Отец, как всегда невозмутимо, возразил:
Вам нужно будет перекусить. От уроков есть хочется.
Он мне напомнил мать одного моего одноклассника в младшей школе. У нее была не жизнь, а катастрофа: без работы, в разводе, сын-драчун, а она только и ждет очередного праздника, чтобы выложиться по полной. В абсолютной уверенности, будто, начиняя пироги, насаживая тартинки на зубочистки и надувая воздушные шарики, можно нивелировать провалы.
Почему ты в университет не возвращаешься? с ненавистью спросила я.
Я вернусь, Элиза. Он отложил ложку. Не нападай на меня из-за того, что я хочу купить пару кусков пиццы.
Мама никогда не раскладывала на столе ни приборов, ни салфеток. Забывала дать мне денег на школьные экскурсии, и за меня платили учителя. Она была честна: у нее других забот хватало. А эта женщина вечно била копытом, желая запрыгнуть на пьедестал для матерей. И он такой же.
Думаешь, Беатриче будет есть эту твою пиццу? Да она ни крошки не проглотит, даже яблок не ест!
А что, у нее какая-то непереносимость?
Ей нельзя толстеть! выкрикнула я, отбросив йогурт.
Папа изогнул под очками бровь: я перешла границы. Потом поднялся, поставил чашку в раковину, залил ее водой доверху, чтобы не засохли остатки сахара. «Давай, разозлись! безмолвно просила я его. Давай поругаемся!» Но он вытер руки тряпкой и сказал:
Я в любом случае иду за продуктами. А на кухне можешь убраться и ты, для разнообразия.
Я еще ни разу в жизни пальцем на кухне не пошевелила. В Биелле потому что там царил хаос; здесь, в Т., потому что папа сам всегда очень быстро все делал. Я обвела взглядом коробку из-под йогурта на столе, полную раковину посуды, посудомойку незнакомый мне агрегат. И ведь именно сегодня, подумала я. Прикрыла глаза, чтобы усмирить кипение внутри.
Отец вышел, хлопнув дверью сильнее обычного. «Я нападала на тебя, это правда, но знаешь, что?» проговорила я, глядя сквозь занавески на то, как он идет по парковке: нескладный, как это бывает, когда человек вытянулся до метра девяносто, но не смог привыкнуть к этому. В «пассат» он залезал, складываясь чуть не пополам, чтобы не удариться головой. В принципе он был ничего, но слишком наивный. Нет, папа, ты не знаешь, что однажды на карнавальной вечеринке, когда все, кроме меня, были в масках, мать Де Росси поглядела на меня и, изобразив на лице сочувственную мину, громко произнесла:
Некоторым женщинам детей иметь не следовало бы.
Тебя там не было.
Я решилась. Наполнила раковину водой, налила жидкость для мытья посуды: пусть тарелки сами моются. Взяла швабру, загнала мусор под кухонный шкаф. Скатерть вытряхнула с балкона на капот какой-то машины и, скомкав, бросила в угол. Потом села на полу перед входной дверью, ожидая, когда Беатриче позвонит, войдет и воскликнет: «Как у вас тут печально!»
Послышался рокот мотора ее скутера, он все приближался и наконец стих. И тут же раздался сигнал домофона от неожиданности я аж подскочила и решила притвориться, что меня нет дома, хотя мой «кварц» был припаркован внизу, на самом виду. В любом случае Беатриче не купилась бы на это, продолжая давить на звонок. Я открыла. Она возникла на пороге в колготках в сеточку, в мини-юбке и с оголенным животом и это двадцатого ноября. Вытерла ноги о коврик, окинула взглядом стены в прихожей:
Сколько книг!
Это богатство поразило даже меня, когда я вошла сюда после долгой переправы из Биеллы. Книжные шкафы, забитые до потолка, были повсюду, включая кухню и ванную. Беатриче с любопытством приблизилась к полкам:
У нас дома только «Имя розы», Ориана Фаллачи и еще одна книга, забыла какая. Она заглянула в гостиную: И тут полно! Да чье это все?
Все его.
Она пошла смотреть кухню.
Фантастика! Она, похоже, забавлялась: Его это кого? Наркомана? Она сунула нос в мою комнату, потом в ту, которая почти три месяца принадлежала Никколо. Ненасытное любопытство. А тут что?
Не открывай, там кабинет отца.
Беатриче тут же распахнула дверь и включила свет.
Вау! Она ошеломленно застыла.
При первой встрече Беатриче с нашим компьютером между ними пробежала искра и, как теперь ясно, это было вполне предсказуемо. Книги ее смешили, а агрегат с третьим пентиумом внутри мгновенно внушил восторг и уважение.
Вот это настоящий компьютер, не то что у моего отца.
Ну, мой с ними работает.
Мой тоже.
Нет, я в том смысле, что у моего такая работа компьютеры, информатика, уточнила я, и мой голос неконтролируемо дрогнул от гордости. Он занимается программным обеспечением, преподает в университете.
Беатриче взглянула на меня с интересом:
Серьезно?
Впервые я ощущала не стыд, а гордость за члена своей семьи. Которого, к сожалению, я обвиняла во всех грехах.
Вот бы мне компьютер подарили! Ужасно хочу такой!
И что ты с ним будешь делать? скептически спросила я.
Беатриче не ответила: она не знала.
Давай его включим! возбужденно предложила она.
Нет, нет! Я попыталась встать между ней и компьютером.
Беатриче отодвинула меня и уселась за письменный стол отца. Осмотрела клавиатуру, погладила клавиши.
Ну давай, давай в интернет выйдем! подстрекала она, словно звала меня на Карибы или в полет на Луну.
Прекрати, раздраженно бросила я. Этот серый гроб вызывал во мне какое-то физическое отвращение, и меня бесило, что Беатриче от него в восторге.
Беатриче нажала указательным пальцем на кнопку включения. Компьютер с медлительностью толстяка начал оживать. Черный экран засветился, и, к моему огромному изумлению, пиксели сложились в лицо моей мамы. На переднем плане, но не в фокусе; на берегу моря, с рассыпавшимися по голым плечам волосами. Она была топлес?
Выключи! потребовала я.
Беатриче постучала по маминым веснушкам:
Вот что я с ним буду делать загружать фотографии. Так они не выцветут.
Она наугад ткнула мышкой. Интуиция или судьба привела ее прямо к символу Е иконке Internet Explorer. Нам в школе объясняли, для чего нужен интернет, но это был учитель химии, знавший еще меньше меня, так что я ничего не поняла.
Беатриче кликнула два раза. Появилась рамка для ввода имени пользователя и пароля.
Скажи, что у тебя они есть, Элиза! Пожалуйста!
А, тот листочек Не знаю, куда я его сунула
Вспоминай, давай же!
Она упрашивала меня, вся возбужденная, словно речь шла о ее жизни. На самом деле так оно и было, хотя ни одна из нас тогда еще не подозревала об этом.
Я недовольно поднялась, чтобы найти инструкции, которые папа написал нам с Никколо на стикере несколько месяцев назад. Вероятность найти этот листок была минимальной, или так мне хотелось думать. Однако он оказался прямо перед нами, был приклеен к этажерке.
Я прочитала:
«Сойка» это имя пользователя. «Обыкновенная056» пароль.
Беа допечатала, нажала «ввод», и модем вдруг ожил, замигал всеми лампочками красным, потом зеленым, издавая пугающую какофонию звуков: прорвавшийся водопровод, полумертвый факс в табачной лавке за школой, приземляющаяся ракета плюс какой-то би-би-бип, от которого мы обе вздрогнули.
Все это длилось секунд тридцать, и воцарилась тишина. «Вы подключены» возникло на экране. На лице Беатриче засияла улыбка словно отражение какого-то света внутри нее, какого-то секретного знания. Повторюсь: двухтысячный год, мы в Т.; мой отец один из немногих, у кого дома модем на 56К. Он и еще четверо энтузиастов из университета делали веб-сайты, которые только они сами и посещали. С тех пор прошло девятнадцать лет, как раз вчера, но кажется, будто это было еще при этрусках. Помню, как я глядела на веб-страницу Virgilio, словно на японский комикс манга в руках изгоя-одноклассника: с бесконечным высокомерием и спесью человека, читающего в четырнадцать лет Сандро Пенну. Ни малейшего подозрения, что впереди революция, новый виток прогресса, конец старого мира.