Я не хотел подвергать тебя большому риску, связанному с твоим знанием о проекте. За всеми нами шла настоящая охота, причём не только здесь, но и везде, где бы мы не разворачивали нашу работу. Думаю, Апостол сделал большую паузу, чтобы обнять невесту. Поражённая тайнами деятельности Софья сама приблизилась, обняла Андрея и заплакала, ну не плачь, солнышко, со временем ты поймёшь, почему я скрывал это от тебя. Львовское восстание. Я думаю, что ты догадываешься, что это отчасти наших рук дело.
Я знала, смогла только сказать Софья. Андрюша, мне совершенно по барабану, какой деятельностью ты занимаешься. Не это главное для меня, пойми, родной, Она снова заплакала. Ты знаешь, что главное для меня.
Знаю, зайка, Апостол шептал на ухо, я тебя сильно люблю, и никто не сможет нам помешать, нашей большой любви.
Их губы встретились. Они всегда целовались со всей страстью, со всем желанием бросить всё к чертям, перебраться в Западную Белоруссию, построить большой дом с фонтаном и жить в уединении, забыв предыдущую жизнь и умереть в глубокой старости в один день во сне. В своих кругах они были самой завидной парой, их боялись и уважали. Апостол никогда не появлялся на мероприятиях различного уровня без Софьи. Да и на встречах они бывали недолго, пообщавшись с деятелями, они вежливо уходили и отправлялись домой, либо в усадьбу, что в деревне Сокол в трёх километрах к северу от города.
Мне пора, родной, после нескольких минут поцелуя, Софья тихо сказала, Прости, что не могу быть дольше.
Апостол мягко поцеловал Софью в лоб и ответил:
Да, родная, но через два дня мы снова будем вместе. Давай до осени мы покинем город. Только ты и я. И никого. Никаких университетов, никаких оркестров. Закроемся в усадьбе.
И что же мы будем там делать, авантюрист ты мой? Софья подмигнула.
Я не могу раскрыть все мои планы сразу, но одно тебе гарантирую: скучно нам точно не будет.
Они снова крепко поцеловались.
Софья медленно пошла к выходу. Ей не хотелось оставлять своего возлюбленного, но правила госпиталя есть правила госпиталя.
Она закрыла дверь в палату и направилась в сторону выхода.
Дождь давно закончился, кое-где дорога уже высохла, солнце в закате осветило молочно-розовым цветом город, который полным ходом готовился ко сну. Софья ждала такси, ведь свою машину она оставила у музыкального училища. Такси всё не подъезжало, но зато к ней подошёл мужчина средних лет в форме полковника службы безопасности.
«О, вот и подъехал воронок к суду», подумала Софья, вглядываясь в больные желтоватые глаза.
Гражданка Зимина. Моя фамилия Черкашин. Контора государственной безопасности.
Софья, сделав наглое выражение лица, протянула обе руки, сложенные вместе. Черкашин, однако, не оценил этот жест неизвестно доброй ли, злой ли воли.
Уберите руки, я не за этим. Если понадобится, на каждого из ваших друзей найдётся браслет. Я пришёл поинтересоваться у вас.
Один. Лишь. Вопрос, товарищ полковник, Софья оставалась наглой и возмутимой.
В этом городе есть родственники у Синеозёрного?
Софья призадумалась. Апостол не упоминал, что в этом городе у него могут быть родственники. Они ведь вместе приехали из Львова. Не без помощи Казимира Огинского, ныне покойного.
Софья собралась ответить, но к ним подъехал синий «Мерседес». Из него вышел Илья Малышев, не в настроении.
Всех не пересажаешь, полкан! бросился к Черкашину Илья.
Малышев, угомонись и вернись к штурвалу, Софья очень громко крикнула, что даже зеваки на противоположной стороне проспекта остановились, чтобы посмотреть на продолжение, которого никто не планировал.
Ладно, гражданка начальник, сажусь за штурвал. Дорогу покажешь Малышев вернулся в автомобиль.
Гражданка Зимина, отозвался наконецто Черкашин, вы не ответили на мой вопрос касательно
Есть, но он умер и его захоронение никому не известно. Прощайте, товарищ полковник Софья не успела проститься, так как Илья выдавил газ на полную, и «Мерседес» стремглав понёсся по проспекту в сторону недостижимого горизонта, оставив полковника в раздумьях.
Соня, спокойным голосом спросил Илья, а чьё мёртвое местоположение так и не известно никому.
Ну как ты мог такое забыть мог, кудрявый мальчик? Софья так же оставалась наглой, один из родственников Андрея, старый Казимир Огинский.
Ну.
Умер он.
Это понятно, что умер он. Что с того?
В том то и мистика, что пышных похорон не было, потому что человек и при жизни стал мрачной легендой, но так и никто не знает, где могила.
А зачем её искать? Пусть прах покоится с миром, грех тревожить могилу.
Ты это скажи украинским националистам! Софья перешла на крик.
Илья сразу замолчал.
Молчание затянулось. Пять минут тишина господствовала в салоне машины.
Как он?
Софья не ответила.
Ты обиделась?
Нет.
Он что-то сказал? Или ты не спрашивала его про Пекинского и Збарскую?
Нет. Но он дал мне свой ежедневник, Софья достала из сумки упомянутую вещь, полученную у Апостола.
Вот ты молодец. Как я сразу не додумался. Он ведь всегда с этой книжулькой ходил, хоть на концерт, хоть в туалет. Ну, что там, читала уже?
Только первую страницу, Софья открыла на титульном листе ежедневник и показала Илье.
«Ткани мира»? он громко прочитал, звучит как название магазина ковров в Пакистане.
Прекрати свои двусмысленные шутки. Мне они не нравятся.
Так Андрей всегда так двусмысленно шутит при тебе и при мне. Особенно про мою национальность, как будто мы, евреи, что-то плохое ему сделали.
Сделали, Софья ответила с уверенностью в своей правоте. Нас создал ваш Бог.
Мля-я-я, вот ты и фрукт, Зимина. Подъезжаем к тебе.
Поднимешься со мной, жидок, с ухмылкой сказала Софья.
Это ещё зачем? Запрёшь в вашем ботаническом саду? Чтобы я умер из-за недостатка кислорода? Илья начал впадать в панику.
Я тебя и на парсек не подпущу к декабристам Андрея, он за них спросит даже с Верховного Правителя, и ты про это очень хорошо знаешь. Софья, видимо, огорчилась. Должен кто-то расшифровывать пиктограммы Андрея.
Ты это про записи из его кабинета. Так у него там замков больше, чем в Госбанке. Илья скептически и не без обоснований заметил, что любые, пусть даже маломальские записи, пометки, просто каракули, а почерк Апостола нельзя иначе охарактеризовать, он скреплял семью печатями с гербом дворянского рода Огинских и запирал на замки, которые можно было открыть лишь медными ключами, выполненными в единственном экземпляре.
А это нам на что? Софья с лицом добытчика потрясла перед носом Ильи связкой ключей Апостола.
Так нечестно, Вскрикнул Илья, это дискриминация.
Заткнись и иди за мной!
Яволь, Herr оберштурмбанфюрер.
Свой «Herr» будешь показывать малолеткам, что на Авиаторной стоят как Почётный гвардейский караул.
Да заткнулся я. Веди меня в вашу Империю старины
глава 9
Софья зажгла свечи в рабочем кабинете Апостола. В нехитром светильнике, грозно свисавшем из центра потолка, не было лампочек. Сам Апостол говорил, что ему приятнее работать при свечах, так как свечи горят не так ярко. К тому же дополнительное пассивное освещение было представлено яркими огнями привокзальной площади. Так что рабочий кабинет долгое время оставался самым тёмным помещением квартиры. И самым богатым на запертые замки, которые сегодня открылись.
А я и не думал, что Андрей может быть евреем, ухмыльнулся Илья, который рассматривал древнюю карту «Союз Советских Социалистических Республик».
Завидуй, не оборачиваясь и открывая последний замок, ответила Софья, это тебе не малолеток с Авиаторной улицы снимать. Кто ещё может из твоего расстрельного списка знать про дела тёмные Андрея?
Да я думаю, что будет лучше для начала поработать с Пекинским и Збарской.