В каждом из трех героев намешано около десятка разных людей, с их историями и особенностями характера. Я меняла пол и возраст персонажей, обстоятельства, диалоги, чтобы обеспечить моим клиентам конфиденциальность.
Работая над книгой, я хотела, чтобы в ней не было жесткого разделения научной и художественной линий. Я старалась писать понятным языком, избегать терминов и цитат, но при этом придерживалась классического, научно обоснованного подхода к проблеме нарциссизма. Невозможно привести пошаговый план действий терапевта, да его обычно и не бывает. Однако мне казалось важным показать стратегию и тактику работы психотерапевта с нарциссами и их близкими, пусть и завернув ее в десятки смягчающих одеял.
Я намеренно избегала крайностей в описании своих персонажей. Мне было важно, чтобы Вероника и Тимур выглядели нормальными взрослыми людьми, со своими историями и вполне объяснимым поведением. Кроме того, я хотела, чтобы они были «объемными»: для этого их нужно было поместить в среду, чтобы показать, каковы их отношения с окружающими, из-за чего они страдают и что делают, каковы их внешние и внутренние мотивы.
Такой же «объемности» я хотела и для Кристины, психолога из этой книги. Многие люди верят, что психологи почти всемогущи. Немало фильмов снято о том, как высокопрофессиональные психологи и психотерапевты раскрывают сложнейшие преступления, безошибочно строят профиль маньяка, описывая его жизнь вплоть до цвета машины, легко разбираются в почерках и так далее. К сожалению, этим ожиданиям не суждено оправдаться в реальной жизни
Каждый клиент, каждый случай уникальны. Мы настолько не похожи, что одни и те же ситуации вызывают у нас совершенно разные чувства и мысли. Если вы попробуете поговорить с семейной парой по отдельности, чтобы обсудить их видение тех или иных общих проблем, у вас может сложиться ощущение, что они не живут вместе и даже незнакомы друг с другом. Увидеть и понять друг друга нам мешают детские травмы, сильно повлиявшие на наши мечты, ожидания, фантазии и модели поведения. Все это настолько крепко сидит в нас, что при встрече с внутренним миром другого человека мы искренне теряемся. Теряются не только люди без психологического образования, но и сами психологи, особенно начинающие. Самый частый вопрос, который я слышу от клиентов и учеников: «Так что же мне делать?» Обычно я честно отвечаю: «Не знаю». А потом, видя их погрустневшие и слегка разочарованные лица, добавляю: «Если бы у меня были таблетки для счастья, я бы, наверное, сама выпила всю коробочку». Единственный ответ, который у меня есть, как для клиентов, так и для учеников, не оставляйте попыток понять другого человека: это не всегда добавляет нам счастья, но точно позволяет сделать отношения более честными, прозрачными и понятными.
Кристина точно не всемогущая. У нее своя человеческая история, детские травмы, которые она прорабатывает с собственным психологом Натальей. Она также обладает нарциссическим типом личностной организации, что не помешало ей быть в созависимых отношениях с другим нарциссом. Эти нарциссические черты иногда мешают, а иногда помогают ей работать с клиентами. Другими словами, Кристина живой человек, со своими чувствами и мыслями.
Создавая именно такого психолога в качестве персонажа своей книги, я преследовала несколько целей. Во-первых, мне хотелось, чтобы начинающие психологи меньше боялись приступать к практике и оставили надежду, что однажды они станут достаточно идеальны, чтобы начать консультировать. Идеальность не нужна, да и недостижима, и Кристина тому пример. Во-вторых, я хотела показать клиентам (тем, которые ходят на психотерапию или только размышляют об этом), что нужно искать не идеального психолога, а подходящего. Кристина, вследствие полученного ею опыта, многое понимает и способна помочь как нарциссическим клиентам, так и их близким. Думаю, что персонаж Кристины начал вырисовываться в моей душе, когда ко мне на консультацию пришла Евгения.
Евгения
Евгения сразу сообщила, что пришла всего на одну сессию: она волновалась по поводу своего ребенка. Ей было 47 лет. Серый классический костюм, юбка и пиджак, ничего лишнего. Строгая блузка, туфли на невысоком каблуке. Без косметики, прически, маникюра и прочих женских слабостей. «Выглядит, как классический библиотекарь», почему-то подумала я. «Я работаю лаборантом в научном центре», сообщила она. «Почти угадала», я внутренне удивилась.
Евгения рассказала, что год назад ее сын (на момент сессии ему было 8 лет) начал вести себя странно. Раньше был открытым, жизнерадостным, веселым ребенком, а теперь сидит дома, почти не играет, отказывается идти гулять и жмется к матери.
Я начала с уточнения:
Что происходило у вас около года назад? Может, были какие-то события или изменения в семье?
Год назад от нас неожиданно ушел мой муж и его отец.
Расскажите, что произошло?
Мы познакомились с ним десять лет назад. Он из другой страны. Какое-то время встречались, потом поженились. Жили неплохо. Он зарабатывал и обеспечивал семью. Помогал по дому. Была долгая и тяжелая история с получением его гражданства. И вот, наконец, год назад он поехал получать российский паспорт. Я думала, мы отпразднуем. Накрыла стол. Он приехал с паспортом, собрал вещи и ушел. Я спросила, почему? Он ответил, что иначе вообще никогда не получил бы гражданства. Сын бросался к нему, пытался обнять, но он отталкивал его и продолжал сборы. После этого я видела его только один раз, когда мы подписывали документы о разводе. Мы не разговаривали. Алименты платит.
Евгения говорила короткими фразами, ее лицо при этом оставалось практически неподвижным. Когда она закончила свой немногословный рассказ, мною овладела буря чувств. Миллионы вопросов пронеслись в голове. Почему он ушел? Что произошло? Когда начался разлад? Она замечала что-то или его уход действительно был полной неожиданностью? Десять лет прожили, неужели и правда дело было только в гражданстве, или он сказал это назло? Психопат? Социопат? А у нее что? Созависимость? Низкий эмоциональный интеллект? С чего начать? Сквозь все эти вопросы пробивался один, для которого я никак не могла подобрать подходящую, вежливую форму: «Как так получилось, что вы прожили с ним десять лет и не чувствовали, что он способен так поступить?» Я перебирала формулировки, но ничего не приходило в голову. Евгения размышляла. Пауза затянулась.
Я много читаю, прервала она наше молчание. В том числе я прочитала много книг по психологии. Понимаете, он классический нарцисс Она говорила мало и скупо, но сквозь этот короткий рассказ просочилось столько боли, страха, обиды, что невозможно выразить словами.
Она не хотела продолжать разговор о себе ее волновал сын. Мы рассмотрели возможные варианты разговоров с ребенком, проанализировали некоторые стратегии поведения, обсудили перспективы. Поговорили о том, что такое психотравма, обострившийся страх потери и прочее. Жаль, но она больше не пришла и не привела сына Я надеюсь, что у этой хрупкой скромной женщины хватило внутренних сил, чтобы ожить самой, и душевного тепла, чтобы вернуть ребенка в норму.
Евгения пришла ко мне в самом начале моей психотерапевтической практики. С тех пор прошло уже более десяти лет, но мне по-прежнему кажется, что это одна из самых страшных историй, которые я слышала. Возможно, тогда я еще плохо умела отделять «рабочие», контрпереносные чувства от собственных, «настоящих». Но до сих пор, когда я пытаюсь представить себе ту ситуацию, я вижу Евгению, с улыбкой ожидающую домой своего любимого мужа и накрывающую на стол, ребенка, весело подающего матери тарелки Они ждут папу. Потом приходит их любимый человек и сообщает: вы ничего для меня не значите, все, что было между нами, ложь. Исчезните из моей жизни! Не только сообщает, но и исполняет складывает вещи и уходит навсегда.