«Почему было сразу не высадиться в Нортумбрии?» спросил однажды Шеф, утерши пот и пригласив следующего заказчика.
Дюжий лысеющий викинг с помятым шлемом рассмеялся на это громко, но беззлобно. Он заявил, что самое трудное начать кампанию. Провести корабли по реке. Найти место для стоянки. Раздобыть тысячи лошадей. Войска отстают, суются не в ту реку. «Будь у христиан, сплюнул он с чувством, хоть толика разума, нам бы не дали и начать перебили бы сразу». «Только не под командованием Змеиного Глаза», заметил другой. «Может, и так, согласился первый викинг. Может, не со Змеиным Глазом, а с кем помельче. Помнишь, как было с франками, когда нас вел Олав Кетиль?» «Да, согласились с ним, лучше освоиться понадежнее, а уж потом бить. Хорошая мысль. Но нынче вышло наоборот. Освоились слишком надежно и пустили корни».
Большинство заказчиков сошлись в том, что дело было в короле Эдмунде Ятмунде, как они его называли, и непонятно одно: почему он вел себя так глупо? «Легкая добыча грабь себе, пока не сдастся». «Но мы не собирались грабить Восточную Англию, посетовали заказчики. Слишком долго. Слишком мало. Во имя ада почему бы королю не заключить разумную сделку, не заплатить нам? Он получил предупреждение».
«Перегнули палку, наверное, с этим предупреждением», подумал Шеф, вспомнив бескровное лицо Вульфгара, лежавшего в лошадиных яслях, и осязаемый гнев народа, разлившийся по лесам и полям. Когда он спросил, зачем викингам так приспичило захватить Нортумбрию крупнейшее, но всяко не богатейшее английское королевство, собеседники покатились со смеху и долго не могли успокоиться. А потом он услышал жуткий рассказ о Рагнаре Лодброке и короле Элле; о старом вепре и поросятах, которые расхрюкаются; о Вига-Бранде и о том, как он издевался в Бретраборге над самими Рагнарссонами. Юноша вспомнил непонятные слова, услышанные от человека с посиневшим и распухшим лицом в змеиной яме архиепископа, которые тогда показались пророчеством.
Теперь он понял необходимость мести, но его интересовало кое-что еще.
Почему вы поминаете ад? спросил он у Торвина однажды вечером, когда они покончили с трудами и грели эль в кружке, поставленной на остывавший горн. Разве вы веруете в место, где после смерти наказывают за грехи? В ад веруют христиане, но вы же не христиане.
С чего ты взял, что «Hell», «ад», христианское слово? отозвался Торвин. Что означает «Heaven»? На сей раз он воспользовался английским словом «Heofon».
«Небеса», что же еще, недоуменно ответил Шеф.
А также место, где христиане блаженствуют после смерти. Это слово существовало до христиан. Они просто позаимствовали его и наделили новым смыслом. То же самое с адом. Что означает «hulda»? Теперь он употребил норвежское слово.
Это значит «скрывать», «прятать». Как «helian» по-английски.
То-то и оно. «Hell» это то, что скрыто. То, что находится под землей. Простое слово, как и «Heaven». Ему можно придать какой угодно смысл. Но, отвечая на второй вопрос, скажу: да, мы верим в место, где после смерти наказывают за грехи. Некоторые из нас его видели.
Торвин помолчал, будто не знал, как далеко ему дозволено зайти в своих откровениях. Когда он нарушил тишину, его речь наполовину уподобилась пению, став медленной и монотонной, как у монахов из монастыря в Или на предрождественских бдениях Шеф слышал их однажды, давным-давно.
Торвин тряхнул головой:
Да, мы верим в наказание за грехи. Возможно, расходимся с христианами в том, что считать грехом.
Кто это «мы»?
Пора рассказать, пожалуй. Мне не раз приходила мысль, что ты призван знать.
Они потягивали теплый пряный эль в мерцании умиравшего огня; снаружи засыпал лагерь. И вот Торвин заговорил:
Слушай, как это было
И он рассказал, что все началось много поколений назад с тех пор прошло лет полтораста. Тогдашний великий фризский ярл, который правил народом по другую от Англии сторону Северного моря, был язычником. Но он решил креститься, услышав предания из уст английских и франкских миссионеров и почитая чувство родства, существовавшее между его народом и нынешними англичанами-христианами.
По обычаю тех времен, крещение проводилось публично, на свежем воздухе, в большом водоеме, который миссионеры соорудили для всеобщего обозрения. После того как в нее окунется ярл Радбод, за ним должны последовать его придворные, а в скором будущем и все фризы, все ярлство. Не королевство ярлство, ибо фризы были слишком горды и независимы, чтобы удостоить кого-либо королевским титулом.
И вот, разодетый в алые одежды и горностаевые меха поверх крестильной рубашки, ярл подошел к купели и опустил ногу на первую ступеньку. «Он и впрямь погрузил ее в воду», заверил Торвин. Но затем Радбод обернулся и спросил предводителя миссионеров это был франк, которого соотечественники звали Вульфхрамном или Вольфравеном, Волковороном, правда ли, что едва он, Радбод, примет крещение, его предки, ныне томящиеся в аду среди прочих проклятых, будут выпущены и обретут дозволение дождаться своего потомка на небесах.
Вольфравен ответил, что нет, они суть язычники, которые не крестились, и потому не могут спастись. Что нет спасения помимо Церкви. Он подкрепил сказанное, повторив на латыни: «Nulla salvatio extra ecclesiam». А потому не будет искупления тем, кто очутился в аду. «De infernis nulla est redemptio».
«Но моим предкам никто не говорил о крещении, возразил ярл Радбод. Они и отказаться-то не могли! Зачем же их мучить за то, о чем они не имели понятия?»
«Такова воля Господа», изрек франкский миссионер. Наверное, он пожал плечами. Тогда Радбод вынул ногу из купели и поклялся, что никогда не станет христианином. Он заявил, что если придется выбирать, то он лучше поселится в аду со своими невинными предками, чем в раю со святыми и епископами, которые ничего не смыслят в правде. И он начал великую травлю христиан по всему фризскому ярлству, возбуждая ярость франкского короля.
Торвин хорошенько приложился к кружке и тронул маленький молот, висевший на шее.
Так все и началось, сказал он. Ярл Радбод был великим провидцем. Он понимал: коль скоро священство, книги и письменность будут только у христиан, то их учение в конце концов примут все народы. И в этом сила последователей Распятого и в то же время их грех. Они ни за кем не признают малейшей толики правоты, помимо себя. С ними нельзя будет договориться. Они не согласятся на полумеры. И чтобы сразить их или хотя бы удержать на расстоянии вытянутой руки, Радбод решил, что северные земли должны обзавестись собственными жрецами и собственными преданиями о том, что есть истина. Так был основан Путь.
Путь, подтолкнул Шеф, когда Торвин как будто утратил желание продолжать.
Вот кто такие «мы». Жрецы Пути. Наш долг троякий, и так заведено с тех пор, как Путь пролег через земли Севера. Первая обязанность служить древним богам-асам, Тору и Одину, Фрейру и Уллю, Тиру и Ньёрду, Хеймдаллю и Бальдру. Те, кто имеет глубокую веру в этих богов, носят амулет, как у меня; это знак того бога, которого они почитают превыше других: для Тира меч, для Улля лук, для Хеймдалля рог. Или молот для Тора, как у меня. Этот знак носят многие.
Наша вторая обязанность кормиться каким-то ремеслом, как я живу кузнечным делом. Ибо нам не дозволено уподобляться жрецам бога Христа, которые сами не трудятся, но берут десятину и подношения от тех, кто работает, и обогащаются, и набивают добром свои монастыри, так что земля стонет от их поборов.
Но третью обязанность растолковать нелегко. Мы должны размышлять о грядущем, о том, что произойдет в мире этом, а не будущем. Видишь ли, христианские жрецы считают сей мир всего-навсего остановкой на пути в вечность, а истинный долг человечества видят в том, чтобы пробыть здесь с наименьшим ущербом для души. Они думают, что этот мир и вовсе не важен. Он не интересует христианских священников. Они не хотят познавать земное бытие.