Язару было страшно оставлять без присмотра глаза и письмо альва. Весь день он проносил их в кармане старого тулупа и беспрерывно ощупывал, убеждаясь, что не потерял. Он получал лишь короткое успокоение, тревога далеко не отступала. Впрочем, исходящий от письма холод не позволял о нем надолго забывать. Он спорил с теплом тулупа и лишь усилиями еще по-летнему горячего солнца тулуп не заиндевел.
Осененный внезапной идеей вечером Язар раздобыл чернила и пожелтевший листок бумаги в доме бабы Нары, живущей по соседству на другой стороне улицы. Однако не близко знакомый с каллиграфией он не мог верно переписать иероглифы этого древнего и сложного языка. Четкие штрихи становились ломаными линиями, пропорции терялись, а вдобавок все перекрывали уродливые кляксы. Отчаявшись, Язар разорвал свои труды на мелкие части и сжег в пламени свечи, в свете которой и пытался писать.
Спалось ему тревожно. Глаза альва он держал рукой под подушкой, письмо положил в сундук с вещами подле кровати. Сильный ветер стучал входной калиткой, и юноше мерещилось, что безобразный старый колдун в черных лохмотьях ломится к ним во двор. Подогревая его страхи, Мард, не замолкая, надрывался и бросался на высокий синий забор. Ему отзывались все деревенские собаки. Никогда еще ночной Винник не звучал так громко.
Язар в одной рубахе вышел на улицу. Он не взял с собой света, ибо не надеялся различить черного Марда на фоне ночи. Однако он сразу почувствовал присутствие людей на улице, ощутил их волнение и услышал приглушенные голоса.
Одновременно с ним из кухни напротив дома вышел Далиир. Он держал лампадку, на свет которой сразу же устремились мотыльки.
Мард, что там? громко спросил он.
Пес прошелся вдоль забора, завилял хвостом и присел возле калитки. Калитка стукнула еще раз, но теперь ее отворила Ильга снаружи.
К Сусарду пришли! крикнула она и подбежала к Далииру. Она дрожала, а в голосе ее звучал настоящий ужас. Какие-то люди, не здешние. Избили его кума и зарезали пса! Они и сюда придут, Далиш!
Иля, успокойся, попросил он, обнимая ее одной рукой.
Язару продолжало казаться, что он спит: слишком стремительно разворачивались события, слишком неправдоподобно. Потому он не почувствовал страха. Ему уже представлялось, как он, пряча за пазухой послание и глаза альва, бежит в Грушевник через лес. За ним на взмыленных черных жеребцах гонятся охотники. Они спускают собак
Спокойный голос дяди вернул его в реальность.
Язар, где письмо и камни?
Они у меня.
Дай их мне, Далиир требовательно протянул большую мягкую ладонь.
Язар смешался. Он понимал, что если послушается дядю, то может навсегда лишиться своих находок. Он не знал их ценности, но в том, что эта ценность высока, не сомневался.
Их нужно спрятать или унести неуверенно пробормотал он.
Лучше отдать, рассудила Ильга. Они найдут.
Нельзя! ужаснулся Язар. Нельзя отдавать им глаза альва и тем более послание! Это может быть письмо самому царю, предупреждение о начале войны
А коли и так? не возразил дядя. Я не обменяю свою жизнь на благополучие Бризара и тебе сделать этого не позволю.
Он двинулся к Язару неспешно, без суеты. Суровое лицо Далиира выражало решительность. С каждым его шагом воля племянника таяла. Послушаться дядю теперь казалось ему единственным разумным решением. В самом деле, ради чего он намеревался рисковать? Он уже опустил руку в карман, но вдруг замер. Холод письма напомнил ему об альве. Случайно так вышло или нет, но это он нашел послание небес, и только он был за него в ответе.
Язар покачал головой.
Я не могу. Простите!
Он бросился бежать. Рывком Далиир попытался дотянуться и ухватить племянника. Но тот был гораздо проворней. Он выскочил за калитку заднего двора, и звуки его торопливых шагов быстро угасли в ночи.
Мард подбежал к калитке и вопросительно посмотрел на хозяина.
Пусть идет, выдохнул Далиир. Он сразу как-то состарился: поникли его широкие плечи, тяжелый взгляд упал и остался лежать у калитки.
Но Далиш, растерялась Ильга. Он не сумеет убежать! У него ни еды с собой, ни теплых вещей. Да и ночью он слеп. Его поймают! Еще не поздно его догнать! Пусти Марда!
Не дожидаясь ответа, она бросилась к калитке. Мягкие пальцы Далиира сомкнулись на ее предплечье стальными тисками.
Оставь! Поверь в Язара, он справится. Конечно, он сумеет убежать, ведь столько лет он ждал этого часа.
Дорога в Грушевник была ему хорошо знакома. Не раз приезжали они туда с дядей, не раз прибегал он туда по утрам. Дорогой пользовались не только жители Винника, но и обитатели окрестных сел. Оттого и зимой была она наезженной и нахоженной и в светлое время никогда не пустовала. Окаймленная чертополохом и репейником дорога вилась вдоль полей и далеко просматривалась. Сюда редко забредал лесной зверь, а подорожники здесь не встречались. Им негде было таиться и некого было грабить, ибо не всякий зажиточный крестьянин Бризара содержал даже старую клячу.
Пройти в Грушевник Язар мог и вслепую, ночь скроет его облик, а мягкий грунт поглотит звуки шагов. Но едва встав на дорогу, Язар поспешил сойти. Ведь если разбойники кинутся в погоню с собаками, он не успеет укрыться в городе и не сумеет затаиться в полях. А, кроме того, он не хотел вести головорезов к сестре и брату. Пригнувшись, он двинулся вдоль низеньких заборов на другую сторону села.
Винник не спал, и напрасно цикады убаюкивали его размеренным стрекотанием, их колыбельную разрывал отчаянный лай ночных сторожей. Псы в одержимости бросались на заборы и гремели цепями, но, защищая хозяев, они только добавляли им беспокойств. Дрожащими руками люди зажигали лампады, фонари и свечи, на цыпочках выходили во дворы и шикали на преданных псов. Иные прятали детей в погреба, иные беспомощно роптали. Но все вспоминали, что при злобной колдунье Атаказе не уходил безнаказанным и самый мелкий вор.
Язару не нужен был свет, чтобы обойти канаву, в которую он упал в шестилетнем возрасте и раскроил себе нос. Он помнил, что из соседского забора торчат ржавые гвозди, а на углу уже три года преет тележное колесо. Далиир делал из него детскую карусель, накрутил на шест и подвесил бечевкой доски. Но как завалилась карусель, так с той поры и преет, а поднять ее мужчинам все недосуг.
Язар знал, что в десяти саженях слева пустует одинокий дом. Крыша его осыпалась и накренилась, стены изгрызли черви и поросли мхом. Дом стоял особняком и прежде, но десять лет назад в нем еще слабо теплилась жизнь. Жил в нем мрачный сварливый старик, коего как огня сторонились дети. Но они же тянулись к нему, как к огню. Любопытен им был двор старика, его дом и в особенности чердак, там хранил старик собственный гроб. Язар с братом и деревенской ребятней часто играли в покойников, поочередно ложились в гроб, а потом оживали. Громко хлопали они крышкой гроба, веселились, топотали. И однажды разбуженный шумом за игрой их застал старик. Сверкнул он в полутьме холодными белесыми глазами, обхватил седую голову руками, да и в ужасе закричал:
Зачем гроб мой ломаете, безобразники?! Во что лягу я, как помру?
Сдуло с чердака ребятню, как листву ветром, вылетели они со стариковского двора, да с того дня ни одной ногой к нему во двор не ступали. А старик вскоре помер, и стыдно Язару было на похоронах, ибо знал он, отчего перекошена крышка гроба.
Надсадный лай вырвал Язара из воспоминаний, но это голосили не деревенские псы. Ищейки приближались. Озлобленное рычание и цокот копыт перекрикивал незнакомый голос.
Они здесь! Обыщите каждый дом, переверните каждый камень! Допрашивайте людей вы знаете, как заставить их говорить.