Младой Родиполк был в сенях, не спал да весь их разговор слушал. Сын-то сразу подметил, что сказывает дядька Журба да к чему ведет, но на то гнев свой не показывал, потому как одного хотел: уехать да служить князю в его сильной да большой дружине. Хоть и не терпел Родиполк Журбы, но словам его противиться не стал.
Ой! вскрикнула мать да за живот свой взялась.
Хотел было к ней Родиполк из сеней выскочить, но Журба оперед был. Он-то ее под руку взял да мягко спрашивал:
Что, Люба моя?
Дитятко пробудилось!
Но то ладно все, радостно кивнул Журба.
Ох, Журба, тяжко мне отпускать его, тяжко
Отпусти его, мужик он ведь уже.
«Теперь уж решено все, думал молодец, вспоминая слова то Журбы, то матери его Любы. Уеду я, только обережку выпрошу. Ведь без нее нельзя. Она, обережная, и в боях укроет, и от врагов спасет, от разной нечисти да напасти убережет, отведет. А коли обережку не даст? вздрогнув, сам себя спросил Родиполк. А коли не даст, так и без нее уеду, тут же сам себе твердо ответил, с решимостью богатыря. Сам ту обережку сделаю, ведь недаром-то меня прародительница Ханга научила, судьбу-Вехоч на подмогу призову да Поруна, чтобы силы не отнял. Хоть и не материнская защита будет, но все ж защита. То так будет все ладно и без материнской обережки, уеду, обидно подумал он, словно мать уже отказ ему сделала. Все одно уеду». Как решил он о том, так спокойнее ему стало, да и сразу уснул в сенях на жесткой перине.
Проснулся он, как и всегда, рано, перед самою зорькою. Темное ночное небо уже посветлело, но еще не поспело окраситься нежным золотым цветом. Маленькая яркая тесемочка нежная зорька не золотила летнее небо, а только издали, сквозь темную серость, светлела. Отойдя от беспокойного сна, Родиполк не спешил вставать с жесткой перины и идти к тихим водам маленькой речушки Оскло. Единожды, только сегодня, этим ранним утром, он нарушил наставления своего прадеда Всевласия, да и весь свой обычай твердый богатырский не пошел к прохладной реченьке, не купался в ее живительных, ласковых водах. Он еще долго лежал на грубой домодельной перине из сухой старой соломы.
Родиполк прислушивался. Мать-молодица уже проснулась да хлопотала на придворке, не жалея рук своих белых, нежных да мягких. Тихую горькую песню свою заводила, ласково, но тоскливо. Он вслушался.
Отсвет красной зореньки
В реченьке играет,
А младой сынок
На службу выезжает.
А как выйдет в чисто поле,
Так биться там будет
За князя свого
да народ великий.
Али некому того
молодца-то встретить,
В путь-дороженьку свести,
Нежненько пригледить.
Только ясна зоренька
То лицо ласкает,
А как все сложится,
Никто того не знает.
Только матушка родима
Печалиться будет.
Прощавай, сынок мой милый,
Пахарь-то великий,
Али выбрал службу ратну
Славну, но коротку.
Будь, сынок мой милый
С зорькой единенный,
Только она каждо утро
Ласкать тебя будет.
Тоскливо стало младому богатырю от той печальной материнской песни, да поменять того нельзя, ведь зовет его судьбинушка на богатырску службу. Отойдет и матушка его родна, успокаивал себя сын, род другой будет, дитятко новое. Даст она свое согласие и обержку ту материнску сделает. Мать-то его Люба под уговорами дядьки Журбы уже слово свое сменила. Все то слышал Родиполк повечерью, и о дитятке слышал, и те уговоры дядькины. Журба, матери его овторой муж, все ее нрав ласковыми уговорами слаживал, словно тот лис, что добычу свою обхаживает. Понял все молодец: отпустит его мать, поет она тоскливо, но про службу его богатырскую. Не поменяет он решения свого, ждет его служба ратная, ждет. Решив все, он оделся, собрался для пути далекого да долгого. Опоследнее, что надобно сделать, так это испросить у матери обережно слово.
Он пошел к матери молодице Любе. Дядьку Журбу не было слышно да видно ушел, верно, в чисто поле смотреть золотую пшеницу. По обеде мать пойдет к Журбе в поле, понесет ему хлеб свежий да кувшин молока. А дядька пшеницу сторожить будет, она-то уже наливается да золотою волною стоит в раздольном поле. Вскорости придет время косарей. Пойдут мужики сильные да молодцы красные, а с ними и Журба младой, во широко поле, да с нежностью, но большими махами своими срежут наливные колосья. А после запасы сделают, а земле родимой отдых дадут. То и он, Родиполк, тоже ходил во широко поле, но не с Журбою, а с прадедом своим Всевласием. За Всевласием тем и не поспеешь, все он опередок шел, главным косарем. А с Журбою Родиполк ходить не стал, прогонял тот его, словно то поле только его было, а более ничье.
Малая зорька ясная, с румянцем да нежным золотом, блестела сквозь туманное серое небо, словно одобряла то намерение младого богатыря.
Сын подошел к матери. Она словно застыла, побелела. Он, низко поклонившись, опустился на колени перед ней. Склонив голову, оберегу просил для своей новой богатырской жизни.
Матушка моя родная, ласково обратился Родиполк к матери с мольбою, судьба-Вехоч все уже решила за меня да зовет в путь долгий и далекий. Противится ей не стану. Поеду к князю в дружину сильную в чистый град. Отпусти, матушка, судьбинушке противиться не надобно, говорил он нежно, чтобы матушке своей обиду не делать. Дай-то мне имя новое, доброе, обережное, для судьбы милое, чтобы путь мне был богатырский, долгий да легкий.
Хоть и супротив была мать, но от судьбы-то не уйдешь да не убежишь. Обняла она его, прижала к животу своему, заплакавши, вспомнила завет прадеда Всевласия Любовича. Перед смертью своей дал он наказ, чтобы внук его был богатырем, служил для земли родимой защитником. Жена его Ханга, прабабка Родиполка, по своему, странному да чужеземному обычаю схоронила мужа, под земелькой-матушкой, а с нею и обещанное Всевласию. Вспомнила про все Люба, мать Родиполка, да пуще заплакала. Но судьбинушке перечить не стала. Да и делать того не надобно, перечить-то, а то ведь судьбинушка отвернется, да и весь род сгинет. Сказывала мать слово свое обережное сыну на путь хороший, жизнь долгую богатырскую. Нарекла его именем новым, обережным: Светогор-победитель. Всю любовь свою материнскую в то имя вложила, чтобы оно для сына ее стало защитным, охранным. Чтобы сын ее с именем тем непобедим стал, как те горы каменные неприступные. А при виде тех гор каменных враги людские слепли, как от того света, что Даждь-Верхогляд дает.
Долго не отпускала его мать, плакала, словно чуяла, что больше не свидятся. А отпустив, стояла у деревянного резного крыльца, смотрела вслед ему, провожая печальным взглядом голубых глаз.
Глава 2
Богатырский род
Богатырь Родиполк, с новым, от матери, обережным именем Светогор, выехал из свого дома с желанием непременно сыскать славу в других мирах. Знал Родиполк, на что он гож, да решил служить богатырем, как и его прародители славные.
Неспроста Родиполк выбрал жизнь богатырскую, ведь он продолжатель странного и древнего рода сильных и смелых богатырей. Знали все, что не только прадед был сильным и могучим богатырем, но и его прабабка была богатырского чину. А чин этот ввел сам великий и славный княже русский Саввич Дариевич, при котором службу нес прадед Родиполка Всевласий Любович.
Прадед Родиполка Всевласий Любович был настоящим богатырем, могучим и крепким. Таких славных богатырей-победителей воспевали в былинах да в песнях не только гусляры, но и сами вещуны-волхвы. Славился он силою своею огромною, победами быстрыми да боями резвыми.
Был Всевласий одним сыном у своих родителей, не было у него ни братьев, ни сестер. Все силы свои его батюшка да матушка вложили во Всевласия, а после уж на других и не осталось. Родился он ночью холодной, посеред лютой зимы. Такой лютой и холодной зимушки, как в ту пору, бабка-повитуха Ельница, что в опоследней избе жила, за далеким пригорком, отродясь не видывала. А потому не поспела прийти к Галке да Любовичу, дитя принимать. Привела мать сына одна, без подмоги Ельницы, в баньке добротной, при своем муже Любовиче. Но тот мороз сыну Любовича, Всевласию, в радость был, родился он сильным да здоровым. Рос тихо да спокойно в добротной избе с высокими большими окнами в маленькой и далекой деревушке Сохте, что за самим лесом была да за Белым градом, со своими прародителями: матерью Галкою светлоокой красавицей да с отцом Любовичем чернобровым да черноусым. В деревеньке-то этой малой Сохте жил людь светловолосый из народа древляничей. Были они честными, сильными да смелыми. Славился этот народ богатырями да сильными людьми-защитниками. Веровали они в самого Ярила-батюшку, сильное, яркое, большое да жаркое золотое солнце. Думали древляничи, что батюшка Ярило-солнце то всему голова. Все идет от батюшки Ярилы: и жизнь, и тепло, и услада. А потом уж людь этот чтит других, по очереди. Брата Ярилы Мясецеслава, что возле брата живет со своими детками-звездами Ярасиками. Приходят братья каждый в свою пору, когда время их подходит, да светят ярко да мило. Жена-то у Ярилы непроста, а сама краса Макуша весна люба. А у весны той родня есть непроста: сестра ее Хмура зима, с племяницею Вьюжницею. У солнца-батюшки детки-то: Вехоч-судьба, сын Своярт-время да Мора-смерть. Есть и у Макуши да Ярилы малые детки: зорька ясная Аргуна да дождь Порон.