал эту двойственную природу стального диска, написанного на имперском гербе. Дион нашел себя, когда разруха, войны, мелкие перебежчики, беспредел и беззаконие пресекла зарождающаяся империя. Она приняла в свои ряды отщепенцев, выброшенных во власть стихии и случая. Да, в ранней юности у него было желание стать художником. Но он умерил требования, помня о спасителях. Эти мужественные люди прогнали кочевые народы, установили дисциплину, помогали в реорганизации поселений и обучали детей ремеслу, полезным навыкам выживания, а, так же, прививали тягу к знанию собственной истории.