Чудаков фазан, только сам закончил учебку, еще не заматерел. А Бочкарёв и Кочетков уже год отслужили. У молодых сержантов не так много привилегий. Они должны всё время быть с личным составом. Поэтому Чудаков быстро придёт, помыв ноги. Но пока, мы одни лежим на двухъярусных кроватях. Я наверху, мне видно в окно часть соседней школы. Там учат поваров, на границе много специальностей есть. Но им сержантов не дают. Только нам в инженерных ротах и водителям с автошколы. Кровати через три от меня, Морозкин из Наро-фоминска крепкий парень с накаченной спиной, так, что она у него похожа на фигуру шахматного коня. Он начинает шутить, анекдоты рассказывать, подсмеивается над всеми.
Митин. А ты почему Митин? спрашивает меня. Потому что и пытается срифмовать мою фамилию, смеётся, всем весело.
А ты, тогда Иван потому что болван! Среагировал я. Все опять смеются.
Морозкин, получив отпор, переключается на других. Кто- то не сможет ответить раз, другой. И как то не заметно, над ним начинают подтрунивать уже все. Козлы отпущения во многих коллективах появляются. И в школе, и на работе.
АЛЁ-Ё-Ё!!! дверь резко открывается и появляется Чудаков. Он ещё недавно сам был курсантом, всё ещё не забылось, знает слабые стороны жизни молодого бойца.
Курсант Абросимов!
Я
Ко мне, командует сержант.
Бедный Абросимов вскакивает с кровати, быстро протискивается между рядами кроватей, виляет между тубареток и, не доходя до Чудакова шага три, переходит на строевой шаг. В трусах, босиком со стороны, наверное, смешно. Но все молчат. Алексей Абросимов, парень из Москвы, с выпученными глазами. Он немного неуклюжий, медлительный. Но зато по Уставу, по «политике» у него всё в порядке. Быстро всё запоминает.
Курсант Абросимов по Вашему приказанию прибыл, бойко говорит Лёха.
Прибыл, говоришь. А что это ты под подушку спрятал? А? Хочешь, чтобы весь взвод из-за тебя завтра лишний круг по плацу маршировал? Чудаков успел заметить, что курсант что-то сунул под подушку.
Никак нет, товарищ сержант, уже потерянно говорит Абросимов.
Так. Давай неси всё, что у тебя есть там.
Бедный Алексей тащит спрятанный под подушкой хлеб. Он его с ужина принёс, не успел съесть. Залёт!
В столовой еда тоже по команде. За длинным столом, рассчитанным на всё отделение, сержант сидит с краю. Дежурные по столовой уже стол накрыли. Стоит кастрюля с первым блюдом, со вторым, чайник, хлеб, тарелки, вилки уже всё готово. Бедные курсанты стоят пока вдоль стола и слюни глотают. Командир, ну не тяни Наконец команда: «Приступить к приёму пищи».
Назначенный боец начинает раскладывать половником по тарелкам еду. Естественно первому сержанту, потом, по собственным симпатиям, подаётся другим курсантам, они тянут к нему свои тарелки, отталкивают другие миски, пропихивают свои, ругаются в полголоса. Последний получил свою порцию, когда сержант уже половину пищи съел. Так и со вторым блюдом. Бедные бойцы бросают взгляды на тарелку сержанта. Ну, ешь ты помедленнее. Но вот наш командир поёл, переговаривается с другими сержантами. И вот «Закончили приём пищи»! «Отделение, встать, строиться на плацу. Марш»! Кому последнему накладывали, как правило, не успевал доесть. Да и другие тоже не наелись. Поэтому «тырят» по карманам оставшиеся куски хлеба.
Ты что? Правил не знешь? начинает воспитывать Чудаков.
Абросимов молчит. Он знает, что хлебная заначка и у других есть: «Но блин, почему меня заметили?»
У кого ещё хлеб под подушкой? Хотите, чтобы я проверил? Еще у кого увижу, пеняйте на себя.
Приём пищи в столовой! Ясно? Здесь бардак разводить нечего. Сержант, конечно, знает, что может ещё провинившихся найти. Но ему неохота. Сейчас на этом бойце примерное наказание устроит.
Так вот, на первый раз, считай, отделался легким испугом. Понял боец?
Так точно! облегчённо рапортует Алексей.
Что, так точно? Упор лёжа принять. 50 раз отжался.
Есть. Абросимов падает и начинает отжиматься.
Конечно, пятьдесят ему не отжаться, и после двадцати он просто лежит, и поднимаются у него одни плечи. Но сегодня ему везёт, сержант не придирается, а мог бы и ногой заставлять живот от пола поднимать.
Наконец «отжимальщик» встаёт: «Товарищ сержант, ваше приказание выполнено!»
Всё на сегодня. Всем спать. Приказывает Чудаков.
Постепенно становится тихо. Слышно только, как кто-то похрапывает. Но вот возвращаются Бочкарёв и Кочетков. Они смотрели в ленинской комнате фильм по Польской программе. Разница во времени с Поляками -1 час раньше. У нас отбой в 23 часа. У них ещё все гуляют. Плюс там ближе к «Загнивающему капиталистическому Западу». Кино показывают «допоздна». А у нас в Союзе в 24 часа гимн проиграет и телевизор выключается. Серый экран шипит.
Думаешь каптёр не врёт? слышится речь Кочеткова. В «самовол» то он ходил, может и не врёт. Она, говорят, с мужем всё ругается, отвечает сам себе он.
Да. Вроде на самом деле ходил, поддерживает Бочкарёв. Иришка девка «шесть шаров!»
Вот это Да! А здесь, оказывается, интересные вещи творятся, думаю я. А «шесть шаров» это выражение такое. Значит очень хорошо, класс. Но сон берёт своё. Хотя всё ещё болит рука. Это я на своих проводах в армию решил похвастаться, как буду на турнике упражнения делать. А выпито уже было не мало вот и сорвался на землю. Локоть зашиб. Теперь отжиматься приходиться практически на одной руке, но подтягиваюсь всё равно 12 раз, на отлично. Подъём переворотом делаю легко. Я руку на кровати свешиваю так, чтобы локоть на углу лежал. Больно, но терпимо.
Мне врач на медосмотре посоветовал: « Пройдёт только через боль, но если хочешь, можем тебя перевести в другие войска, в стройбат». В стойбате служили парни с проблемами в милиции или со здоровьем. Работали там в основном, а не служили. Многие, как мне говорили, автомат за 2 года службы только на присяге и видели. Через месяц службы, где то, медицинская комиссия была. Сортировали нас, кто не тянет в другие места и вообще в другие войска отправляли. Вот один врач внимательно у меня осматривал мою руку. Думал, может я закосить захотел. Но я уже видел себя героем пограничником, поэтому отказался.
Тогда терпи, долго будет болеть. Сказал врач с черными глазами и носом с горбинкой. Я вспомнил что, кто- то говорил, что лучшие врачи евреи. И букву «Р» не выговаривает. Вот этот, наверное, из них, знает, что говорит.
А потом то, пройдёт? поинтересовался я.
Потом не заметишь как, пройдёт. Ответил врач.
Точно не заметишь, вот и сейчас я, вроде засыпаааюююю.
Воспоминания.
Вот уже больше месяца, как я на службе. Не заметил, как стал военным, выполняю разные команды дурацкие. Как будто, так и всегда было. «Есть!» «Так точно!» «Никак нет!» «Разрешите». Скажешь «Можно» тебе сразу «Можно Машку под забором», и «упор лёжа принять» и «50 раз отжался».
Перед армией запугивали нас, что вот с дедами придется драться. А если «слабинку» дашь, то «зачморят» совсем. С восемнадцати лет в солдаты забривают. А я техникум заканчивал, поэтому отсрочку получил. Пошёл служить, когда до девятнадцати лет меньше месяца оставалось.
****
Как было здорово! Учеба закончилась, направили по распределению на моторный завод. Про этот завод можно много говорить. В лучшие времена здесь работало 40000 человек. В три смены трудились. Безостановочное производство. В литейных цехах печи не тушили, чтобы не сорвать производственный процесс. Отливали корпуса двигателей и другие части для них же. Специфический запах стоял на много километров вокруг. В конце концов, на этом «монстре» собирали двигатели для грузовиков разных моделей, от обыкновенных КАМАЗов и МАЗов до карьерных самосвалов. По кооперации двигатели отправляли в Белоруссию и в Татарстан. Там их ставили на автомобили. На этом заводе я ещё в техникуме на практике успел поработать несколько раз. И вот теперь распределили меня сюда опять. А некоторых наших девчонок хотели отправить в другие города работать. Я с отличием закончил «технарь», поэтому в родном городе остался. Вообще то, парни всё равно в Армию уходили, а через два года уже можно самому выбирать свой дальнейший путь. Девкам хуже, им три года по распределению отработать надо. Что было: и слёзы и истерики. Но насколько я знаю, всё утряслось хорошо. Все остались в родном городе. Предки связи подключили, справки разные раздобыли.