И по тому, кто лучше сможет
Мне рукодельем угодить,
То ту, пуст Бог ей в том поможет,
Я буду больше всех любить».
А наш царевич безутешный
Побрёл домой, ну как тут быть?
Своей судьбой, лихой и грешной,
Не уставал себя корить:
«Все это мне за ослушанья,
За то, что вырос я такой,
И за пирушки и гулянья
Ах, я такой-то растакой..!
И поделом мне, так и надо,
Несу теперь свой тяжкий крест!
И вот, лягушка мне награда -
Моя невеста из невест!
Ну что, скажи, теперь ты можешь -
Соткать ковер, сплести венок?
Ну чем, поведай, ты поможешь
Отца приказ исполнить в срок?»
«Ты не печалься, стынет ужин,
Поешь пораньше ляжешь спать,
И здесь помощник мне не нужен,
Одна ковер я буду ткать.
С утра все будет нам виднее,
Я все сумею, не спеша,
Ведь утро вечера мудрее,
Ни правда ли, моя душа».
Иван уснул, еду не тронул,
Не трудно спиться молодым,
Без мук, без ропоту, без стону,
Объят туманом голубым.
Лягушка, вдруг, оборотилась,
Вдруг завертелась и в мгновенье
В сиянье синем закружилась,
В дыму и радужном куренье!
И все вокруг преобразилось,
Искрясь, кружася и сверкая,
Светелка будто осветилась,
Цветами всеми, полыхая!
А в центре этой карусели,
И ни жива и ни мертва,
Красы, не виданной доселе,
Возникла девица, она
Лицом прекрасна, словно роза,
С глазами, будто изумруд,
А по плечам струятся косы,
Как реки горные текут.
И той красе во всей вселенной
Нельзя подобную сыскать,
И в этом грешном мире тленном,
Ей равной нет, ни дать ни взять!
Девица вышла из светлицы
Во двор, под ясною луной
Трава росою серебрится,
И мошки вьются над травой.
Девица низко наклонилась,
Взялась за луч едва-едва,
И, враз, в руке ее светилась,
Струилась ткань, аршина два.
Взмахнув рукой другой, свободной,
В пространстве описала круг,
И стан, для рукоделья годный
Пред ней, как был, явился вдруг.
Она, на стан отрез приладив,
Взялась на нем рукой водить,
И на его волшебной глади
Узоры разные творить.
То злато, серебро, каменья
На нежной глади улеглись,
И настроенье, вдохновенье
В работе этой обрелись.
Девица, вдруг, сперва несмело,
Затем всё громче и смеясь,
И песню нежную запела,
Своей работою дивясь.
На дивный глас проснулись птицы,
Слетелись чудо увидать,
И в такт волшебнице певице
Ей стали тихо подпевать.
Работа спорилась, и вскоре,
На рукотворном на ковре
Явились облака, и море,
Корабль под ветром вдалеке,
А на переднем плане берег,
Крутой, весь в зелени густой,
На берегу прекрасный терем
Стоит на скалах, как живой.
А по краям струится бисер,
А по краям парча и шелк!
Ковер был вышит, как замышлен -
Волшебно, чудно, хорошо!
Девица смотрит с восхищеньем,
Работа кончена конец,
Еще последнее мгновенье,
И чудо спрятано в ларец.
Вошла, к Ивану, к изголовью
Присела, голову склонила,
И смотрит нежно и с любовью
На то, как спит избранник милый.
А наш царевич, сладко сладко,
Ладошку сунув под висок,
Спит, и волос пушистых прядка,
Со лба свисает завиток.
***
Заяц выкопал морковку
И грызет ее так ловко!
Вот, грызет ее опять,
Просит сказку продолжать!
Вот утро, петухи пропели,
Истошным голосом своим,
А там и гуси загалдели,
И сон прошёл пропал, как дым.
Царевич сладко потянулся,
И вспомнил сразу про ковёр,
Он окончательно проснулся,
Вскочил с постели, словно вор.
На лавке, слева от кровати,
Стоял изысканный ларец.
Иван вскочил, накинул платье,
И тут взбодрился, наконец.
«Проснулся, добрый мой хозяин?
Уже давно тебя я жду.
Готов ковёр, необычаен
Подарок батюшке царю.
Возьми ларец, бери, не бойся,
Подарок должен угодить,
И ни о чем не беспокойся.
Не стыдно будет подарить!»
Лягушка, сидя на подушке
Махнула лапкой, наконец,
И, почесав ладошкой брюшко,
Кивнула Ване на ларец.
Услышал в голосе усмешку,
Царевич сам был, как не свой,
Но не обидную насмешку,
А, мол, не бойся, я с тобой!
Ну, а Людмила и Любава
Всю ночь пытались мастерить
Дворовым девкам на забаву
Ковры царю хотели сшить.
Одна, смекнув, что это сложно,
Что для того особый дар,
Решила: «Всё за деньги можно!»,
Послала няньку на базар.
Так вот, она звалась Любава,
Дочь именитого купца,
А о купце дурная слава,
И дочь во всём в её отца.
Ковёр та нянька, все ж, купила,
Ковёр на рынке был один,
Но рассказать не позабыла,
На что он им необходим.
И весть об этой о покупке
Дошла в момент и до дворца,
О том, что, мол, купчиха Любка
Одарит им царя отца.
Ну а Людмиле свет не милый,
Когда уселась шить за пяльцы,
Весь мир ее дразнил и злил,
И исколол на ручках пальцы!
Всего минуты три терпела,
Затем, отбросив рукоделье,
Она белугой заревела,
Страдая с детства от безделья.
На крик сбежались няньки, мамки,
Несут тряпье, и кружева,
Верёвки, вёдра, с краской банки
Кипит работа ночь мала!
Одни цветочки вышивают,
Другие шьют по краю кант,
Из банки краску наливают,
А кто-то пришивает бант.
К утру всё кончилось, успели
Свой тяжкий труд закончить в срок.
Не зря корпели еле еле,
Кто как сумел тот так помог!
И вот, настал час испытанья,
Все трое ко дворцу пришли,
На царский двор, невест старанья -
Ковры, на суд царю снесли.
Андрей, довольный, подбоченись,
Стоял, глядел издалека,
Пред ним, кряхтя и ерепенясь,
Ковёр несли два мужика.
Когда верёвки развязали,
И расстелили у крыльца
Ковёр, то все, вдруг, замолчали,
Под взглядом строгого отца.
Ну что ж прекрасная работа,
Узор красив, и сам велик,
Но куплен в лавке с оборота
К нему прицеплен был ярлык!
Царь помрачнел и, сдвинув брови,
Велел ковер отдать в приют,
Где старики в нужде и боли:
«Ковер тот в богадельне ждут!»
Ерема брат, без сожаленья
Спешит порадовать отца,
Своей Людмилы в дар творенье
Раскрыл у самого крыльца.
Ковёр, как пестрая окрошка -
Там помидор, а там салат!
Собрал зевак у всех окошек
Все чуда это зреть хотят!
Вокруг смятенье, гам и хохот,
Весь двор смеется и шумит!
А по толпе пронесся ропот:
«Как от ковра того смердит!»
А там и клюква и варенье,
Капуста, лук, и даже мыло!
Такой ковер на день рожденье
Слепила барышня Людмила.
«Да-а! Ну и ну, отец, как смог,
Смягчил свой слог для заключенья,-
Видать, ковры не твой конек, -
Потом продолжил с сожаленьем, -
Такой позор на скотный двор,
Ходить навозными ногами!
А где, Ванюша, твой ковёр,
С пустыми ль ты пришел руками?»
Иван, бледнея, свой ларец
Открыл дрожащею рукою,
И заструился на дворец
Свет, затмевая всё собою.
Ковер неспешно, будто плыл,
Упал к ногам царя беззвучно,
И осветил и озарил
Весь двор сияньем златолучным!
И искр звенящих хоровод
Плыл над ковром, всё, как виденье,
И, это слышал весь народ,
Раздалось сладостное пенье!
Иван и сам дивится диву,
Глядит с испуганным лицом,
Как благородно и красиво
Лежит ковёр перед отцом!
Какая тонкая работа,
Какой орнамент и сюжет!
Но лишь одна теперь забота
Возьмёт его отец, иль нет?
А царь отец, взмахнул руками
И от души благодарит:
«Такой ковёр повесить в храме!
Пусть архиерей благословит!
Иди, Ванюша, обниму я,
Утешил, нечего сказать! -
И троекратным поцелуем
Сумел восторг свой передать.
«Теперь, нам стало всем понятно,
В искусстве кройки и шитья
Кто смог нас удивить приятно,
К кому лежит душа моя!
Ну, что ж, довольно веселиться, -
Царь посохом ударил в пол, -
Для каждой вашей мастерицы
Я службу новую нашел
На их, на девичьи, на плечи -
Пусть каждая затопит печь,
И мне на радость в этой пе́чи
Что сможет, то сумеет спечь.
И долго рассуждать не будем,
Все будет видно, что почём -
Пирог, творог, баран на блюде,
Пожарен, сварен, испечен!»
Иван ушел, опять угрюмый -
«Какой с лягушки разносол?»
И с этою недоброй думой
К своей избраннице побрёл.
«Что снова, Ваня, ты не весел,
Нахмурен, может, не здоров?
Что буйну голову повесил?
Ковёр был худшим из ковров?»
«Да что ковёр, твое уменье
Никто не сможет превзойти!
Узора хитрое плетенье
Прекрасно глаз не отвезти!
И царь, все шлет тебе приветы,
Ковёр пришёлся ко дворцу,
Ему во свете равных нету
Парча и бисер все к лицу.
Но вот нам новое заданье,
О том сегодня будет речь,
Чтобы к утру, без опозданья,
Царю чего-нибудь испечь!»