Он сложил свое пальто и накрыл им клетку, сделав для Дани подушку. Она опустила на нее голову и проспала часа два, проснувшись лишь оттого, что котенок принялся громко мяукать. Она подняла на Мэлоуна осоловелые глаза, и он вновь изумился их цвету, тому, как сильно они отличались друг от друга.
Он отметил тот миг, когда она обо всем вспомнила. Так будет еще какое-то время всякий раз, просыпаясь, она будет чувствовать этот ужас, эту непереносимую боль. Но постепенно она привыкнет к тому, что их больше нет. Мэлоун не знал, что хуже вновь и вновь забывать или все время помнить.
Можно мне ненадолго вынуть Чарли из клетки? спросила она.
Нет, Дани. Сели он убежит, будет хуже.
Он хочет пить.
Я больше беспокоюсь о тебе. Хочешь есть?
Она кивнула. Он вытащил купленные на вокзале бутерброды, протянул ей один из них и бутылку лимонада. Еще он прихватил фляжку с водой, для котенка.
Сложи руку в горсть, вот так. Он показал Дани, как сложить ладонь в чашечку, и приоткрыл дверцу клетки, чтобы она смогла просунуть ее внутрь. Чарли вылакал всю воду своим крошечным язычком, и Дани радостно рассмеялась.
Вскоре после этого в их купе вошла женщина. Тлазау нее были совершенно пустые. Она поджимала губы и глядела на Дани так, словно та ей не нравилась. Хотя, возможно, все дело было в котенке. Она несколько раз чихнула и попросила проводника пересадить ее в другое купе. Вставая, чтобы уйти, она уронила шаль, прикрывавшую ей плечи, и Дани нагнулась и подняла ее.
Мэм? окликнул Мэлоун.
Женщина обернулась и выхватила шаль из рук Дани.
Мне жаль вашего Джимми, произнесла Дани голосом, в котором слышалось искреннее сочувствие.
Женщина побледнела, ноги у нее подкосились. Мэлоун придержал ее под локоть, боясь, что она упадет, но женщина почти сразу выпрямилась.
Что ты сказала, девочка? вскрикнула она.
Я сочувствую вашему горю, произнесла Дани, чуть переиначив свои слова.
Это дьявол во плоти, бросила женщина Мэлоуну, словно ставя ему в вину поведение Дани. Когда она медленно выходила из купе, по щекам у нее катились слезы.
Мэлоун недоверчиво взглянул на девочку:
Дани, почему ты это сказала? Кто такой Джимми? Ты что, знаешь эту даму?
Нет. Я ее не знаю, ответила Дани, не поднимая головы.
Он ждал объяснений, но она лишь отщипнула от бутерброда кусочек и просунула его в клетку Чарли.
Дани, кто такой этот Джимми? не отставал Мэлоун.
Она тяжело вздохнула:
Не знаю. Кто-то, кого она потеряла. Она его любила. Он умер. Она злится. И горюет.
Понятно. Но как ты об этом узнала?
Мне рассказала об этом шаль.
Тебе рассказала об этом шаль, без всякого выражения повторил он.
Да, подтвердила она.
Он потрясенно молчал.
Простите, мистер Мэлоун. Мама говорила, чтобы я никому не рассказывала свои истории. Но этой даме было так грустно и я не сдержалась.
Твои истории. Он чувствовал себя полным кретином, машинально повторяя за Дани произнесенные ею слова, но все никак не мог уловить смысл. Что еще за истории? Ты их сама сочиняешь?
Я их рассказываю. Но мне кажется, что они правдивы.
Расскажи мне какую-нибудь историю.
Я не могу сама их придумать.
Откуда ты их берешь?
Мне нужно что-то держать в руках.
Что, например?
Ткань. Или что-то еще. Но чаще всего ткань. Материя говорит со мной, потому что я из Косов. Она сказала что-то вроде «из Кошов», и в ее словах чувствовалось какое-то тайное величие.
Из Косов? Ну вот, снова за старое.
Мой прапрадед Кос шил костюмы для императора.
Какого еще императора?
Не знаю. Это было где-то не здесь. Не в Америке.
М-м. Он ненадолго задумался, но почти сразу же повернулся обратно к Дани. Так значит, шаль той дамы рассказала тебе, что она потеряла кого-то по имени Джимми.
Мне сложно объяснить. Она подняла на него умоляющие глаза. Я не хотела ничего говорить. Я знаю, что лучше мне молчать. Но я устала. Когда я устаю, слова иногда сами выскакивают у меня изо рта.
И ты говоришь то, чего не хотела сказать? с надеждой продолжил он.
Нет. Не то, что я не хотела сказать. То, что мне не следовало говорить.
Почему не следовало?
Потому что люди меня не понимают. И пугаются.
Когда я дал тебе Зайчика маленького тряпичного зайца, ты сказала, что это зайчик Мэри, мягко произнес он. Эта история не давала ему покоя.
Она кивнула:
Поэтому я отдала его вам, когда вы уходили.
Он сунул руку в карман и вытащил зайца. Протянул ей. Она не сразу его взяла.
Бери, сказал он, и она повиновалась, сжала игрушку в руке.
Вы на меня злитесь, Мэлоун? спросила она.
Нет. За что мне на тебя злиться?
Мама говорила, что люди часто злятся, когда им страшно.
Я не злюсь. И мне не страшно.
Она с сомнением взглянула на него и прикусила губу, словно знала наверняка, что на самом деле ему сейчас страшно.
Мэри это моя дочка, прошептал он. Ты была права. Это был ее зайчик.
Она заболела, сказала Дани. Не спросила. Мэлоуну так хотелось узнать, о чем еще ей расскажет зайчик.
Да. Она заболела. И умерла. Около полугода назад.
Мне жаль, сказала Дани. Он видел, что она говорит искренне.
Мне тоже ужасно жаль.
Вы пели ей колыбельные. Но я слышу только одну песню, пробормотала она, сжимая в руках зайчонка.
Я всегда пел ей одну и ту же песню.
Она начала напевать его колыбельную.
Я ее никогда раньше не слышала.
Иисус, Мария, Иосиф. Он соврал. На самом деле ему было до смерти страшно. По спине бежали ледяные мурашки, а в животе разрастался огненный шар. Он взял из рук Дани зайчика, но вместо него дал ей свой носовой платок. Этот платок подарила ему Айрин, когда он отправлялся во Францию. В уголке сплетались их вышитые инициалы.
Расскажи мне другую историю, попросил он.
Дани взяла платок и расправила у себя на коленках. Несколько раз провела по нему ладонью, обвела пальцем инициалы.
Айрин это ваша жена? спросила она.
Какая Айрин? спросил он мягким и ровным голосом.
Айрин красивая женщина, которая вышила эти буквы, сказала она, коснувшись инициалов.
Ему захотелось вырвать платок из рук Дани и покончить с этим безумным разговором. Но господи, он ей верил. И как же он был потрясен.
Расскажи еще.
Она сморщила нос и склонила голову.
Вы уезжали от нее, и она боялась, что вы не вернетесь. Она поднесла платок к лицу и сделала глубокий вдох. Она сбрызнула платок своими духами, чтобы вы о ней помнили. Но я не чувствую запаха. Наверное, это было давно.
Так и есть. Ему казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Он никогда не пользовался этим платком. Не хотел его пачкать. Несколько дней назад он нашел его на дне коробки с его вещами, которые хранились у Молли, пока он был на войне. Он пытался разобрать все свои вещи. И в порыве сентиментальности сунул платок в карман, к зайчику Мэри.
Откуда можно все это узнать? изумленно проговорил он, ни к кому не обращаясь, но Дани решила, что его вопрос адресован ей.
Я просто знаю, и все.
В этом нет никакого смысла.
То, что вы не можете что-то понять, не значит, что в этом и правда нет смысла, прошептала она, и он не смог ничего возразить.
Что еще ты видишь? спросил он.
Она сложила платок в небольшой квадратик и еще с минуту подержала в руках.
Больше я ничего не вижу. Я только чувствую вас. Она пожала плечами. Может быть, это оттого, что платок лежал у вас в кармане. И все.
Ты чувствуешь меня? Что ты имеешь в виду?
Она снова пожала плечами:
Просто ваше присутствие. Как когда вы сидите рядом со мной и мне не нужно смотреть на вас, чтобы это чувствовать. Вы теплый, большой, и от вас пахнет чистотой.
М-м, буркнул он. Он вспомнил цвета из своего детства, оттенки, окружавшие разных людей, то, как он пытался описать это матери.
Вы верите мне, Мэлоун? спросила она.
Да, Дани, прошептал он. Пожалуй, да.
Она вздохнула, так сладко, словно он дал ей кусок пирога с шариком мороженого в придачу, и закрыла глаза.
Мама с папой говорили, что мне нельзя никому рассказывать эти истории. И я не рассказываю. Но я все равно знаю разные вещи. Ничего не могу с этим поделать.