Не понимаю, зачем ты пьёшь, однажды спросила молодая жена.
Не могу иначе, философски ответил Федя. На самом деле ему просто нравилось, да и все друзья ещё со школы пили. Перестань он пить и всего большого окружения у него бы уже не было.
Федя бросил взгляд на сервант, где среди сервизов, пузатых хрустальных бокалов и тарелок с вензелями, стояли три фотографии. Первая его отец и мать, с ним на руках и его старшим братом. Молодые, счастливые, работающие в колхозе, вся жизнь впереди. Вторая он и брат, когда вернулся из армии, три года в морфлоте, как никак. Третья он и жена, фото со свадьбы. Это фото единственное непыльное.
В окно постучали, Федя запоздало вздрогнул и уронил кружку, в которую собирался налить ещё воды. Кружка разбилась, осколки разлетелись по всей небольшой кухоньке забрались под стол, шкаф и печку, вылетели в узкий коридор.
Хлопнула дверь, как будто Феде по голове. Он скривился и обернулся, точно зная, кого увидит.
Вошёл довольный Андрей, друг-собутыльник. Его по обыкновению щетинистое лицо светилось радостью. Возможно, именно она не дала ему застегнуть куртку на все пуговицы и в правильном порядке, поправить одну штанину старых адидасов и нормально завязать шнурки на кроссовках.
Я нам пиво достал!
В пакете в подтверждение зазвенели бутылки.
Что значит, достал, хмуро спросил Федя. Все эти Андреевы «достал» часто сводились к «одолжил». То есть брал взаймы с перспективой возврата. Надо ли уточнять, что никто ничего не возвращал.
Андрей нахмурил кустистые брови.
Галка в магазине его списывала, выкинуть хотела, а я забрал! Спас! выпятил он гордо костлявую грудь. Оно ж ещё хорошее, неоткрытое, чего выбрасывать-то!
Федя секунду посомневался, но кивнул. Убрал посуду со стола в раковину, заменил газету на чистую, и они сели опохмеляться.
Чего там Галка-то, спросил Федя. Про меня спрашивала?
Андрей хитро улыбнулся.
Спрашивала.
Чего?
Сказала, что раз ты со смены вчера на час раньше ушёл, она тебе из зарплаты 200 рублей вычтет.
Чегооо???! взвыл Федя. Всего-то час и сразу 200 рублей!
Я ей тоже сказал, что это несправедливо! Федя хорошо работает, хорошо сторожит, Андрей пытался успокоить друга. А-то тот того и гляди ещё выпьет и пойдёт с Галкой ругаться. Она-то хорошая, вон сколько просрочки отдаёт бесплатно, а ведь бывает и за день до истечения срока годности что-то перепадает. Да и Галка сама по себе-то баба ничего
Уууу, я с ней поговорю!!!
Федь, ты поговори, только не сильно.
Шлёндра!
Федь, ну кто ещё нам будет продукты бесплатно давать? Да и пиво вон для опохмела дала. Ну Федь
Да ты это говоришь только потому, что вечно к ней ромашки свои подкатываешь!
Федь
Дальше в течение примерно часа Федя и Андрей выяснили вот что.
Первое. Федя хороший работник и отлично охраняет склад магазина.
Второе. Галка не права, нельзя забирать целых 200 рублей за 1 час работы.
Третье. Ругаться с Галкой нельзя, она хорошая, вовсе не шлёндра и делится продуктами.
Что сегодня делать будем, спросил Андрей у уже захмелевшего Феди.
Надо бы в райцентр.
Андрей прищурился:
Зачем?
Надо, резко посерьёзнел и отрезал Федян.
Андрюха насупился:
Ну и ладно. Ну и сам езжай. Мне некогда.
Сам и поеду, буркнул Федя.
Ладно. Я тогда пошёл?
Иди.
Друг ушёл, напоследок громко хлопнув дверью и крепко озадачившись.
Что там Феде надо в райцентре? Какие у него могут быть там дела? Что он там забыл, когда всё нужное есть в Берёзовке? Вон хоть пиво, хоть еда, хоть работа, бабы все здесь опять же. Хочешь рыбу лови, хочешь в лес за грибами ходи. Хочешь ничего не делай вообще, лежи себе под деревом в саду, отдыхай.
Райское место.
Глава 2
Но Федя передумал ехать в райцентр. Можно и в другой день, а вот сегодня лучше отдохнуть. Зачем ещё нужно воскресенье? Софья Пална всегда говорила «Фёдор, воскресенье святой день. Нельзя работать, нужно отдыхать и ходить в церковь». Последним Федя пренебрегал. Он вообще в Бога не особо верил.
Федины отношения с Богом начинались и заканчивались у иконы в доме. Одной-единственной иконы Богородицы, оставшейся, конечно же, от Софьи Палны. Ей Федя не молился, он вообще не молился, будем уж честны. Для него икона была что-то вроде связи с матерью. Поглядывая на неё, он убирался в доме и менял постель.
Софьи Палны не было уже много лет. Содрала родинку, когда убиралась в доме, и вроде как пошло заражение Федя был не особо сведущ во всех этих медицинских делах. Знал и видел только, что мать постепенно уходит.
За день до смерти она позвала Федю к себе:
Федь, ну хватит уже пить. Ты так сопьёшься, и Катька от тебя уйдёт. А она на сносях, твой сын будет расти без тебя. Федь, ну не будь дураком
Матери не стало. Федя не будь дураком наказ её выполнял. Примерно дня два, до поминок, а потом на горизонте нарисовался Андрюха с жерделовкой наливкой на абрикосах. Так горе переживалось легче, и жизнь сразу становилась краше.
Вот и в этот день после пива с Андрюхой Федя повеселел. Дела в райцентре отложил и решил прогуляться по деревне читай, в магазин сходить. Может, чего подкинет Галка.
Федя вышел из кухни в коридор, распихал ногами валяющуюся там обувь и вышел во двор.
Весна
На улице уже вовсю цвела сирень любимые цветы Софьи Палны. Деревьев было два с белыми и сиреневыми цветами. Одно, белое, росло вкривь и вкось, худой и постоянно мотыляемый на ветру ствол держался на честном, явно нерушимом слове. Уж сколько его срубить собирались, он всё равно стоял. Другое, сиреневое, было похоже на букет толстые корни, пышная крона, будто кто специально её шапочкой подрезал. Феде они напоминали родителей устойчивая Софья Пална и отец, которого жизнь знатно помотала.
Помню, рассказывал как-то Федя Андрею, мать наломает веток целых ворох! В доме поставит на кухне у окна. Запах Страсть! Весь дом за пару дней как пропахнет. Будто одеколон какой дорогой кто разбрызгал. А мать садится у него, смотрит, дышит, радуется
Сам Федя сирень не ломал жалко было. Пусть и говорили, что она так лучше растёт. Ему всё равно было как-то не по себе. А вдруг он её всю поломает? А вдруг она на следующий год больше так не зацветёт? Хотя так уж тридцать лет цветёт и ничего ей не становится Федя только колышки у белой меняет, чтоб совсем не загнулась, а сиреневой хватает ведра воды раз в неделю, и она пушистится от души.
Федя понюхал сирень и улыбнулся. Алкоголь радостно плескался в желудке и помогал видеть жизнь в более ярких красках.
Справа под навесом из винограда роились пчёлы. Виноградом Федя не занимался, это было Андреево творение. У того мать, Никитична, такие эксперименты не позволяла. А тут раздолье чего хошь, того и делай, Федя разрешал.
Дом детства.
Для Феди это уже давно был просто дом. Место, куда идёшь, когда вообще некуда идти. «Дом это место, где лежат твои труселя и свидетельство о рождении». Так батя говорил.
Остальную часть двора гордо занимала трава. Самые разные оттенки сорняков, которые росли здесь, потому что им никто не мешал. А где-то даже поддерживал их буйное цветение.
Скрипнула калитка.
Нет, никто не пришёл, она сама по себе скрипела от ветра, даже будучи закрытой на щеколду. Под это «и-и» Федя просыпался и засыпал, это был уже такой родной звук, что даже смысла чинить её или просто смазывать маслом не было.
Федя вышел на улицу, прикрыл калитку и осмотрелся. В ноги тут же ударился соседский рыжий кот Батон. У Батона были румяные бока, пушистая натура и в целом крайне привлекательная внешность. Если бы он был булочкой, то самой покупаемой в пекарне.
У самого Феди живности не было ни курей, ни кошек, ни собак. Его стиль жизни, состоящий из алкоголя, отрывистого сна, работы и посиделок с Андрюхой, не позволял включить в себя ещё и заботу о живом существе. Разве что тараканы классно чувствовали себя на кухне, устраивая вечеринки на грязном столе по ночам. Феде иногда даже казалось, что он слышал музыку из-за закрытой двери. Тараканы предпочитали Лепса.