Но ее нынешняя добыча притягивает мой взгляд.
Камилла Ривера.
А вот это уже настоящий взрыв из прошлого. Я словно смотрю во временную воронку, показывающую события восьмилетней давности. Белла грубит ей, прямо как в старые-добрые времена. И, прямо как и тогда, кажется, будто Камилла вот-вот врежет Белле в глаз.
Меня всегда удивляло упорство, с которым Белла докапывалась до Камиллы. Не то чтобы им было в чем соревноваться. У Беллы были деньги, шмотки, друзья, молодые люди (примерно все более-менее симпатичные парни школы, за исключением меня впрочем, меня она тоже не раз пыталась соблазнить). К тому же, объективно говоря, она гораздо сексуальнее со своими пухлыми губами супермодели, ногами от ушей и всей этой я-удалила-четыре-ребра-чтобы-выглядеть-стройнее фигней.
Камилла совершенно не женственная. Она одевается как Билли Джоэл в клипе на песню Uptown Girl. Она чем-то перемазана с ног до головы. У нее низкий хрипловатый голос, который не слишком созвучен с язвительным тоном Беллы. И она бедна как церковная мышь. Отец Камиллы отличный мастер, но он никогда не зарабатывает достаточно. Его мастерская в таком плачевном состоянии, что это настоящая антиреклама для бизнеса. Ривера была единственным ребенком в школе, кто приносил обед с собой вместо того, чтобы покупать его в столовой или автомате со снеками. Это всегда были какие-то убогие остатки ужина в банке из-под йогурта никаких тебе пластиковых контейнеров. Белла высмеивала ее в том числе и за это, наряду с сотней других вещей.
Но излюбленной темой Беллы всегда была мать Камиллы.
Все знают, что та работала стриптизершей. Она родила в очень юном возрасте и продолжала танцевать, когда мы ходили в школу. Ученики в коридорах швырялись в Камиллу долларовыми банкнотами и говорили, что навестят ее мать в «Экзотике», отмечая, какую песню хотят заказать.
Возможно, именно поэтому Камилла так старается быть незаметной. Она всеми силами избегает мужского внимания. Пытается доказать, что не имеет ничего общего со своей матерью.
А может, она просто ненавидит принимать душ. Откуда мне, на хрен, знать?
Белла делает какой-то гадкий комментарий о матери Камиллы.
Тогда-то я и решаю вмешаться в беседу. Не потому, что хочу защитить Риверу, а потому что Белле давно пора обновить репертуар.
Все девушки оборачиваются, уставившись на меня, и Камилла в первую очередь.
Белла улыбается мне, положив руку на бедро и подняв грудь повыше, чтобы я мог оценить.
Я не знала, что ты будешь здесь, мурчит она.
С чего бы тебе знать? холодно отвечаю я.
Улыбка Беллы превращается в надутые губы.
Она сохнет по мне со дня нашей первой встречи. Забавно я перетрахал кучу девчонок, которые мне даже не нравились, но всегда игнорировал Беллу. Это уже превратилось в своего рода игру. Чем сильнее она меня хочет, тем больше мне нравится ей отказывать. Эта кукла так избалована, что, возможно, секс со мной единственное, что ей не удается получить.
Этого не случится. Не сегодня и никогда. Я знаю, как трудно было бы потом от нее отвязаться, и мне не нужна вся эта драма.
Белла, возможно, единственный человек, кто так же порочен, как и я. Змея змею видит издалека. Кто знает, какую сумасшедшую фигню она способна вытворить, если мы окажемся голыми наедине.
Сияющие розовые губы Беллы открываются, чтобы сказать очередную гадость.
Чтобы заткнуть ее, я поворачиваюсь к Камилле и спрашиваю:
Это твой «Транс-Ам» там стоит?
В этот момент она явно пыталась ускользнуть, и мой вопрос застал ее врасплох. Камилла снова поворачивается, избегая моего взгляда.
Да, тихо отвечает она.
77-го года, ограниченная серия?
Ага.
Как у Бертона Рейнольдса.
Она улыбается.
Я нечасто видел, чтобы Камилла Ривера улыбалась. Я удивлен, какие красивые у нее зубы и какими белыми они кажутся на фоне загорелого чумазого лица.
У меня «Мерседес-Гелендваген», громко вставляет Белла.
Господи. Конечно, у нее «Мерседес-Гелендваген». Бьюсь об заклад, он белый с дисками цвета розового золота и кучей дерьма, свисающего с зеркала заднего вида.
Обмен колкостями продолжается, но меня это быстро утомляет.
Камилла язвит по поводу того, какой придурок отец Беллы, и это довольно забавно. Но Пейдж этим не пронять она не способна к саморефлексии. Сердце девушки чернее, чем нефтяная скважина.
Моя губа снова начинает пульсировать, и я хочу покончить со всем этим. Я делаю глоток из чьего-то бокала на барной стойке и оставляю девушек, подумывая о том, чтобы сразиться с Мейсоном в хоккей на приставке, если он еще не сильно напился.
Вместо этого я натыкаюсь на ступеньках на Рыжулю. Заплаканными глазами она читает что-то в телефоне.
Как твоя задница? спрашиваю я.
У меня там огромный синяк, говорит она. «Спасибо» за помощь.
Не я тебя толкнул. Благодари своего парня.
Он такой козлина! кричит девушка, снова глядя в свой телефон, прежде чем убрать его в сумочку.
Судя по всему, Джонни выносит ей мозг, строча сообщения, где бы он ни находился. Скорее всего, в больнице, если чувака беспокоит форма его носа.
Я знаю, как ты могла бы ему отомстить говорю я.
Я стою к Рыжуле очень близко так близко, что ощущаю ее дыхание на своей руке. Нарушить личное пространство женщины это самый верный способ намекнуть ей о своих намерениях. Запах твоих феромонов проникает ей прямо в нос, отчего она сходит с ума, как шавка во время течки.
Рыжуля поднимает на меня взгляд, ее глаза широко распахнуты, а рот приоткрыт. Я вижу кончик язычка, которым девушка облизывает пересохшую верхнюю губу.
Ты снова втягиваешь меня в неприятности говорит она.
Это не звучит как отказ. Это звучит как мольба о продолжении.
Я опускаю голову, чтобы сказать прямо ей на ухо:
Ну, я вовсе не хочу втягивать тебя в неприятности. Так что вот что я сделаю. Я прикоснусь к тебе. И ты сама скажешь, когда мне остановиться
Я дотрагиваюсь до ее коленки и начинаю скользить вверх по внутренней стороне бедра. Ее свежепобритые ноги гладкие, как шелк. Они дрожат под моими пальцами.
Я чувствую, как учащается ее дыхание, когда я поднимаюсь выше. Рыжуля не останавливает меня, а наоборот немного расставляет ноги.
Моя рука скользит ей под юбку. Внутренняя сторона ее бедра теплая и слегка влажная, потому что на этой лестнице жарче, чем в болотах Луизианы.
Мои пальцы касаются трусиков. Я жду, не скажет ли она что-то но слышу лишь учащенные вздохи у своей шеи.
Я засовываю пальцы под эластичную ткань трусиков и нахожу бархатную киску, такую же гладкую, как ее ноги. Я провожу указательным пальцам по ее щелке, скользкой и влажной, хотя я еще почти к ней не прикасался. Рыжуля коротко и отчаянно вскрикивает.
Она хватает мое лицо и целует так, словно хочет проглотить меня целиком. У ее губ вкус сангрии и помады. Девушка засовывает свой язык мне в рот, снова разрывая затянувшуюся губу.
Я ввожу в нее палец, и Рыжуля стонет прямо мне в рот, прижимаясь ко мне всем телом.
Отведи меня наверх, молит она.
Я хватаю девушку за руку и веду на второй этаж в ближайшую спальню. Там уже уединилась какая-то парочка, но они все еще лежат на постели одетые. Я хватаю парня за футболку и оттаскиваю его к двери.
Эй, какого черта! кричит он.
Девушка моргает, глядя на меня снизу вверх, тушь размазана, рубашка наполовину расстегнута, так что я могу оценить щедрое декольте над кружевным лифчиком.
Оставайся или выметайся, говорю ей я.
Она смотрит на меня, а затем улыбается.
Я остаюсь.
Меня устраивает.
Я кидаю Рыжулю на постель рядом с ней.
Затем я захлопываю дверь перед лицом парня и запираю ее на ключ.
Камилла
Когда я просыпаюсь на следующее утро, солнечные лучи просачиваются сквозь ротанговые жалюзи, заливая небольшую застекленную веранду, которую я зову своей комнатой. Яркий свет наполняет меня легкостью, будто он способен стереть кошмары прошлой ночи.