Информация от старика Казимира, отправленная мне, судя по дате, в субботу, вызвала у меня двойственную реакцию: в руководстве польского ополчения всё чаще звучат мысли о бессмысленности восстания и возможности заключения мира и представлении всех зачинщиков перед украинским судом. Я прекрасно понимаю, что в эти списки входят и старик Казимир, и Пекинский сотоварищи, и даже я сам. Согласно украинскому законодательству, за попытку насильственного захвата власти, максимальным наказанием является пожизненное лишение свободы в какой-нибудь захирелой, гнусной колонии особого режима. Но чутьё подсказывает, что власти припишут преступления необоснованные, абсурдные, местами нелепые, чтобы поляков смогли законно приставить к стенке и подарить каждому несчастному граммы свинца. Такая перспектива меня ни капли не устраивала, ведь я не только себя подставлял под острие украинства. За эти дни, что я навещал в жёстких комендантских условиях Соню Зимину, я успел к ней привыкнуть, привязаться. Мы беседовали абсолютно обо всём: о культуре, спорте, о конце света, даже о сексуальности, о которой мне было очень неловко говорить в присутствии тринадцатилетней девочке. Оказалось, она знает слегка больше фактов, касающихся этой пикантной темы, чем я.
Ты мне так и не ответила на мой вопрос, вспомнил я нашу первую встречу.
Соня всё улыбалась, изредка приглаживая свои волосы.
Какой?
У тебя есть молодой человек?
Тут я совершил тактическую ошибку, улучив момент для питья горячего чая с бергамотом.
Комплексуешь из-за того, что про сексуальность я знаю больше тебя?
Случилось то, что случилось. Слизистая рта мне это не простит. В течение добрых двух минут я кашлял, пытаясь избавиться от чая в дыхательных путях. Соня очень ласково и сильно стучала мне по спине, после чего она применила способ Геймлиха, от которого я стал вдыхать воздух со звуком икающего суриката. После чего она снова села напротив меня и продолжила пить чай с бергамотом, лукаво подмигивая мне. Чего она хочет этим добиться? Показать, что она более образованна, чем юноша на вид лет шестнадцати-семнадцати? Меня даже это не волнует так, как собственно моё отношение ко всему происходящему. Я не могу точно описать своё состояние, удивительно, не находятся слова, которые максимально точно смогли бы охарактеризовать мою внутреннюю картину А если это болезнь? Всегда отбрасываю этот вариант, потому что такая симптоматика ни к какой известной медицине и психологии болезни не подходит. А если это любовь? Неужели я влюбился? И как поступать далее? Объясниться Соне, или мучиться дальше, держа свои чувства, ранее мне неизвестные в себе?
Знаешь, Соня, решился я начать свою отчаянную попытку признания в любви, я прежде никогда не знал таких образованных девочек, которые спокойно могут говорить с парнями на такие щекотливые темы. Со мной такое впервые, но я не знаю, как это описать.
Ты уж постарайся, Андрей, нет ничего во Вселенной, что нельзя описать даже одним словом, Соня всё так же сохранила улыбку на лице.
Только ты не подумай, что я с приветом в голове и по жизни.
А ты постарайся.
Хорошо, я постараюсь, я сделал паузу и начал, Соня, мы с тобой знакомы вот уже четыре дня, мы с тобой уже всё на свете обсудили. И мне часто кажется, что я тебя знаю гораздо дольше, не четыре дня. Я я я люблю тебя, Соня. Не умею слова связывать, в первый раз у меня такое.
Соня молчала. Даже кружку с чаем поставила подальше. Она смотрела попеременно на меня и в потолок. Если я впервые объяснялся в любви девушке, то Соня впервые слушала объяснения в любви от парня. Всё-таки у неё не было молодого человека. Мы долго молчали. Я решил прервать молчание:
Я, наверное, пойду.
Уже уходишь, Андрей? помрачнела Соня.
Украинский патруль это не только два парня, вымолвил я, я ведь не каждого украинца могу послать на хер.
Завтра придёшь ко мне? спросила Соня.
Если ты, конечно, будешь рада меня видеть.
В силу вскрывшихся обстоятельств, у меня на тебя появились планы.
Я от удивления бегло осмотрел дом Сони. Вот ситуация, даже не успел оценить квартиру. Двухкомнатная, светлые обои, люстры, похожие на цветки белой лилии, фортепиано Ух ты, инструмент. Чёрный полированный. Соня поняла, что я приковал свой взгляд на нём:
Беларусь.
Что? я повернулся к Соне.
Инструмент называется так. «Беларусь». Хорошие были инструменты. Недавно возобновили производство. Этот, кстати, Соня открыла крышку фортепиано, четвёртый из новой партии. Давай я тебе сыграю. Вот я неумелая, даже не устроила тебе экскурсию по своему жилищу.
Соня села за инструмент, я снова вернулся к столу. Она сыграла вальс, я не слышал его ранее, но этот вальс был великолепным. Сонины пальцы плыли над клавишами, её тело в такт музыке двигалось, помогая вжиться в музыку. Я старался лишний раз не дышать, музыка была очень красивой.
Знаешь композитора? спросила Соня по завершении игры.
Даже предположений никаких нет, ответил я.
Грибоедов.
Который дипломат и драматург.
Именно.
Ранее не слышал этого вальса.
А ты умеешь играть?
Не буду скрывать, сам я тоже играю, семь лет оттачивал своё умение игр: джазовые этюды Дворжака, вариации на тему Коли Паганини, марши разные.
Сыграй мне.
Честно говоря, мои руки давно отвыкли от клавишной муштры.
Обязательно, но в другой раз, Соня.
Она мне подмигнула:
Ловлю на слове, немного подумав, ещё добавила, Андрей. Уже пойдёшь?
Я кивнул.
Хорошо, но для начала закрой глаза, попросила Соня.
Что же ты ещё задумала?
Просто закрой глаза, на этот раз более настойчиво потребовала Соня.
Я закрыл. Наступило молчание. И тут я ощутил лёгкое прикосновение тёплых губ на лбу. Вегетативная нервная система первая оценила этот приятный подарок от Сони Зиминой, девочки, которая играет на пианино так же хорошо, как и пишет осаждённые пейзажи древнего Львова.
Как дошёл до гостиницы не помню.
Софья тихо расплакалась, чтобы не привлекать внимание Ильи.
«Боялся, глупыш», думала она, прижимая листки к сердцу.
День 06-го ноября 65-го года
Казимир и Пекинский меня разбудили ни свет ни заря.
Поднимайся, спящий красавец, грубым многократно сломанным голосом крикнул старик, Типография сворачивается, Проект переезжает в другой город.
Я, не открывая глаз, спросил:
Кукуда, дядя Казимир?
Эвакуируемся в Люблин. И поторопись, если не хочешь оказаться в числе военных преступников. Завтра украинские парламентёры здесь подпишут Акт о независимости Львува.
Тогда я иду, только халат накину.
Рубашку наденешь. Лучше смирительную, ответил Пекинский.
День 07-го ноября 65-го года
В торжественной обстановке представители Украинского государства и польской диаспоры города Львова подписали мирный договор. Через два часа картографы начали печатать карты с новым государством в Европе Вольный город Львов. Первые паспорта граждан Вольного Львова получили Казимир Огинский, Дональд Пекинский и Андрей Синеозёрный, то есть я. Паспорта, дающие нам права граждан, чтобы тайно продолжить работу типографии.
День 08-го ноября 65-го года
В гостях у Сони Зиминой я сыграл старинную музыку советских композиторов, о которых Соня не знала. Так получилось, что мы болтали до трёх часов ночи. Потом мы засыпали в обнимку на диване, либо же на полу рядом с фортепиано. И это только начало. Я в это верю. Придёт время, и я сделаю ей предложение руки и сердца.
Соня, подошёл Илья, почему ты улыбаешься как первоклассница на выпускном?
Он у меня такой глупыш, но я его всё равно люблю. Он такой зайка, он ведь ко мне каждый день приходил, мягко ответила она.
Понятно, не хочешь узнать, что я узнал из пиктограмм нашего общего товарища?