У нас это серьёзная и уважаемая работа, к тому же достаточно сложная. Ты и представить себе не можешь, сколько мне пришлось постичь, чтобы стать настоящим профессионалом. И я продолжаю учиться: на чужих ошибках, на своих (не без этого), повышать квалификацию, изучать прецеденты, досконально разбирать все обстоятельства, докапываться до самой сути
Видно, любишь ты свою службу! восхищённо перебил меня Михайло Васильевич, И батюшка адвокатом был?
И батюшка, соврал я , почувствовав, что меня, действительно, немного занесло в воспоминаниях, и, что вероятно, человек начала XVIII века мало что понял из моих слов.
Доброе дело, ежели сын по пятам отца следует Однако, жар какой! Ещё и полудня нет, а печёт, точно в печке. Не искупаться ли?
В тот самый момент мы вышли из-под сени многочисленных фруктовых деревьев, и взору нашему предстала широкая зелёная долина, окруженная холмами, на одном из которых находились мы. Внизу струилась узкая длинная речка, её воду пили несколько гнедых и белых лошадей. Рядом под кустом лениво лежали трое мужчин. А чуть поодаль стояло небольшое бревенчатое строение без окон.
Сойдём, вдохновенно проговорил хозяин всей этой красоты и торопливо захромал вниз по широкой тропинке.
Я последовал за ним.
А ты не боишься, что произойдёт тоже, что и вчера? и разные фантастические мысли моментально закопошились в моей голове. А что, если я уже сейчас смогу вернуться домой? Нырну раз-другой и вынырну близ Москвы!
Нет, этакого не случится! весело оборвал мои надежды барин. Озеро глубоко, утопнуть в нём немудрено. А река моя мелка. В ней детям повадно резвиться. Вон, видишь, дерево покляпло? Так то ребятня из него качель сделала.
Я обратил внимание на склонённое на водой дерево с привязанными к веткам верёвками.
Сие есть мыльня моя, помещик указал на строение, когда мы к нему приблизились, За утро велю топить.
Он проворно снял с себя всю одежду, достал из кармана серую шапочку и, надев её на голову, вбежал в воду.
Ох, хороша водица! Отчего же ты мешкаешь, батюшка?
Я не заставил себя ждать и тоже очень скоро погрузился в приятную прохладу реки. Водоём, действительно, был мелкий и уровень воды едва доходил до моего живота. Однако полежать в воде в такой жаркий день было блаженством. Я закрыл глаза.
Или сон тебя сморил? засмеялся мой друг. Отобедаем скоро и почивать ляжем. А ты накинь лопух на голову, тафьи-то при тебе нет.
А ничего! Я крепкий! Почивать? Да ведь мы только встали!
Ты только встал, батюшка, а я с трёх часов на ногах. А мужики мои и того поранее.
Вот это да! меня удивил столь ранний подъём, Неужели вы каждый день так рано просыпаетесь?
Знамо дело, летом пробуждаюсь я в третьем часу, а ложусь в постель на вечерней заре, аки все в нашей губернии. Не в столице, слава Господу, живём всё здесь по своей воле делаем. А мужики и того раньше встают скотину выгонять.
В третьем часу? Темно ещё, должно быть.
Да что ты, батюшка-иноземец! С восхождения солнца ведь на Руси счёт-то идёт!.. Ах, верно, ты по-новому время меряешь, аки царь велит. Он новый часник в столице поставил, немецкий, и день мерить велел по немецкому обычаю А русский обычай противен ему!
Я заметил, что мой друг сильно недоволен попранием родных традиций.
От восхода, значит. А есть у тебя часы?
Знамо, есть.
Покажешь?
Аще твоей душеньке угодно, как не показать!
Тут услышал я, как мужики, что полёживали под отдалённым кустом, следя за лошадьми, уже давно в воде и уводят животных прочь:
Пошёл! Пошёл, Сокол! Не видишь, господа купаться изволят.
Ефим, Вьюжку веди!
Мы искупались, обсохли и вновь поднялись в сад. Затем Михайло Васильевич вывел меня во двор перед барским домом, где по левую руку от крыльца стояли совершенно необыкновенные по своему виду часы: они являли собой огромное круглое и плоское металлическое блюдо, усыпанное мелкими серебряными снежинками, с большими буквами по окружности и звёздами между ними. Висело блюдо на широком каменном столбе высотою с хозяйский дом. Над часами крепилась фигура солнца. Всё это сверху укрывалось двускатной крышей, призванной беречь часы от дождя, снега и солнца.
Знатный часник! с гордостью сказал барин. В Москве выменял на злато. Со второго жилья видно их!
А где же цифры и стрелки?
Ан и цифири не видишь? То-то и оно, что иноземец! Аз, Веди, Глаголь Русский ты, аль нет? Буквенной цифири не разумеешь? Часомерье сие ещё до до царского указа смастерили. Ты на светило зри: оно лучом на «Зело» указывает стало быть, седьмой час идёт. А буде на «Земля» восьмой зачинается.
И в ту же секунду часы продемонстрировали себя: их огромный циферблат (оказалось, что его всё же можно было так назвать), быстро и легко крутанулся так, что под солнечным лучом оказалась та звезда, что находилась между буквами «Зело» и «Земля», то есть между шестым и седьмым часом (в то время цифры обозначались буквами же, только с волнистой линией сверху).
Вот мы и стали ближе к полудню, улыбнулся Михайло.
То есть, здесь вращается циферблат?! А стрелок не надо! удивился я.
Истинно. Все 17 часов ворочает, а на утренней заре дворовый человек их на «Аз» сызнова повернёт.
Все 17? В сутках, по твоему, 17 часов?
Знамо, денных 17. А ночные часы доброму человеку считать не надобно.
Ночные? Так-так От зари до зари, стало быть, часы время измеряют? А ночью никому до них дела нет.
Истинно. Видел я немецкий часник на Спасской башне в тот же год, как сей себе выменял. Я в тот год домой ехал. Лютый год был, ох, лютый! А часник немецкий-то, эх, диковинный 12 цифирей на нём, и стрелки движутся.
Только 12?
12 дневных, а ночью сии цифири ночными становятся. Царь велел время мерить одинако днём и ночью, будто оно равное. Ох, и чудной немецкий обычай! Да разве день с ночью когда равняется надолго? На Сороки да на Рябинников два дня во весь год день с ночью одинаки!
Понимаю, задумался я. Не так уж тёмен был русский народ до реформатора Петра Великого: другие повседневные задачи стояли перед людьми, вот и не было нужды ни в ночном времяисчислении, ни в часовом единообразии. Получается, что в южных губерниях, где световой день длиннее, время отсчитывалось несколько иначе, чем в северных Как же они договаривались?.. Впрочем, ни поездов, ни уж тем более другого скорого транспорта тогда не было и в помине, и ориентирование по восходу и закату по дороге из города в город продолжало оставаться актуальным и безошибочным.
Тиша, поди сюда! крикнул между тем хозяин.
К нему поспешно подбежал слуга с огромной корзиной в руках, где лежали одежда и обувь. Вообще, Тихон каким-то непостижимым образом всегда оказывался рядом с барином.
На что ты несёшь батюшкины сапоги? Не зима ведь сейчас?
Потому они есмь большие, держал ответ слуга.
Не разумеешь ты, дурень, что в этих сапогах Александр Петрович сварится в жар этакий!
Не сыскал я чёботы вайдовые, батюшка барин всюду
Экий не радейный! перебил его барин. Аще довлеет достать, что барин велит, так приказание исполни, а не тащи всё, что глаза узрели!
Как Бог свят, нету их в сундуке малом, не сдавался Тихон.
А в большом или в аспидном поглядеть тебе и в разум не вошло?
Нету и в аспидном.
А в большом?
Разве что в большом поглядеть, почесал затылок мужик, Да ведь он большой затворять тяжко А сапоги сии уж верно в пору будут Александру Петровичу По что сундук отворять? Его после затворить не затворишь
Ох, пустомеля да лежень! корил его барин. Ступай да ладом исполни наказ мой! Да ногавицы взял ли? Да в сушило сходи грибов вешанных прихвати! Вели Матроне щей сварить!
Слуга лениво удалялся к сараю, что-то бурча себе под нос.
Верно, твои англицкие слуги порасторопнее будут, улыбнулся Михайло Васильевич, Тихон до обедни точно варёный ходит, а после оживает ранило его в битве: своя же пушка уложила мужика, что рядом стоял (дело обыкновенное), а Тихона с ног сшибло да головою о камень ударило два дня не узнавал никого, а после вернулась к нему душа. Слава Господу, вернул мне Тишу. С малолетства ведь при мне. Вот после трапезы его узришь не узнаешь: поворотлив будет! А теперь, друг мой, должно мне снова на сенокос ехать да смотреть, дабы крестьяне косили равно и пропуску не чинили, да копны убирали в стога да в скирды. К обеду ворочусь. А ты покуда прими одёжу у Тихона.