Ну, ничего, это пусть вас, Алеша, не беспокоит, кандидат есть кандидат, сколько их таких на разные посты. Важно то, в отношении кого будет достигнуто принципиальное решение Подавайте-ка побыстрее заявку на постоянный контракт, я вашу просьбу поддержу и с постпредом переговорю но только пусть Николай Митрофанович обязательно организует ему звонок и мне пусть не погнушается звякнуть или отписать, облегчить тем самым мою задачу, мол, было личное обращение высокого лица Договорились? Так что думаю, все будет в порядке Ну, а теперь идите и кланяйтесь тестю Немало мы с ним в МИДе щей похлебали, пока он в ЦК не перешел а потом мне тоже в свое время подсобил Так что идите и работайте спокойно
Почти пятясь, царедворец Торопов, выполз из кабинета и теперь уже одарил сухощавую Франсуазу полноценно довольной улыбкой. Опытная секретарша мгновенно уловила в этой улыбке благоволение шефа к посетителю и ответила Торопову самой галантной гримаской из своего репертуара.
* * *
Разумеется, не ведая об этой интимной беседе, Кранцев тем временем выстраивал свои стратегические планы, сидя с женой на террасе у озера за скромной чашечкой кофе.
Павловский только разворачивается как гендиректор ООН, и ему нужны фишки в глазах общественного мнения, какие-то неординарные мероприятия для поднятия авторитета, потому что на одной кабинетной работе много не выиграешь, рутина, крупных политических досье у него нет, политика делается в Нью-Йорке и в столицах, а чем-то ведь надо народ поразить. Вот он и решил развивать культурное направление, приглашать в ООН русских художников, артистов Надо, Света, ему в этом помочь, чтобы заручиться его поддержкой. Я хочу попросить Франко Рицци, нашего друга-адвоката, организовать какой-нибудь частный ужин и вывести гендира ООН на женевские городские власти прежде, чем он сам с ними официально познакомится. Личные связи всегда приятнее. А больше у меня никаких возможностей не просматривается пока. Не мы же его в рестораны станем приглашать с нашей-то зарплатой да и не пойдет он с нами.
Света подняла умные глаза на мужа и бодро сообщила, что как раз хотела поделиться одной идеей: на своем последнем месте работы в России, в Российском фонде культуры, она занималась программой поддержки юных талантов «Новые имена». Программа очень звучала и была заметна в России. Почему бы не пригласить потрясающих деток выступить в ООН с концертом. Творчество детей все любят, к тому же там одни вундеркинды, играют лучше мастеров. Для ООН, для Павловского такой концерт тонко, гуманно и престижно. А деньги надо просить у спонсоров. Есть даже один в Женеве, Джон МакТеррелл, добрейший старик, приезжал в Москву, умилялся, слушая деток, и вызывался что-нибудь проспонсировать.
Кофе был отменного вкуса, от знаменитой мощной струи, бившей совсем рядом из недр Женевского озера, на террасу сыпались мелкие приятно охлаждающие брызги. Кранцев с восторгом смотрел на жену, восхищаясь ее смекалкой, и их дальнейшая совместная жизнь представлялась ему в самом лучшем виде. На том и порешили. И в тот же вечер Светину идею горячо одобрили друзья в Москве, дали добро задействовать Джона, и вот уже энергичная Светлана в соседней комнате разговаривает с кем-то по-английски. «Да, да, спасибо за поддержку, договорились, завтра будем у вас и все обсудим, спасибо за приглашение».
В другой квартире в это же время шел другой разговор.
Ну все, с гендиром я вроде бы договорился, рассказывал Торопов жене, разливая по бокалам белое сухое вино. Он обещал решить. Завтра подаю заяву на постоянный контракт.
Аскетизм аскетизмом, а тонкие вина Тороповы ценили так же, как и дорогой антиквариат, регулярно складировали в подвале коллекционные бутылки, предпочитая, видно под влиянием женевских вкусов, белое вино, которое старались смаковать вдвоем, наедине, а не растрачивать на толпы всякий раз многочисленных, хотя и редких гостей Отпив из тонкого бокала и удовлетворенно повертев головой, Торопов без энтузиазма прошел взглядом по бесформенному лицу супруги и как можно мягче произнес:
Так что звони отцу, включай машину, пусть выходит на Павловского и дает отмашку по верхам, чтобы звонил постпреду, Каменеву.
Пухлое, как бы заплаканное, с неровной кожей лицо Ларисы на мгновение оживилось.
Уже поздно, мои в Москве, наверно, уже легли, завтра же позвоню с утра За удачу!
Она подняла бокал и несколько поспешно выпила содержимое до дна. «Что-то мать лихо закладывает в последнее время, недовольно подумал Торопов, но вслух ничего не сказал, подумав про себя: Пусть пьет себе на здоровье должна же у женщины быть какая-то отдушина, лишь бы не приставала и хахеля не завела на стороне, хотя куда ей с такой комплекцией».
* * *
Кранцев осторожно припарковал машину в положенном месте и протянул руку жене, чтобы помочь выйти. Даже в этом престижном квартале Женевы Шампель надо быть очень внимательным. У швейцарцев не забалуешь поставишь в неположенном месте, считай наверняка получишь штраф франков на сто, неумолимый как рок, так что лучше не рисковать, хотя русская душа привыкла и просит парковаться где вздумается. Помпезная многоэтажка напротив, куда они направлялись, впечатляла. Сразу видно жилище не для бедняков и даже не середняков. Замысловатый, отделанный мрамором подъезд, консьерж, блеск начищенной бронзы и меди в лифте и вокруг. Мягкое необычное эхо звонка где-то в глубине квартиры. Дверь открыл, по всей видимости, сам хозяин дома, седовласый, стройный пожилой мужчина в безукоризненно отглаженной дорогой сорочке и с шелковым шарфом вокруг шеи. При виде гостей лицо его озарилось, как если бы он встречал давних друзей. Он пропустил их в прихожую и бросился к Свете, галантно помогая ей снять и пристроить на вешалке пальто, не переставая извергать какие-то восторженные фразы на условном английском, выражавшие его искреннюю радость от встречи.
Огромная светлого дерева гостиная поражала еще больше, чем сам дом, своим великолепием и вкусом. Гостям был предложен невероятных размеров диван, благоухающий тонко выделанной кожей, достаточно мягкий, чтобы испытать благостное чувство комфорта, и достаточно упругий, чтобы не провалиться слишком низко и, значит, почувствовать себя неловко. Только в этот момент в гостиной появился восточного вида человек, которого Кранцев определил как дворецкого, и стал расставлять на маленьком столике бокалы для шампанского, сухое печенье и фрукты.
Дамир, мой ассистент, сириец, православный, представил хозяин.
Джон МакТеррелл, судовладелец, провел детство в бедности, в рабочем квартале Лондона, где его отец-шотландец зарабатывал на жизнь механиком в гараже, а мама-гречанка воспитывала троих детей в православном веровании и создавала уют в небольшой квартире. Свои первые деньги Джон еще мальчишкой заработал в подсобке овощной лавки сразу после окончания войны, когда оживилась торговля. В школе ему было неинтересно, он предпочитал проводить время в порту, на пирсе, где всегда имелась случайная работа. Отец умер, когда сыну исполнилось 15 лет. Джон с трудом окончил восьмой класс и решил двигаться по жизни самостоятельно. Сначала его взяли стюардом на пароход, ходивший в Кейптаун. Заработанные деньги он удачно вложил в торговлю американскими велосипедами, которую открыл его старший друг Лепракис. Но как у многих греков, его настоящей страстью было судостроение, и начав, опять же удачно, с торговли маломерными прогулочными парусниками, он в 28 лет построил свой первый сухогруз на верфях, которые к тому времени приобрел Лепракис. В бизнесе ему везло больше, чем в любви. От первой жены остался сын, от второй дочь, у третьей красавицы Мелины было своих двое. На содержание всех этих близких нужна была уйма денег, не считая периодически заводимых любовниц, и Джон бешено и упорно работал, рисковал в бизнесе и в казино. И там, и там ему всегда невероятно везло. К моменту встречи с молодыми русскими гостями шестидесятипятилетний предприниматель считался восьмым по счету состоянием среди греческих корабельщиков и третьим в Женеве, владел замком в Шотландии, на земле предков своего отца, компанией по морским перевозкам в Пирее, куда влекла его греческая душа и где жила его матушка, фирмой по торговле зерном, гостиницей с рестораном в Лондоне и апартаментами в Париже, Венеции, Гонконге и на Багамах. Но поселился постоянно в Женеве. Здесь его устраивала налоговая политика, дискретная банковская система, общий комфорт и мягкий климат. Открытое волевое лицо, безудержная щедрость, мужская стать и врожденная элегантность априори делали Джона любимцем женщин и душой любого общества. От матушки он сохранил православную веру, простоту в обращении, и его неудержимо тянуло к русским, что было необычным для британца, живущего среди чопорных и ксенофобных швейцарцев, которые «безумную» Россию вовсе не жаловали. Готовность помочь, поделиться и тяга к исконно русскому, естественно, привели его в Российский фонд культуры, которому он уже несколько раз проплачивал какие-то проекты.