А ещё первый увиденный в Доме Рыбака концерт
какого-то удивительного Розенбаума, врача-еврея.
Стоит иногда закрыть глаза в тишине
так и мерещится она, скала Сопки Любви.
И наполняет крылья упругий тёплый ветер в спину.
«Летать так летать»
В центре снимка та самая Сопка Любви. 1985 год.
Как стать плохим
Зима 1989-го
Ноябрьский ветер развлекается со ставней «фонаря»,
которую плотники забыли закрыть на крыше цеха
отшвыривает и жахает по раме со всей дури так,
что «вохровка» на проходной хватается за наган.
Степанову двадцать пять, дяде Толе полтинник.
Дядя Толя был прорабом на стройке, повидал всякое,
не раз ходил под статьёй, жизнь знает не понаслышке.
Дядя Толя Олейников старше Степанова на жизнь.
Они сидят в кабинете и курят вопрос серьёзный,
спор идёт долгий, из аргументов только злые матюки.
Степанов хоть и молод, но дяде Толе начальник,
последнее слово за ним вот это и злит Олейникова:
Ты, Степанов, мечтаешь со всеми жить в ладу,
не хочешь кляузы писать, не желаешь скандалить,
только зря, пожалеешь всем хорошим не будешь!
Ты парень неплохой, но протянешь на заводе недолго,
сожрут они тебя, схарчат в момент, а знаешь почему?
Потому что не любишь ты, Степанов, писать докладные!
А в инструкциях каждое слово записано кровью!
Когда бабахнет виноватым окажешься именно ты!
Потому что побоялся написать начальству правду,
оно правды не любит, оно на тебя вину и повесит
Дело плохо строили завод наспех, к юбилею,
поэтому новые склады кислот и нефтепродуктов
сдали в эксплуатацию условно, с доработками,
про необходимость которых все сразу же позабыли.
Нет никому никакого дела, что всё дышит на ладан,
что бетон положили не тот, насосную не достроили
но только напомнишь главному инженеру об этом,
тот кривит лицо, словно от зубной боли, прочь гонит.
Поэтому сидит Степанов в прокуренном кабинете,
думает, как поступить в такой непростой ситуации.
Тяжесть непомерного риска висит на плечах камнем,
он не спит которую ночь, пытаясь отыскать выход.
Надо бить в колокола, тормошить начальство
Олейников, тот советует сразу писать в прокуратуру.
Степанов тихонько зондирует заводских особистов
те в курсе, но сор выносить из избы тоже не хотят.
Пытается действовать через давнего знакомого,
капитана-пожарника Васю родом из Рыбинска
тот сам в панике, начальники его тоже не слышат.
Они встречаются тайно, в безлюдной складской зоне
не хочет Васин майор никак вмешиваться в ситуацию.
Степанов идёт за советом к высокому начальству,
которое елейным голосом напоминает ему о том,
что обещанная Степанову квартира может ускользнуть,
потому как надо уметь быть лояльным и благодарным.
О, как они убеждают его втроём и даже впятером,
какие песни поют, какие сказки рассказывают!
Степанов ненавидит себя, он злится и нервничает,
прекрасно понимая обманут, выкинут и забудут.
Грозный технический инспектор ЦК профсоюзов,
вечно толкающий пафосные речи на совещаниях,
нежно шепчет Степанову про спаянный коллектив,
про несвоевременность, про финансовые трудности.
А степановский кадр простой азербайджанец Федя,
он же Фарид, у которого в общаге шестеро детишек,
жалуется на боли в голове, сплёвывает кровь на снег.
В насосной совсем нечем дышать от паров кислоты.
Ничего не спасает ни пьянки, ни командировки.
Случайный попутчик в купе как-то говорит Степанову:
Если речь идёт о жизни людей, какие сомнения?
Делай, что должен А там уж как повезёт, зёма
Как быть? Молчать? Кричать? Да будь, что будет!
Степанов вынимает чистый лист бумаги, печатает,
потом сам лично регистрирует докладную записку,
сам относит в канцелярию и прячет копию в сейф.
Непосредственный начальник Степанова Колядин,
заместитель директора, черноусый красавец-атлет,
утром смотрит на Степанова с лёгким презрением
что ж ты, парень, оказался таким перестраховщиком?
Колядину хорошо фрондировать и шутки свои шутить,
говорят, что скоро он уйдёт на новое место работы,
в какую-то большую международную торговую фирму
Колядин с гордостью показывает всем её проспекты.
Они втроём Степанов, капитан Вася и дядя Толя
отныне на родном заводе изгои, стукачи и предатели,
чужие среди своих, над ними хихикают, издеваются.
А насосы в складе кислот между тем дышат на ладан
Через месяц случается авария, за ней вторая.
За ликвидацию утечки героям наград не вручают.
Тем, кто нахаркался кровью, дают талоны на молоко.
Приезжает комиссия, начинается разбирательство.
И выходит так, что виноваты Степанов и дядя Толя,
посылавшие людей работать в аварийных условиях,
не сигнализировавшие своевременно руководству
всё разворачивается так, как предрекал Олейников.
О, чудо! Докладная Степанова куда-то пропадает.
Спасает его зарегистрированная копия из сейфа,
которая снимает все многочисленные вопросы
зато начальство лишается партбилетов и должностей.
Дядя Толя хвалит Степанова, вышагивает фертом,
страшно улыбаясь оскаленным золотым ртом.
Рассказывают, что зубы свои он потерял в КПЗ
с таким неуживчивым характером не мудрено.
Главный инженер зовёт Степанова «крючкотвором»,
но при этом величает на «вы» и по имени-отчеству
и отныне умудрённый суровой жизнью Степанов
пишет докладные и служебные по любому поводу.
Безотказного работягу Фарида вскоре увольняют
в девяностом из Москвы придёт секретный приказ
избавиться от лиц кавказской национальности,
всех уволят в течение одного дня так надо.
Степанов возмущается, но его как будто не слышат.
А когда тихо, по-волчьи, приходят лихие девяностые
бурное, неповторимое, весёлое и страшное время,
то никто никого уже не станет учить, ни жалеть.
Тост за Вологду
Осень 1989-го
Инженер Сидоров, вечный командированный,
совсем не ожидал увидать картину Сальвадора Дали
ту самую, знаменитую, про сон, гранат и пчелу
на грязном привокзальном вологодском рынке.
Картину напечатали на обычном настенном ковре,
щедро плеснув странного местечкового колорита.
Нагая женщина раскинулась вызывающе вульгарно,
еле различимый слон ковылял по призрачному морю,
гранат напоминал лангольера из романов Стивена Кинга,
яростные тигры завораживали алчностью и агрессией.
Стоило сие фривольное дерюжное полотно недорого,
тогда, в 80-х, такого ширпотреба было навалом,
чего только не насмотришься прости, Господи!
Сидоров был в те времена юн и восприимчив ко всему,
часто посещал пропахшие человечьим духом видеосалоны,
тайком покупал в киосках эротические фотокалендарики,
а про искусство Дали вычитал в журнале «Спид-Инфо».
Там, в Вологде, из-за чёртова испанца всё и приключилось.
Вдоволь начитавшись шедевров народного творчества
на стенах общественного туалета при местном вокзале,
Сидоров пристроился было в зале ожидания на скамье,
намереваясь вздремнуть вполглаза перед электричкой,
но сидевший рядом мужчина с «дипломатом» встрепенулся:
Простите, пожалуйста! Вы тоже здесь проездом, да?
Я видел случайно, как вы рассматривали ковёр на рынке.
Скажите, вам понравилось то, что там изображено?
Сидоров оживился картина чем-то его зацепила,
она будила воображение, разжигала фантазию,
но написана была явно человеком не совсем здоровым.
Услышав ответ Сидорова, попутчик засмеялся
какие глупости, ведь это просто пейзаж иного мира,
который дано увидеть воочию далеко не каждому
и миров таких на самом деле невероятно много.
Тот мир, в котором живёт Сидоров, создан неудачно,
он сер, тускл, замызган и безобразен сущий ад.
Рая не будет, всё обман, душа умирает вместе с телом.
Однако для желающих что-то изменить есть выход,