Полина своих родителей даже не помнила, уехали «кататься на мотоцикле», так сказала бабушка. В детстве Полли часто оборачивалась на треск мотоциклетных моторов. С возрастом прошло, может просто, мотоциклов стало очень много.
И дело не в потерянных мамах, просто они были одинаковые на ментальном уровне, как сиамские близнецы. У Полины голова похожа на мячик для регби и всегда слегка набок, глаза две маслины и вечно приоткрытый рот, словно она в перманентном ахуе от происходящего вокруг. Никита тоже брюнетка, лоб вперед, как у быка, волосы повязанные лентой с бантиком. Летом она всегда в одном и том же: в кроссовках, широких шортах а-ля Незнайка на Луне и футболке с принтом «They killed Kenny». Полли в единственном «нормальном» платье, которое нашла в «секонд хенде» и в таких же полудохлых «найках», как у Никиты.
Полина обрадовано смотрела на подругу:
Ты разжирела. Подонок звонил, поздравил с совершеннолетием. Обещал вечером зайти
Ника была в разных носках, лень было искать пару. Чехол на лямке телепался на ветру. Кружилась голова, как после болезни. Месяц не выходила на улицу, казалось, все улыбались и уступали дорогу. На самом деле шепотом матерились, она со своим брезентовым парусом занимала половину тротуара.
Когда пришли в клуб, здесь уже царил легкий хаос. В клубе постоянно праздновали дни рождения каких-нибудь покойных и ныне здравствующих анархистов. От света рампы, на стене шевелились кривые и длинные тени. Музыканты настраивали свои инструменты. Что-то квакало и мяукало, иногда страшно фонил микрофон. Пожилые мужчины сидели за столиками о чем-то беседовали. Отец сказал, что это панки. Ника была здесь с отцом на концерте какой-то легенды. «Те самые», говорил он, из поколения «я видел тех, кто видел Цоя». Недобитки с Климата и Маяка, подворотен Лиговки и пустырей Купчина. Нике было смешно. Слово панк, у нее ассоциировался с розовой щеткой на лысой голове, непременно, жирной девушки в проклепанной одежде. Как-то так
Хозяйка вышла навстречу.
Роднуля, ты почему не звонишь?
Здравствуйте
Дама увидела картину и заныла:
Ну, не. Ну, что ты. Это же не твой формат
Сели за столик под конус света крошечного бра. Полина была здесь впервые, разглядывала панораму ночного Нью-Йорка на стенах, портреты мужиков с гитарами, старые афиши
Сейчас я позвоню одному типу, сходите к нему.
Но ей не отвечали. Дама набрала номер еще раз.
Идите так. Скажите от меня.
Она вспомнила адрес.
И приходите вечером. Если что, стол раскладной еще есть.
Ника сказала, что если найдут деньги, то обязательно. Но дама не слушала, ей было, скорее всего, наплевать. Ее дело пригласить.
До вечера, девочки. Никита, привет отцу.
Передам
***
Полина толкнула стеклянную дверь под вывеской «Вертеп». Вонь перегара и табака ужалила ноздри. Несколько человек за одним столом, единственные посетители, обернулись. Повисла тишина
Мы закрыты.
Сказал страшный лысый человек. Ника и Полли замерли, как кролики, брошенные в серпентарий. Из боковой двери вышел жирный юноша. Он застегивал ширинку. Лысый крикнул с кавказским акцентом:
Э, зачем они здесь?!
Юноша округлил глаза.
Чо, вырубать?
Не спеши
Портьеры за стойкой бара разъехались в стороны, появился чрезвычайно худощавый мужчина в костюме и галстуке.
Здравствуйте, мы к Абраму Джохаровичу
Это я. Знаю, Ольга только что звонила.
Он осовело уставился на разные носки Никиты. Быстро опомнился:
Ну, показывайте.
Взял картину за бока. Глаза его бегали в разные стороны, как у хамелеона. Он разглядывал каждый сантиметр. Подошли остальные, не менее страшные, плосконосые, с неправильными черепами.
Это эти, как их, Абрам Джохарович нарисовал носом перед собой воображаемую спираль, те, что крутанули сальтуху с крыши? Показывали на днях
Нет, не они.
Босс думал. Остальные смотрели то в картину, то на босса. Раздался чей-то шепот:
Супрематизм
Сколько?
Пять
Не слышу.
Пять тысяч!
Повисла пауза. Скрипнула кожаная куртка, кто-то шепотом выругался или восхищенно похвалил, было непонятно
Я вам что больной пизды ребенок?!
Неожиданно заорал Абрам Джохарович. Голова его метнулась в профиль, как у потревоженной птицы. Нижняя челюсть оттопырилась, глаз надулся и вместе с бровью вылез на лоб. Он ждал ответа. Картину бережно подхватили и вернули Никите.
Босс заходил по залу. Оказывается, это случился телефонный звонок на невидимую гарнитуру. Абрам Джохарович стал ругаться с кем-то на нескольких языках.
Я тебе кадык выгрызу! Чичи протараню, гетваран, оноаназысским!
Люди рассыпались по углам, стали названивать кому-то, ругаться, приказывать куда-то подъехать
Через минуту все пропали через дверь и между портьер. Остался один лысый. Он махнул рукой.
Э, ви еще здесь? Давай, дасвидания.
Твою ж мать, сказала Никита, когда они снова очутились на свежем воздухе, чуть не описалась. Спасибо тебе, тетя Оля.
Народу на улицах становилось все больше. Заканчивались пары в университетах. Ника чувствовала себя дурой с этой нелепой брезентовой папкой под мышкой.
Пошли к Степе. Если он ничего не посоветует, все. Можно будет идти к тебе и уныло точить салатики.
У Храма Спаса на Крови быстро нашли, кого искали. Лотки с матрешками и прочими сувенирами, казалось, никто не охраняет. Но стоит подойти, сразу появится дядя Степа. Продавцов можно сразу отличить от туристов по испитым и обветренным лицам.
Как торговля? Здравствуйте!
Привет.
После того, как Никита уволилась, дядя Степа больше продавцов не брал, торговал сам. Пандемия не прошла бесследно. Теперь вот финны пропали.
Одни китайцы ходють
Ника рассказала, что привело ее сюда.
Ну, есть один. Сколько ты хочешь?
Ника назвала цифру.
Скажу куда идти. Десять процентов мне.
Конечно.
Будет спрашивать, говори, картин много. И что ты, начинающий художник. Он иногда покупает всякий хлам, надеясь, что автор будет знаменит. Мечтает на этом разбогатеть.
На мосту стояла компания алкашей. Степан окликнул одного:
Вовчик!
К ним метнулся краснорожий дедушка лет семидесяти.
Проводи к Артутру. Это наши.
А! обрадовался дедуля, ну пойдем.
Спасибо, Степа.
Привет отцу.
Вовчик был одет в короткие штаны чуть ниже колена. Ника не доверяла типам в таких штанах. Дед весело сообщил, что когда-то он прыгнул:
Вот с этого моста! А здесь отобрали мешок с семечками у цыганки. Давно это было.
Он сыпал старинным жаргоном. Например:
Здесь линию бомбанули с финиками
И даже слегка закавылял, тем самым подчеркивая, бывшую свою крутизну. Ушли недалеко. Вочик, неожиданно, громко бзданул! И дал стрекача, убежал на другую сторону набережной к гранитным перилам. Рожа его стала еще краснее.
Простите! Я наступил на лягушку!
А куда мы шли-то?!
Ника захлебывалась смехом, Полина звенела, как колокольчик.
Гонобобель! Артур Гонобобель!
Отдышавшись, Полина быстро нагуглила нужную личность. Оказалось, это совсем рядом.
Немного робея, постучали в дверь под вывеской латинскими буквами gallery. Никто не открыл. Вошли сами, без разрешения.
За порогом им открылся выставочный зал. На белых стенах висели картины, тоже без рам. Ковровая дорожка вела к другим дверям, их было несколько. Скорее всего, самое грандиозное пряталось там, а это был всего лишь холл. Головки видеокамер висели в каждом углу
Я вас приветствую!
Появился импозантный мужчина в серебряных лосинах и домашнем халате. Чернявый, но не кавказец, скорее латино или еврей.
Какие красавицы! Прошу! Меня зовут Артур!
Девчонки старались не смотреть ниже пояса хозяина галереи. Для этого хватило периферийного зрения и немного фантазии. Могло показаться, что у него в штанах сидит кролик или плюшевый медвежонок.
Прошли в другой зал. Здесь было просторнее и картин больше. Еще стояли два кресла с журнальным столиком. И целая роща фикусов и декоративных пальм в разнообразных кашпо. Артур водил указательным пальцем по стенам, называл имена художников, вероятно, глубокого андеграунда. Потому что, ни одной фамилии Ника не знала. И с удовольствием заметила, что ее «токсичная мазня» несравнимо лучше, чем весь этот «андеграунд».