Ой, не надо про высоту и про тучи! перебил Барсукот.
Знаешь что Барсук Старший снова сладко зевнул. Если страшно, ты просто закрой глаза. Вот как я, смотри
Барсукот посмотрел на Старшего и послушно зажмурился. Но с закрытыми глазами стало ещё страшней: он болтался в промозглой пустой темноте и не слышал ничего, кроме шума ветра, биения своего сердца и тревожного скрипа, доносившегося с той стороны, где летел Барсук Старший.
Это что, это твой аист так скрипит клювом, а, Старший?
Барсук не ответил.
Может быть, у него какая-то неисправность? Барсукот открыл глаза и уставился на Барсука.
Старший мирно дремал, со скрипом покачиваясь в клюве у аиста.
Просто взять и заснуть в такой опасный, напряжённый момент?! Барсукот почувствовал себя преданным и покинутым. А ещё спустя полминуты он вдруг обнаружил, что больше не видит ни Барсука Старшего, ни впереди летящих аистов, ни земли там, внизу. Всё вокруг заволоклось непроницаемой, пепельной и холодной, как подшёрсток мёртвого волка, дымкой.
Волна паники, чуть-чуть было отступившая, снова захлестнула Барсукота.
Аистесса! завопил он. Мне срочно нужна аистесса!
Он немножечко подождал, но аистесса к нему не спешила. Барсукот задрожал и включил свой внутренний прибор ужаса на среднюю громкость.
В тот же миг клюв спикировавшей к Барсукоту аистессы высунулся из пепельной пустоты.
Вожак стаи приказал отключить все внутренние приборы блаженства! возмущённо затарахтела она. Из-за вас у нас сбивается навигация!
Никакого блаженства я не испытываю! прошипел Барсукот. Это мой крик души, и я им не управляю. Почему ничего не видно?!
Потому что мы в зоне тумана. Это нормально.
Мне нужна валериана! Мне срочно нужна валериана!
Мы не можем вам её дать.
Почему?!
По нашим правилам мы выдаём на борту валериану только котам. Вы не кот. Об этом вы сообщили на взлёте.
Я заплачу за неё! Пожалуйста!
Вы не кот. Сожалею, но это распоряжение Китоглава. Валериана только котам.
А Барсу-котам? Барсукот старательно выделил слово «котам».
Барсук-отам аистесса выделила слово «барсук», валериана при перелёте не полагается.
Ужас в Барсукоте включился на максимальную мощность.
Прекратите сейчас же! крикнула аистесса. Вы мешаете навигации!
Не могу, прошептал в ответ Барсукот. Я этим не управляю
До сих пор он и сам не знал, что способен издавать такой жуткий, низкочастотный гул, да при этом ещё и вибрировать.
Дайте ему валерианы! послышался из тумана хриплый голос проснувшегося Барсука Старшего. Он кот!
Но аистесса уже растворилась в тумане.
Я не кот, тихо сказал Барсукот в никуда. Ты ведь нарочно ей так сказал, да, Барсук Старший? Просто ради валерианы?
Иногда приходится врать, расплывчато отозвался Барсук из пепельной, сырой пустоты.
Я ничего не вижу, пропищал Барсукот. Я как будто ослеп! Он попытался снизить уровень ужаса хотя бы до среднего, но не преуспел.
А ты попробуй посмотреть вверх, на лапы твоего аиста. Они яркие. Ты сможешь их разглядеть.
С трудом задрав голову, Барсукот действительно увидел красные лапы нёсшего его аиста. Лапы мелко-мелко дрожали.
«Может быть, зона тумана это нормально, подумал Барсукот. Но вот то, что аист-перевозчик трясётся от страха, это ненормально. Это плохой знак. Плохой, плохой знак».
Уважаемые пассажиры! послышались надсадные вопли аистов из тумана. Наш вожак сообщил о сбое в системе навигации «Аистиного клина»
Ой-ой, спасите! Спасите наши души и туши! нестройно загалдели в тумане пассажиры.
Сбой связан с невыключенным прибором блаженства одного из пассажиров. Не волнуйтесь, неполадка будет устранена
Слава Догу! облегчённо выдохнул кто-то из семейства собачьих; семейство летело на юг из Дальних Сопок.
Дорогие пассажиры, поскольку в зоне тумана полёт без навигации невозможен, Китоглав принял решение снять пассажира с неисправным внутренним прибором блаженства с рейса.
Как это «снять»? прошептал Барсукот.
Что значит «снять»? заревел из пустоты Барсук Старший. Именем закона приказываю вам, аисты авиации, оставить Младшего Барсука Полиции на борту, иначе я вас арестую!
По закону вожак клина имеет право снять с рейса любого пассажира, представляющего опасность для других пассажиров или членов экипажа. Аистесса возникла из тумана прямо перед носом Барсука Старшего. Ваш Младший Барсук Полиции портит нам навигацию, а это опасно для всего клина. Кстати, вы, Старший Барсук Полиции, тоже будете сняты с рейса.
Я? За что?!
За перевес, который вы от нас скрыли. Клюв сотрудника «Аистиного клина» рассчитан на перевозку пассажиров низкой и средней жирности. Вы указали свою жирность как среднюю. Однако абсолютно очевидно, что это ложная информация. У вас высокая жирность. Вы слышите, как скрипит клюв вашего аиста-перевозчика? Ещё немного, и он треснет или вообще отвалится. Мы снимаем вас обоих с рейса прямо сейчас. А с Полиции Дальнего Леса будет списан штраф за порчу клюва и системы навигации Аисты перевозчики Барсуков Полиции, приготовиться к высадке пассажиров. Раз Два
Вы что, не собираетесь даже снижаться? уточнил Барсук Старший.
Вы нас просто сбросите с высоты?! заголосил Барсукот.
В условиях плохой видимости и сбоя в системе навигации снижение не представляется возможным. Пассажиры спускаются и приземляются самостоятельно, в условиях свободного падения. Три!
Два аиста-перевозчика синхронно разинули клювы и выпустили Барсукота и Барсука Старшего.
По-прежнему ничего не видя, Барсукот просто почувствовал, что холодный, серый подшёрсток тумана стал хлестать его по ушам, вибриссам и морде гораздо сильнее. В животе защекотало как будто слепой котёнок трогал его желудок тоненьким коготком.
Я падаю, сказал Барсукот.
Я тоже, отозвался Барсук из тумана. Прощай, сынок.
«А я ведь не смогу напружиниться, потому что я запелёнут. Я разобьюсь», успел подумать Барсукот, прежде чем в свободном падении вывалился из зоны тумана, прежде чем увидел, как, стремительно вращаясь волчками, к нему несутся снизу острые горные пики, и скалы, и камни. Прежде чем он услышал страшный крик Барсука.
Прежде чем наступила тьма.
Глава 6, в которой качают пустую колыбель
Засыпают в тревоге и стра-а-ахе дети страуса и черепа-а-ахи, трубкозубик трясётся в пелё-о-онках, жаль газельку и антилопё-о-онка, дрожащим голосом запела жирафа Рафаэлла. Не успеют сказать даже «ме» и «бе», как гепарды и львы их возьму-у-ут себе, баю-бай, и в саванну утащат их колыбе-э-э-эль
Рафаэлла покачала пустую плетёную колыбельку, смахнула слезу и продолжила петь:
Страшно зверю родиться в наро-о-оде, неизысканным бы-ыть отро-о-одьем, но тебя сотворила приро-о-ода жирафёнком из знатной поро-о-оды
Она посмотрела на аккуратную стопочку льняных распашонок, на крошечные накопытнички и шерстяные шапочки с прорезями для пробивающихся рожек, на разноцветные шарфики и воротнички для длинной и тонкой шеи, на вышитые гладью слюнявчики. Она сама связала и сшила сыну одежду, хотя обычно Изысканные Жирафы поручали это портным паукам. Но Рафаэлла любила работать копытами. «Ты как простая!» укорял её муж. Но ей нравилось шить для Рафика. И вот теперь ей не на кого надевать все эти шапочки и распашонки.
Она подняла глаза на портрет сына, висевший над колыбелью. Из рамки на неё таращился огромными изумлёнными глазами, обрамлёнными пушистыми ресницами, озорной, пятнистый, лопоухий жирафёнок с лохматым чубчиком, с крошечными, едва наметившимися рожками и с высунутым лиловым языком.
Портреты Рафика были везде, вся резиденция Изысканных была увешана ими. Вот только портреты не могли заменить самого Рафика. Новорожденного детёныша, долгожданного детёныша, который пробыл с ней так недолго.