Эдуард пожаловался отцу, и академик пришёл в ярость. Ветеранство в глазах Питерса Юриса вовсе не было заслугой. Ещё неизвестно, какой стала бы Латвия, если бы победили немцы, но поскольку сделать с Коганом он ничего не мог, то написал большую статью в центральной газете о недобросовестном отношении некоторых врачей к своей работе и в качестве примера привёл случай, который произошёл с его внуком. Софью Борисовну он представил крайне неквалифицированным педиатром, а её мужа пьяницей и дебоширом. Вскоре многочисленные подхалимы сделали жизнь семьи Коганов невыносимой. Софье Борисовне пришлось уйти из специализированной поликлиники. Она устроилась в больницу, где зарплата была гораздо меньше, но и там продолжались мелкие придирки сотрудников, выслуживавшихся перед начальством. Через год семья Коганов обменяла свою квартиру в Риге на комнату в небольшом подмосковном городке.
* * *
Когда Боря закончил свой рассказ, дверь открылась и в комнату вошла кающаяся грешница с картины Горюнова. У неё была другая причёска, более современная одежда, и выглядела она гораздо старше, но Боря был уверен, что именно она была прототипом.
Знакомься, мама, сказал Василий Николаевич, это мой ученик, Боря Коган. Он пришёл меня проповедать, то есть проведать.
Не богохульствуй, одёрнула его мать, а мальчика лучше чаем напои.
Да нет, спасибо, я не хочу, сказал Боря, мне уже домой пора.
Видишь, мама, ему всё время пора домой, когда надо что-то делать. Моделью работать или чай пить. Я правильно говорю, остряк из Риги?
Я бы и ходил на ваш кружок, но у меня нет способностей к рисованию.
Значит, ты не будешь великим художником, ты просто научишься рисовать, но всё равно это тебе не помешает.
Когда Василий Николаевич выздоровел, Коганы пригласили его в гости. После этого он закончил портрет Софьи Борисовны и написал даже их соседку по коммунальной квартире Тамару. Он изобразил её сумасшедшей. В лохмотьях, не прикрывающих её отталкивающей наготы, она плясала на базарной площади. Вокруг стояли люди и, усмехаясь, показывали на неё пальцами. Картина называлась «Божья кара».
Почему вы решили, что Тамара ненормальная? спросил Борис.
Я её такой вижу.
Конечно, она странная женщина, но ведь у каждого есть причуды.
Это не причуды, Боря, это безумие.
Вы уверены?
Конечно, уверен, я же художник. Я вот и тебя написал. Не такого, какой ты сейчас, а такого, каким ты будешь лет через сорок, Горюнов показал ему акварель.
Это не я, сказал Боря, это даже не мой отец.
Возьми, придёт время, сравнишь. Я хотел пофантазировать, особенно после того, как познакомился с твоими родителями.
Борис скептически хмыкнул и сказал:
Спасибо, Василий Николаевич, я буду хранить ваш шедевр в специальном месте, как Дориан Грей, а потом сравню с оригиналом.
И что ты сделаешь, если обнаружишь сходство?
Пока ещё не знаю, честно признался Боря.
Ну, тогда приходи на кружок рисования, это поможет тебе узнать.
Хорошо, приду.
Кабинет Горюнова отличался от всех остальных помещений школы. На стенах висели принты известных картин, а парты, стулья и учительский стол были недавно выкрашены и выглядели гораздо новее, чем в других аудиториях.
Василий Николаевич начал занятие с того, что напомнил основные правила композиции, затем взял свой стул, поставил его сначала на одно место, потом на другое и, наконец, взгромоздив на преподавательский стол, сказал:
Представьте себе, что на этом стуле пять минут назад произошло убийство, сделайте его центром картины и изобразите так, как вы его видите.
Боря стал вспоминать сцены насилия из разных фильмов, но ничего интересного в голову не приходило, и он нарисовал красный стул с изогнувшимися под тяжестью преступления ножками. Горюнов ходил между рядами и смотрел на работы учеников, никак их не комментируя. Советы он давал, только когда его спрашивали. Пока ребята рисовали, он напомнил, что следующее занятие будет посвящено импрессионистам и пройдёт в Музее изобразительных искусств им. Пушкина, потому что там находится одна из крупнейших в мире коллекций французских художников.
Это была первая поездка Бори в московский музей, и она произвела на него сильное впечатление. Разница между столицей Советского Союза и Ригой была огромна, и он жалел, что за всё это время ещё ни разу не был в Москве. По пути домой он спросил у Горюнова, не собирается ли Василий Николаевич в ближайшее время повезти их куда-нибудь ещё.
Например?
В театр.
В какой?
В Вахтангова, на «Принцессу Турандот».
Это же детский спектакль, удивился Горюнов.
Я знаю, ответил Боря.
А почему ты вдруг захотел эту принцессу?
Так неопределённо ответил Боря.
* * *
Началось это ещё в Риге, когда ему было десять лет, и в его обязанности входила еженедельная уборка квартиры. Отец посоветовал ему совмещать приятное с полезным и наводить порядок, когда идёт передача «Театр у микрофона».
В тот раз транслировали «Принцессу Турандот». Боря закончил уборку к концу первого действия, но остался и дослушал пьесу до конца. Потом отец спросил, кто из артистов понравился ему больше всего.
Ведущий, ответил Боря, мне кажется, он много импровизировал.
Да, согласился Яков Семёнович, но все эти импровизации хорошо отрепетированы.
Откуда ты знаешь?
Я так думаю. В этом и заключается мастерство артиста. Он должен внушить зрителю, что действие развивается перед его глазами.
Папа, пойдём с тобой в театр!
Этот театр находится в Москве.
Но ведь у нас тоже есть.
Хорошо, обязательно пойдём, а пока ты можешь слушать постановки по радио.
Хотя доставать билеты и ездить на представления Якову Семёновичу было физически тяжело, он вскоре повёз сына в театр. Боре там не понравилось: костюмы артистов показались заношенными, а декорации невзрачными. Чтобы у него не пропал интерес, отец стал внимательно следить за программой передач, напоминая, когда будет следующая трансляция. Постепенно Боря привык слушать «Театр у микрофона» и обсуждать постановки с отцом. Иногда к ним присоединялась и Софья Борисовна. Делать это она могла очень редко, потому что кроме поликлиники работала ещё на «Скорой», но если была дома, то обязательно принимала участие в разговоре. Для них это стало почти такой же традицией, как семейный обед.
Драка в школе
В самом конце последней четверти в классе появился новый ученик Володя Рощин. Он быстро подружился с Лёней Сметаниным, и они стали называть друг друга Лёнчик и Вовчик. Оба были второгодниками, гораздо здоровее своих одноклассников и вели себя как хозяева. Девушек они не трогали, но ребят задирали при каждом удобном случае. Главной их мишенью стал Боря. Он не отвечал на их обидные реплики и старался избегать встреч с ними, но они хотели продемонстрировать свою силу, и однажды Рощин преградил ему путь.
Я слышал, что ты сечёшь в математике, сказал он.
Секу, ответил Боря.
И домашнее задание, небось, сделал?
Сделал.
Дай списать.
Боря, наверное, и дал бы, если бы Рощин попросил его другим тоном, но теперь, когда на них смотрели одноклассники, он отрицательно покачал головой.
Чего головой мотаешь?!
Сам делай.
Что? сказал Вовчик и схватил его за ухо. В этот момент вошёл преподаватель, и Рощин нехотя отпустил свою жертву, но с этого дня жизнь Бори стала невыносимой. Другие ученики были рады, что задирают не их, и делали вид, что не замечают Бориных мучений. Вовчик же не упускал ни одной возможности ущипнуть Борю, дёрнуть его за волосы или пнуть локтем в бок. Иногда то же самое проделывал Лёнчик. Они не торопились к своей жертве, зная, что она от них никуда не уйдёт. Не на этой перемене, так на следующей, не в школе, так после уроков, не сегодня, так завтра, но свою порцию он всё равно получит.