Получив письменные принадлежности, Альфред Кнапп настрочил короткое ласковое письмо, точнее, записку, гласившую: «Моя дорогая жёнушка: я напишу тебе несколько писем, чтобы ты знала, как у меня идут дела. Для меня происходящее выглядит очень мрачно, и поэтому нам следует ожидать худшего. Я не знаю, что они сделают со мной, но я ожидаю, что это будет пожизненное заключение в Коламбусе, штат Огайо, поскольку они идут по следу Ханны. Они не нашли её тела, но могут найти её к тому времени, когда вы получите это письмо».1
В общем-то, дело было раскрыто. И хотя сестра Кнаппа, узнав о признании брата, сразу же заявила о его слабоумии и неспособности контролировать себя из-за попадания молнии в детские годы, это уже никого не интересовало признание было сделано, и вопрос о вменяемости или невменяемости убийцы предстояло решить суду.
Проницательный читатель наверняка уже догадался, что Альфред Кнапп не привлёк бы внимания автора, и очерк этот никогда бы не был написан, если бы история закончилась признанием, прозвучавшим из уст задержанного 25 февраля. Она действительно не закончилась, признание, сделанное Кнаппом вечером 25 февраля, оказалось лишь прологом более радикального заявления.
Проведя ночь в гостеприимной камере в здании Департамента полиции, Кнапп поутру 26 февраля заявил, что хотел бы сделать официальное заявление в присутствии нотариуса и мэра города. Приглашению последнего удивляться не следует в начале 1903 г. в Огайо начался административный эксперимент по передаче оперативного управления полиции городским советам, при котором мэр города фактически превращался в начальника полиции.
После того, как пожелание Кнаппа было выполнено и мэр и городской нотариус прибыли для встречи с арестованным, тот рассказал о совершённых ранее преступлениях и подписал соответствующий «стейтмент» (нотариально заверенное заявление).
Текст этого лаконичного документа гласил: «21 января 1894 года я убил Эмму Литтлман на складе пиломатериалов на улице Гест в Цинциннати. 1 августа 1894 года я убил Мэй Эккерт на Уолнат-стрит, напротив офиса YMCA в Цинциннати. 7 августа 1894 года я убил свою жену Дженни Коннорс-Кнапп под мостом через канал на Либерти-стрит в Цинциннати и сбросил её тело в канал. В Индианаполисе в июле 1895 года я убил Айду Гебхардт. 22 декабря 1902 года я убил свою жену Энни Кнапп на Южной Четвёртой улице, 339, в Гамильтоне, и сбросил её тело в реку в районе Липового леса. Это чистая правда.
Альберт Кнапп.
Я делаю это заявление добровольно и без принуждения со стороны должностного лица или кого-либо ещё.
(Подпись) Альберт Кнапп.
Поклялся мне [в правдивости заявления] 26 февраля 1903 года.
(Подпись) K. Ф. Бош, мэр.»2
Сказанное прозвучало шокирующе, породив с одной стороны недоверие заявлению Кнаппа, а с другой сомнения в его нормальности. Полицейские немедленно вызвали психиатров для освидетельствования состояния арестанта. Группу врачей возглавил доктор Хастон (C. N. Huston), признанный специалист по душевным болезням, он работал с Кнаппом на протяжении последующих 2-х недель.
Вывод Хастона оказался вполне предсказуем и, по-видимому, точен. По мнению доктора, Кнапп представлял собой «тип ярко выраженного дегенерата» («degenerate of the pronounced type»), это был моральный извращенец, несомненно, вменяемый и юридически ответственный за свои поступки. Объясняя свой вывод, доктор Хастон указал на то, что «его нервная система в норме, рефлексы реагируют естественным образом, зрачки его глаз нормально чувствительны к свету, и в его семье нет безумия или эпилепсии. У него есть три сестры, одна из которых разведена со своим мужем, но все они достаточно умны. Сам Кнапп обладает низким уровнем интеллекта, но способен к образованию. Он способен спланировать и совершить преступление. Одним словом, он просто извращенец».3
После того, как газеты в Огайо и окружающих штатах дали информацию о сделанном Кнаппом признании, последний вдруг испытал странный (и несколько неожиданный в его положении) приступ тревоги. Он неожиданно заподозрил, что жители Гамильтона непременно решат его линчевать и уже собираются у стен здания Департамента полиции для штурма. Начиная с 27 февраля Альфред стал расспрашивать всех, контактировавших с ним, о людях на улице и количестве полицейских в здании. Он попросил детективов, чтобы те обратились к мэру Бошу с просьбой вооружить полицию винтовками и связались с правительством штата насчёт отправки в Гамильтон одной или двух рот Национальной гвардии.
Кнаппа успокаивали, уверяя, что никаких линчевателей перед зданием нет и полиция располагает достаточными силами для поддержания порядка, Альфред вроде бы успокаивался, но через четверть часа опять начинал тревожиться и просил проверить, всё ли спокойно на улицах. Такое поведение взрослого мужчины выглядело необычным, кое-кто из детективов даже заподозрил игру, призванную собрать сведения о полицейских силах и после этого предпринять попытку побега из-под стражи. Сразу внесём ясность и скажем, что попытку побега арестант не предпринял и не готовил вообще. Кнапп действительно боялся расправы толпы, но, скорее всего, это было следствие не малодушия, вернее, не только одного малодушия, но и не вполне нормального состояния психики.
Слева: первое сообщение в газете от 26 февраля 1903 года о сделанном Кнаппом признании в 5-и убийствах. В центре: текст лаконичного признания Альфреда Кнаппа, воспроизведённый в газетной публикации дословно. Справа: одна из первых больших статей об Альфреде Кнаппе в номере от 27 февраля была иронично озаглавлена «Сознавшийся в убийстве пяти женщин жалобно молит о защите».
Альфред явно был подвержен синдрому навязчивых состояний или какому-то схожему расстройству. Поэтому своими страхами независимо от того, являлись таковые обоснованными или нет он управлял плохо. Окружающие, по-видимому, не понимали этого и считали, что со стороны Кнаппа имеет место лишь притворство. Только сёстры арестанта пытались доказать, что Альфред на самом деле имел на протяжении всей жизни какие-то «непорядки с головой», и эти непорядки объяснялись перенесёнными травмами. Согласно рассказам сестёр, в возрасте около 5 лет Альфред был сильно травмирован молнией, ударившей в дерево, под которым он стоял [как известно, мощный электрический разряд при подобном ударе может распространяться на многие десятки метров во все стороны в зависимости от состояния почвы]. Кроме того, через пару лет мальчик был сильно травмирован лошадью, ударившей его копытом в голову.
Сложно сказать, насколько правдивы были эти рассказы, нельзя исключать того, что сёстры попросту выгораживали братца в меру своих ума и сообразительности. Во всяком случае, медицинский осмотр не выявил на теле Альфреда Кнаппа следов, которые можно было бы объяснить поименованными выше травмами.
Как развивались события далее?
Разумеется, сообщённые Альфредом сведения подверглись проверке, а сама его личность внимательному изучению. Выяснилось, что родился Альфред Кнапп в городе Гринзбурге (Greensburg), штат Индиана, в 1863 г., то есть на момент описываемых событий ему шёл 40-й год. Семья долгое время проживала в городке Терре-Хот неподалёку от границы с Иллинойсом, на территории которого, напомним, находится Чикаго. Подросток мечтал поскорее уехать из сельской глуши и перебраться в большой город. Свой замысел Альфред реализовал в 1880 г., когда он оставил семью и направился в Чикаго. Большой город встретил юношу из провинции неласково, и в 1882 г. в возрасте 19 лет Альфред «присел» на полгода в знаменитую иллинойскую тюрьму в городке Джольет (Joliet) за неудачную попытку ограбления магазина.