Красава все-таки вернулась, чуть ли не швыряя мне в лицо пахучий мешочек. Невозмутимо развязав его, я высыпала на ладонь щепотку трав и присмотрелась. Вроде бы то, что нужно.
Не торопи события, Красава, на прощание посоветовала я и, не удержавшись, добавила: Не так много лис на шубку и надо. Жди скоро сватов.
Девушка почему-то вспыхнула, прожгла меня огненно-гневным взглядом и убежала. Я в задумчивости проводила ее взглядом и неторопливо ушла сама, пообещав себе последить и за девицей, и за ее суженым. Не отсыпала ли она себе травок? Накличет же беду, глупая
Прикатила румяным блином Масленица. Бодро чирикали воробьи, нежась в лучах возродившегося солнца. Жизнерадостно визжали ребятишки, затеявшие игру в снежки. Ярко и весело горело соломенное чучело, знаменуя победу Весны в вечной битве с Зимой. Шумно праздновали родовичи окончание самого сурового, самого холодного и мрачного времени года. Только у меня сжималось от мрачных предчувствий сердце.
Яромир не отходил от Красавы ни на шаг, глядя на нее влюбленными, чуть замутившимися глазами. Отдавал ей все выигранные расписные яйца. Подносил чарку с горячим медовым сбитнем. Крепко держал за руку в «ручейке», с задорными песнями обтекавшим зажженные костры.
Что же ты наделала, Красава? Ведь не миновать теперь беды!
Она не заставила себя долго ждать.
Оттепель держалась неделю. Потом Зима из последних усилий напряглась, собрала весь оставшийся у нее снег и высыпала на землю. Завихрило, запуржило, прикрыло уже подтаявший наст новым слоем.
А перед этим почти весеннее тепло выгнало из берлоги медведя. На шатуна, голодного, злого, натолкнулся погнавшийся за последней лисой Яромир.
Я растирала занедужившего братика Любавы барсучьим жиром, когда в избу ворвался соседский постреленок.
Матушка ворожея! Там! с порога завопил он, не стряхнув снег с валенок и полушубка. Там!
Что? повернулась я, уже чувствуя нутром, что случилось что-то очень плохое.
Там! Медведь Яромира задрал! К вам в дом отнесли! Все лицо когтями располосовано и спина! Кровища везде!
Девушки, щебечущие на лавке под окном, завизжали еще на первой фразе. Когда же мальчишка выкрикнул последние слова, они повскакивали с мест и заметались по комнате, не зная, куда, и, главное, зачем бежать. Только Красава невозмутимо сидела, вышивая на праздничной рубахе затейливый узор.
С абсолютно ясной головой, сжавшимся от боли сердцем и подрагивающими руками я сунула хозяйке дома горшочек с жиром и, торопливо одеваясь, подошла к дочке старейшины.
Мне пригодится твоя помощь.
Красава даже не оторвала взгляда от вышивки.
Ты ворожея, сама и справляйся.
Метавшиеся по избе подружки замерли.
Но он же твой суженый? не выдержала Любава.
Кому он нужен, такой медведем порченый? равнодушно кинула их подружка, делая очередной стежок.
Кто-то ахнул. У хозяйки вывалился из рук горшочек. Кто-то, кажется, не сдержался и залепил пощечину Красаве. Я не видела всего этого, несясь по скользкой, узкой тропке к своему дому. Счет шел даже не на минуты на секунды. С каждым мгновением из Яромира утекала жизнь, и хорошо, если я застану его живым.
Застала.
Чуть дрогнули губы под приложенным пальцем. Продолжали биться жилка на бледном виске. Отталкивая ужас и обреченность, я делала то, что должна была: промыть раны. Приложить к ним чистую тряпицу, смоченную в целебном бальзаме. Перевязать спину. Осторожно перевернуть Яромира на бок. Обработать таким же образом раны на лице. Влить в рот три пять капель заветного настоя на редких травах, которые, как говорила Собрана, могут и мертвого поднять. Вот и проверю ее слова.
Яромир открыл потерявшие прежний цвет глаза. Шевельнулись посеревшие губы.
Не успел последняя лиса оставалась
Молчи! взметнулась я, чувствуя горечь и странную обиду. Даже на пороге смерти он думает о Красаве
Совсем твоя шубка истрепалась
Я чуть не вскрикнула, не веря своим ушам. Но Яромир уже не мог говорить, падая в темную бездну беспамятства.
Взвыл и соскочил с лавки Василий. Глядя на запертую дверь, он выгибал спину, топорщил шерсть и страшно шипел.
Не отдам! отчаянно закричала я, хватая охотника за руки. Уходи прочь, Морана! Он еще не твой!
Трепетала под нажимом тонкая завеса, отгораживающая Яромира от мира мертвых. Я как могла укрепляла ее, подпитывая еле теплящийся огонек его жизни. Матери Рожаницы, помогите мне! Не отпущу Яромира в объятия Мораны! Она не получит его! Не сейчас!
Схватив нож, я полоснула запястье и оросила брызнувшей кровью повязки на его теле, чтобы запутать Морану, чтобы не различала она, где живой, а где умирающий человек
Василий перестал шипеть, успокоился и улегся у Яромира в ногах, чутко поводя ухом. Мне в спину перестал давить чужой мертвенный взгляд. Руки неудержимо тряслись, ноги не держали и подкашивались, а с сердца точно упал тяжелый груз. Огонек в теле охотника перестал мерцать и загорелся ровным, хотя еще и слабым пламенем. Яромир крепко спал.
Истощенная Зима уползла в дальние закоулки, под развесистые коряги, в темные пещеры восстанавливаться. Молодая, полная сил Весна решительно взялась за дело: пригревало солнышко, потекли веселые ручьи, заплакали сосульки на крышах, вылезли на проталинах первоцветы. В день, когда хозяйки пекут жаворонков, а ребятишки, схватив печево, славят приход тепла и проснувшуюся ото сна природу, Яромир первый раз смог самостоятельно сесть и выпить молоко.
Виринея? позвал он хриплым, плохо слушающимся его голосом. А если сватов зашлю пойдешь за меня? Без шубки?
Я хотела отшутиться, но что-то в его словах заставило дрогнуть сердце. Молча подошла и опустилась перед ним на колени, заглядывая в прежние, цвета реки в солнечный полдень, глаза.
А не боишься?
Чего? криво на щеке еще не зажил окончательно кривой шрам от удара когтя усмехнулся он.
Жены-ворожеи.
Глупая смягчился его голос. Такой жены не бояться надо Гордиться на руках носить.
Сильные пальцы, способные и тугой лук натянуть, и нож метнуть, и топором махнуть, удивительно нежно провели по моему виску, щеке, завели за ухо прядь волос
Таяло сердце, млея от нежданной и такой сладкой ласки. Кружилась голова от всплеска непривычных чувств. И только одна, холодная и неприятная мысль портила все удовольствие.
А как же Красава?
Яромир, посмурнев, убрал на колени руку, понимая, о чем я. Медленно, подбирая слова, заговорил:
Помстилось мне тогда, Виринеюшка. Морок нашел. Всегда только тебя видел. Веришь?
Я молча смотрела на него, в поисках малейшего признака лжи, и не находила ее.
Верю.
Так пойдешь за меня?
Пойду
Весть о скорой свадьбе стайкой воробьев разлетелась по селению. Яромир, пошатываясь, перебрался к себе домой: негоже, мол, невесте с женихом в одном доме проживать. Местные женщины во главе с Виданой кинулись шить мне приданое: негоже, чтобы ворожея замуж выходила бесприданницей, не имея ни платочка, ни полотенчика. Меня тоже усадили, вручив иглу по обычаю, невеста должна вышить для будущего мужа новую рубаху. И неважно, что у простых девушек на подготовку приданого уходили годы, а у меня было несколько недель. В хорошей компании, за песнями и прибаутками, работа спорилась.
Красава не принимала участие в посиделках. Если они проходили в чужом доме, она просто не являлась. Если же в ее родном сидела в углу и сверлила меня злобным взглядом.
Мне это не нравилось. Сглаза я не боялась что за ворожея, если не сумеет от злого глаза защититься? Но и сидеть с ощущением чего-то тяжелого и неприятного, проникающего под кожу приятного мало.
Договорившись с Виданой, я как-то раз пришла пораньше, застав Красаву одну в избе. Зыркнув из-под бровей, девица попыталась удрать, но не успела. Я преградила ей дорогу.