Мама. Это слово накрепко засело в моей памяти. Какой же она была? Строгой? Нежной? Не знаю. Но она всегда была Мамой. Самой обычной. Просто моей. Иногда она брала меня к себе на руки, усаживалась на диван, а меня садилась себе на колени. Она вглядывалась в меня своими тёмными глазами долго-долго, и не отводила взгляда. Я тоже, раскрыв рот, осматривал её гладкую кожу на лице и, не выдерживая тишины, начинал хохотать. Следом смеялась и она тоже.
Я любил её. Любил смотреть на её милые щёчки. Клал свои ручонки ей на лицо и начинал их потихоньку сжимать и разжимать. Кожа её казалась мне мягче одеяла, я мог наслаждаться этим довольно долгое время, но, когда ей надоедало, она заваливала меня на диван и начинала щекотать.
Я смеялся, извивался и отталкивал её.
Но это было здорово.
Мама женщина со светло-русыми волосами и карими глазами, уголки глаз немного вздёрнуты вверх. Это делало её немного моложе. С ними казалось, что она всегда весела и доброжелательна. Её брови тоненькие и ровные такие, что делали её лицо ещё более детским и привлекательным. Чуть припухлые, вечно улыбающиеся губы особенно выделялись на её лице. Ими она расцеловывала всего меня. И иногда я важно отталкивал её в сторону, делая вид, что устал от вечных чмоканий. Хотя в действительности мне это нравилось.
Кем была для меня мама?
Моим личным домашним транспортом. Часто она переносила меня то в одно место, то в другое. Такими были диван, стул за обеденным столом, кроватка, улица.
Ещё мама была настоящим моим защитником. Папа часто ругался на меня за моё проказничество, но мать всегда отгораживала меня. И если я плакал, она подставляла своё плечо и гладила по голове. Только в мой адрес летели грубые слова, смысл которых я понимал наполовину, я бежал к единственному своему спасению к матери. И прятался за неё.
Так и будешь всю жизнь маменькиным сынком? кричал отец.
Ему всего пять лет, что ты от него требуешь? горланила она ему в ответ.
А потом они сильно ругались из-за одного меня. И, пока голоса раздавались и звенели по всему дому, пока они были отвлечены выяснением отношений, я бежал на улицу. Но тихо, украдкой. Думалось, что так они не заметят меня. И, когда я всё же выходил, брал огромный топор, падал на спину, едва удерживая его своими ручонками. Сейчас я удивляюсь, как я не распотрошил самого себя тем острым лезвием. Но всегда после этого я оставался без царапин и без ссадин.
Я вставал на ноги, клал на пень какую-нибудь деревяшку и, вновь поднимая топор с сырой земли, размахивался и попадал мимо.
На этом меня ловил мой отец. Он подхватывал меня на руки так ловко, что я не успевал сопротивляться. И в крепких-крепких родных руках постепенно успокаивался.
Всё же это был мой папа. Самый настоящий.
Сигареты. Ох, я помню их аромат сильно, что кажется даже сейчас я стою напротив него, а он отвёрнут от меня и разговаривает с мамой. Этот запах был с ним везде и всюду, ведь он курил аж с самых 12-ти лет, и уже не мог от этого избавиться. Сигареты стали частью его жизни.
И моей тоже.
Щетина. Мне не нравилась она на его лице, потому что из-за неё трудно было поцеловать его даже в щёку. Но он всё равно тянул меня к себе и сам целовал в лоб. Тогда я морщился. Щетина покалывала и щекотала мне кожу. Но и в этом оказывалась какая-то прелесть.
Всё же я его любил. Даже несмотря на то, что я считал его самым строгим человеком на планете. Мать всегда орала на него с претензиями, почему он до сих пор не нашёл себе работу?
Я прокормлю вас и без неё.
А продукты я как тебе буду покупать? возражала мама.
Я смотрел на них хлопающими глазами.
Тогда ты и работай, раз так хочется. Что, наш образ жизни уже не нравится? Ты сама согласилась жить не так, как все.
Согласилась. Но жили они, на самом деле, как обычные люди. Как и любая семья в нашем посёлке.
Мать шла продавать ягоды и урожай, что вырос у нас в огороде. И я оставался с Ним. С абсолютно безбашенным, обаятельным и игривым отцом. Было ли мне скучно рядом с ним? Никогда. Я обожал проводить с ним рядом время, если выпадал шанс.
Однажды я сидел на пеньке, а папа стоял рядом и курил третью по счёту сигарету. Мы оба смотрели в лес, куда всегда хотелось убежать.
Я свожу тебя в лесок, сынок, но позже. Вот увидишь, ты сходишь туда один раз и никогда потом не прекратишь ходить. Он будет тянуть тебя ещё сильнее. Пока не засосёт насовсем. Смекаешь?
Засосёт задумчиво и умно повторял я за ним слово, хотя плохо понимал его смысл. Папа, пойдём сейчас?
Отец усмехнулся, бросая сигарету на землю, которую недавно намочил дождь. Я вдохнул аромат сырости и тут же подскочил, хватая папу за руку.
Ну пошли, пожал-ста, па-ап. Мама потом придёт
И обо всём узнает.
Не-ет! Мы быстро. Пошли, пап. Мама долго не будет!
Я стал скакать как сайгак вокруг отца, но он продолжал стоять с невозмутимым видом, будто меня не замечал.
Ты, малой, ещё маленький совсем. Чуть мы зайдём в лес, то станем уязвимыми. Поэтому самое благоприятное место для тебя, дорогой, это дом. Если страшно, иди домой. Но страх это чувство, которое нас обманывает. Ты должен позже свой страх изменять на другое чувство интуицию и внимательность. Осторожность и
Почему низя в лес? застонал я, почти его не слушая.
Это дикая природа. Там множество существ сразу же захотят тебя убить, малыш. Поэтому сейчас нельзя. Ты же меня понял?
Я сморщился, будто меня ударили поленом, и слёзы подкатили к горлу. Ещё с самого детства меня тянул этот безобразный лес к себе, и я не мог расправиться с этим чувством. Желание превышало все мои силы.
Я ревел.
Айзек, что опять с этим обормотом? кричала позади меня мама. Я продолжал сидеть на пне и плакать, делая вид, что не замечаю никого.
Да не бери в голову, скоро угомонится этот нюня
Родители шли в дом. Я оставался один. Лишь хлопнула дверь, слёзы обиды перестали течь. Я продолжал всматриваться в загадочный лес, в котором деревья от ветра раскачивались в унисон, а из самой глубины раздавались крики птиц и всех диких зверей. В тот момент я был настолько зачарован, что думал это кричат существа и духи давно умерших людей. Их крик увеличивался, раскачивался сильнее, шумели листья. Ветер завывал. Меня охватывала непреодолимая паника, но в голове крутились слова отца:
Страх это чувство, которое нас обманывает.
Я поджимал ноги. Страх парализовывал всё моё тело. Мне не подвластно было совладать с самим собой, и от безвыходности ещё больше наполнялся паникой.
Моё чувство паники раздувалось как пузырь. И наконец, не выдерживая его натиска, я-таки отрывал взгляд от леса и подскакивал с пня.
Дыхание, направленное мне в шею, грозный рык и острые зубы, вот-вот готовые впиться в плечо.
Я орал. И убегал в дом.
Ударяясь пальцами о дверь, я толкал её, словно съел до этого три чашки каши со всей дури. И, продолжая орать, забегал в помещение.
О, оклемался сынок-то. смеялся отец. Я, успокаиваясь, хмурил брови на его слова и с важным видом шагал к дивану. Но пока я шёл, я ощущал себя таким уставшим, что, только дойдя, то намертво заваливался, будто никогда в жизни не спал.
3 глава
Ныряю с головой в проклятый сон, похожий на бескрайние воды. Словно я не первый раз здесь и даже не второй. Я здесь всегда. Всегда есть, существую в иной плоти, с иными желаниями. И сейчас я в центральном городе, являющимся ключевым в нашей стране в Тасмагонии. Всюду воздух наполнен ядовитым запахом нефти, перемешанной с мокрой землёй. Дышать нечем. Все ходят в масках. И снова неспокойно с того самого момента, когда Ален Уокер захватил вместе со своей Чёрной Партией власть. Напряжения по всей стране только возрастают, и ситуация каждый раз выходит из-под контроля. И особенно чётко я понимаю сейчас, что нужно сжать кулаки. Вся настоящая кровь только впереди.