Не знаю, отвечаю гостье чистую правду. Я ведь действительно не в курсе, что это за существо, и как его зовут. Подозреваю, что это девушка предыдущего хозяина тела.
А может, ты вообще меня позабыл, кобель проклятый, подбоченивается посетительница, воинственно уперев руки в бока. Давай, назови моё имя. А я тебя за это поцелую, крепко-крепко, добавляет она, кокетливо стрельнув глазками.
«Боже мой, только не это!» от перспективы соприкоснуться со слюнявыми губёнками этой чушки меня бросает в дрожь.
Аделаида, не? Смотрю на неё невинными глазами.
Девка нахмуривается и злобно сверкает глазами.
Не угадал? грустно уточняю я. Может, Ефросинья?
Гостья рычит.
Опять не то? Степанида?
В мою голову летит подушка.
Верка я, Верка, орёт гостья. Мы с тобой уже три месяца встречаемся. Ах ты, алкаш проклятый.
«Кто бы говорил», скромно замечаю про себя.
Да ладно, не кипешуй, пошутил я, улыбаюсь Вере.
Шутки у тебя, однако, ворчит гостья, успокаиваясь. В следующий раз я над тобой пошучу.
«А следующего раза не будет», продолжаю мысленный диалог с посетительницей.
Теперь я тебе фиг дам в ближайший месяц, злобно улыбается девка.
«Слава Богу! Господи, спасибо!»
Договорились, даже не знаю, как я это перенесу, печально вздыхаю я. С трудом удерживаю губы, готовые расплыться в широкой улыбке.
Посетительница что-то почувствовала и подозрительно посмотрела на меня.
А может, не будешь меня так жестоко наказывать? брякнул я. И тут же пожалел об этом. Не дай бог, это чудовище согласится.
Посмотрим, поджав губы, ответила гостья.
«Фух, пронесло».
Ладно, ты пришла, проведала, теперь можно и домой идти, деликатно намекаю Верке, что пора и честь знать.
Козел ты всё-таки, Мишка, рычит гостья. И не вздумай больше ходить за мной! Всё кончено.
Мысленно аплодирую Вере. Она хватает принесенную чекушку «Столичной», засовывает её обратно в свой потёртый кулек и, гордо вздернув сизый нос шагает к двери, виляя толстой отвислой задницей.
С умилением смотрю на удаляющийся грушеобразный силуэт своей «девушки». С силой дёрнутая дверь хлопает, как пушечный выстрел, навсегда разделяя меня с бывшей «невестой».
«Прощай, любимая. Мы разошлись, как в море корабли. Как мне будет не хватать твоей одутловатой рожи, мутных глаз и толстой жопы».
Кто это так дверью хлопает? Был бы здоров, набил бы уроду морду, недовольно ворчит проснувшийся от удара сосед.
Забудь, у неё просто синдром алкогольной абстиненции, осложнённый плохой наследственностью, ответил я. Наплюй и живи дальше.
Поссорились? сочувственно спрашивает парень.
Было бы с кем, успокаивающе машу рукой.
Встаю с постели и, пошатываясь от слабости, подхожу к окну. На улице стоит лето или поздняя весна. Деревья уже окутались сочной зелёной листвой. Веточки слегка покачиваются под порывами ветра. На скамеечке сидит дедушка с родственниками. Мимо проходит женщина, ведущая за руку весело прыгающего ребёнка. Идут смеющиеся девушки. Неторопливо шагает парень, увлечённо поедающий мороженое в вафельном стаканчике.
«Здравствуй, новая жизнь! Теперь я не допущу прошлых ошибок. Всё ещё только начинается!»
Глава 3
Ординаторская хирургического отделения 17-й больницы.
Валерий Петрович, а может, всё-таки расскажем об этом уникальном случае? Ведь это сенсация! За сутки у больного полностью затянулось ножевое ранение. Только шрам остался. Это же чудо! Мы можем прославиться на весь мир.
Леночка, девочка моя, ты ещё наивный ребенок. Как только мы заявим о чуде, сразу же станем шарлатанами и мошенниками, жаждущими дешёвой сенсации. Ты думаешь, мы что-то сможем доказать этим твердолобым, мнящим себя светилами медицины? Ни-че-го! Такого быть не может, и всё! И правильно. Если бы я сам это своими глазами не увидел, то же самое бы сказал. Лена, мне два года до пенсии осталось. И я хочу их отработать нормально, без скандалов и прочих сомнительных приключений. Поэтому мы никому об этом не скажем, а выпишем больного через пару-тройку дней. Тем более что он уже почти две недели тут баклуши бьёт, больничное место занимает. А здесь не курорт, а больница. Мы людей должны лечить, а не со здоровыми оболтусами возиться.
Но, Валерий Петрович, может, подумаете?
Я уже обо всём подумал. Пациента выписываем и забываем о нём. Всё. Держи язык за зубами. Поняла?
Поняла. Жалко всё-таки. Может, благодаря ему новая эпоха в медицине могла начаться.
Не выдумывай! Иди, работай. И чтобы я больше таких предложений не слышал!
* * *
Через две недели меня выписали. За мной заехала мама, и я попрощался с соседями: пареньком с травмированной рукой, хмурым пожилым мужчиной, получившим ножевое ранение по пьяни от ревнивой жены, и весёлым толстячком, попавшим к нам после удаления аппендицита.
Двое последних сначала отнеслись ко мне настороженно, увидев говорящие татуировки на теле. Но потом, убедившись, что я не собираюсь «быковать» и нормально общаюсь, растаяли. Поэтому распрощался с соседями душевно.
Мать сложила старые вещи в свою большую брезентовую сумку, а мне выдала мешковатые серые брюки и затёртую чуть ли не до дыр футболку с улыбчивым олимпийским мишкой. Когда-то она была белой, а сейчас стала чуть сероватой. А довольный мишка, выпятивший свою грудь, из-за отвратительного состояния футболки смотрелся гротескно и жутковато.
«И вот это мне предлагается надеть?» ужаснулся я, рассмотрев одежду, в которой мне предстояло поехать домой.
Сынок, с тобой всё в порядке? всполошилась мать, превратно истолковав мою гримасу.
Нормально, мам, отмахнулся я. Не стесняясь родительницы, избавился от синих спортивных штанов и майки и переоделся в брюки и футболку.
Идем?
Пошли. Рано постаревшая женщина кивнула. На секунду уставшее и осунувшееся лицо осветилось искренней доброй улыбкой, сделавшей маму моложе. Разгладились морщины, в карих измученных глазах засветилась задорная искорка. Женщина на мгновение словно сбросила с себя груз прожитых лет, перенесенных ударов судьбы и житейских проблем, помолодев лет на двадцать. И сразу стало видно, что она была привлекательной и обаятельной в юности.
«Похоже, сыночек десяток лет жизни ей убавил, урод поганый, и не только он», отмечаю в уме.
Медленно идём к выходу. Спускаемся по лестнице, проходим сквозь кучку людей и мимо врача в коридоре. Открываю скрипнувшую дверь. Ласковое весеннее солнце гладит лицо тёплыми дружелюбными лучиками, заставляя глаза зажмуриться. Уличный воздух бодрящей волной врывается в легкие, даря ощущение прохлады и свежести.
Чего застыл, Мишенька? Мама обеспокоенно касается локтя.
Ты не представляешь, мамуль, как здорово после этой больницы выйти на улицу и вдохнуть полной грудью.
Почему? Представляю. Только ты больше эту водку проклятую не пей. И дружков своих, бандитов, брось. Сейчас повезло живым остался и здоровым, наверное. А доктор сказал, чуть бы левее ударили, и всё, хоронили бы. Мамино лицо некрасиво морщится.
Женщина утыкается мне в грудь, сдавленно всхлипывает и с трудом удерживается, чтобы не разрыдаться. Девушка в ярком красном платье с белыми узорами цветами, лохматый мужчина в сером костюме, заходящие в больницу, кидают на нас любопытные взгляды, но, встретившись с моими глазами, смущенно отворачиваются в сторону.
Мамуль, ну чего ты, перестань, всё наладится. Моя ладонь неловко гладит всхлипывающую и прижавшуюся женщину по каштановым волосам с уже видимой сединой у корней.
Матушка отстраняется. Её глаза наполнены влагой.
Обещаешь? Женщина смотрит на меня с отчаянной надеждой.
Говорили уже, морщусь я. Обещаю, конечно.
Мать аккуратно снимает подушечками пальцев слезинки в уголках глаз, готовые прокатиться прозрачными дорожками по щекам.