Первоначальные вопросы кто и зачем дополнились вопросом за что. Но можно ведь и иначе взглянуть на побудительные причины
Тут я себя оборвал и, решив больше не дозваниваться, а отправиться к Большаковым без предупреждения и, если что выломать им дверь. Но по пути мне нужно было проверить одну пришедшую на ум идею.
Сойдя с маршрутки на том же углу, с которого накануне уезжал, только на противоположной стороне, я зашёл тут же рядом в «Пятёрочку», где давеча покупал приятный грузинский коньяк. Покупателей почти не было, работало всего две кассы, а остальные продавщицы, которые в этой торговой сети, в отличие от гипермаркетов, ещё и кассирши, занимались выкладкой товаров. Подошёл к одной, которая как раз добила палет с молоком и стояла вроде как любуясь плодами рук своих, а на самом деле передыхая после долгого «фитнеса».
Добрый вечер! Я хочу разыграть жену
Она не дала договорить, окинув меня быстрым цепким взглядом:
У вас нет жены.
Что, настолько неухожен? вдруг сробел я, обычно непробиваемо нахальный.
Наоборот слишком ухожены. Так выглядят мужчины, которые боятся, чтобы не подумали, что они опустились без женщины.
Я ничего не боюсь, улыбнулся я, удивляясь себе, что на мгновение позабыл: я же скрипторис, а не просто проветриться вышел. Но я и верно живу без жены. Но разыграть хочу всё же женщину
Что, дурой выставить? снова она меня перебила, скривившись, и продолжила истерично: Хватит уж дур из нас делать!
Хм, явно сегодня спала одна. А может быть и всю последнюю неделю.
Нет, дураком я хочу в этом розыгрыше выставить себя. А она чтобы посмеялась.
Добрый такой, да? скривилась она уже по-другому. Говори, чё те нужно!
Вы же пойдёте за кассу
И опять был перебит:
Чё я сегодня там не видела?! Пусть Светлана, раз умная такая, сама и сидит! выкрикнула она в пустоту и затем уже мне: Чё те надо-то?
Я уже не был уверен, что стоит сказать вдруг ещё полицию позовет. Винтить меня, конечно, не станут, по возрасту, но все их немые укоры, этих пацанчиков в странной такой униформе, мне тоже не улыбаются. Однако, помедлив, решился:
Могли бы вы выбить мне чек вот, скажем, за молоко
Я опрометчиво снял с полки бутылку из первого ряда, который она только что выровняла, и потому моментально получил по мозгам:
А снизу нельзя было? Только что подровняла и вот снова возиться Сдохнуть мне, что ли, при этом молоке?!
Да что вы слова мне не даёте сказать! взорвался я. Мне нужен чек. Но чтобы на нём стоял завтрашний день. Как будто я купил это молоко в будущем и доставил сюда.
Так бы и сказал сразу, пробурчала продавщица-кассирша. А то морочит мне голову Это и есть твоя добрая шутка где ты дурак, а она смеётся? А мне кажется, ты как раз её дурой выставить хочешь чтобы она поверила, что приволок молоко из понедельника.
Какого понедельника? я был уже совершенно дезориентирован.
Так завтра ж понедельник. А ты припрёшься в воскресенье: смотри, моя милая, я гостинчик из понедельника притащил, куражилась она и вдруг осеклась и сказала совершенно вменяемо и дельно: Нет, невозможно. Аппарат автоматически выставляет дату, как и сумму в процесс не вмешаешься, даже если сильно захочешь. И опять продолжила дурашливо: Так что неси, голубчик, в воскресенье молоко из воскресенья!
Я поставил взятую было бутылку на место и демонстративно подравнял бутылочный строй. Она оценила:
Такому бы я подкрутила дату, чего уж Но только не в моих силах, прости.
Очередной следственный эксперимент показал однозначно: идея с подделанным чеком стопроцентно тухлая.
Я вышел из магазина, пересёк Будапештскую и поднялся в доме за «Бургер-кингом» к этим мне очень теперь подозрительным Большаковым.
11. ОБОНЯНИЕ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО
Ещё в лифте я учуял своим гипертрофированным обонянием самый вкусный запах на свете жареной баранины. У меня правда обоняние ну если не как у героя телемыла «Нюхач» тот всё же персонаж вымышленный и способности его природные тоже выдуманы, то всё равно доставляющие мне массу неудобств. Я, например, никогда не пользуюсь никакими одеколонами именно в силу этого. Помнится, в детстве я очень любил ходить с папой в баню под номером 3 на Пушкинской улице Ташкента. Правда, мы в доме звали её баней Метрикова, так и говорили: «Завтра идём мыться к Метрикову», а что номер её, по-современному, третий, я прочитал на ней сам, а родители, похоже этого и не знали. Называли так с подачи, естественно, папы старого ташкентца, мама-то ведь моя ленинградка, приезжая, но она восприняла папину манеру у них в Ленинграде тоже так принято по-старинному места и дома называть. Например, когда меня первый раз привезли в Ленинград летом 1960 года, по окончании первого класса, мы пошли от Московского вокзала по Лиговскому мама хотела показать нам Ямские бани на Достоевского, где за месяц до этого мылся Гёргельсанч и мама, сворачивая в Кузнечный, указала на обшарпанную громадину, которая всеми своими глазницами окон сурово взирала с Лиговского на переулок, просматривая его насквозь: «А это Перцев дом самое прежде бандитское место. А может и теперь тоже»
Столько всего наговорил вам непонятного, что, пожалуй, погожу, звонить в дверь к Большаковым, из-за которой и струился, естественно (местные баранину кушать не обожают), этот богоподобный аромат, и сделаю пояснения. Нас так учили смолоду: нечего умничать, писать надо так, чтобы даже уборщица тетя Клава всё понимала с полуслова. Ну вот, а тут поди не одна тётя Клава, а целый конклав тетейклав тьфу, угораздило, теперь ещё и что такое «конклав» придётся объяснять. Ну я по-быстрому, копипастом из Википедии: «Церковное: совет кардиналов, собирающийся для избрания папы». Тёти Клавы, понятно, никаких пап не избирают, даже своих-то собственных не всегда знают, в силу нынешней стратификации (то бишь расслоения общества), так что это в переносном смысле сказано, мол, читают и судят-рядят, совсем автор чокнулся со своим чеком или только придуривается.
С чего начать-то мне? Начну по порядку почему мылись в Ташкенте у Метрикова. Не все, разумеется, главным образом с окрестной одноэтажной дореволюционной ещё селитьбы, но очень многие приезжали и с дальних концов города. По этой причине в бане всегда клубились умопомрачительные очереди в общее отделение по рубль шестьдесят в номера по 8 целковых не ходили, но не из скаредности, а брезговали: не дай бог подцепить, как папа выражался, «дурную болезнь». В мужском общем отделении очередями рулил громадный лысый банщик Махмуд, который выпуская из раздевалки очередного розового поросёночка, благодушно, но строго басил: «Адын войдыте!». Нас с папой он считал за одного, поскольку папа знал ещё его дедушку, пострелёнка Саида, разносчика газет в редакции «Туркестанских ведомостей», где в начале прошлого века печатали папины первые стихи. Его приветил Николай Гурьевич Маллицкий, фигура в Ташкенте знаковая: любимый гимназистами учитель истории, привезённый из Петербурга Фёдором Керенским, потом, после казуса с военным министром Куропаткиным, о котором сейчас уж совсем неуместно рассказывать, иначе мы до ночи не разойдёмся, редактор газеты Туркестанского генерал-губернаторства, которая при нём набрала наибольшую популярность, а позже, после казуса, связанного уже с губернатором края Субботичем (но не по его вине, а из-за эмира Бухары), ташкентский городской голова вплоть до победы Великого Октября, когда власть перешла от городской думы к Ташсовету. Он и позже не затерялся, а став учёным-географом, профессорствовал в моём университете до самой своей смерти уже после войны. А приветил он папу после папиного триумфа, когда героиня его запутанности между двумя очаровательными созданиями (совсем как у меня через 70 лет вот ведь, блин, семейка!), Лизонька Шорохова поздняя дочь героя взятия Ташкента генерала Шорохова, товарища моего прадеда по черняевскому отряду, спела музыкальную балладу собственного сочинения на папины стихи в Военном собрании, на торжествах по поводу 40-летия победного штурма Ташкента. Как мне хочется прочитать вам эти замечательные стихи, но тема не та, да и время не то