Кайсар же с Робертой словно сошли с ума. Ещё в салоне зависшего по непредвиденной причине самолёта они обнимались как в последний раз, а теперь, когда всё страшное оказалось позади, они и вовсе не размыкали крепких объятий. Рослый буровик время от времени приподнимал знойную итальянку, и та громко визжала. Не будь инцидента в небесах, люди вокруг укоризненно поглядели бы на излишне пылкое проявление любви, но теперь всё стало иначе. Наоборот, во взглядах пассажиров, сроднившихся во время смертельно опасного рейса, читалось явное одобрение. Не говоря о том, что мужчины бешено завидовали Кайсару, сумевшему подцепить такую горячую девку.
А та и впрямь выглядела красоткой из глянцевого журнала мод. Распущенные волосы золотистого цвета, чуть припухлые чувственные губы, обворожительные светло-карие глаза, красиво подведённые брови, щёчки с приятными ямочками. Она была в тёплой куртке с откинутым капюшоном, через которую виднелась упругая грудь в мягкой шерстяной кофте. Мужчины рядом невидимо и неслышно скрежетали зубами, распаляя себя мыслями о том, какова на ощупь эта дивная плоть, которой владеет высокий грубый мужлан с короткой причёской и длинным шрамом через левую щеку. Тот же горделиво вздымал мужественный подбородок и, как будто издеваясь над окружающими его самцами, что-то всё время жарко нашёптывал на ушко своей итальянской подружке.
Юный Максат теребил шевелюру и молча, как загипнотизированный, смотрел на змейку транспортёра, приготовившись, словно тигр из засады, наброситься на свою добычу и утащить её в укромное место. Часть добычи в виде огромного чемодана уже покоилась возле его правой ноги, но предстояло ещё несколько подобных бросков по извлечению искомых вещей. Бледное лицо сильно контрастировало с чёрными волосами. Салима знала, что парень чрезвычайно способный. Вид имел флегматичный, но при этом думал быстро и лучше всех в школе решал математические задачи. Вплоть до того, что начал выезжать и на международные олимпиады, борясь за первое место с россиянами, американцами и китайцами.
Впрочем, удивляться не приходилось. Алтай и сам в своё время увлекался точными науками и хорошо знал и физику, и математику. Затем устроил сына в престижную алматинскую школу, которая добавила парню и знаний, и умений. Так что Максат быстрее отца решал заковыристые задачки с изюминкой, что стало вечным поводом для шуток со стороны Карины, подначивавшей мужа.
Кроме того, сам сын удивил асфальтного казаха Алтая тем, что самостоятельно выучил родной язык. У родителей же с этим имелись большие проблемы. Конечно, они умели переброситься парой-тройкой словечек, но не более того. Так что Алтай по-своему уважал даровитого сына.
Художник Жан, так его привыкла называть про себя Салима, снял меховую канадскую куртку и держал её в руках, хотя, не сказать, что в здании Терминала стояла несусветная жара. А может, пребывал в состоянии мистического транса, кто его знает. Ещё пять лет назад он даже не знал, как разводить краски или подойти к мольберту, не слышал ни об одном направлении не только современной, но и классической живописи. И он, и его жена работали простыми бухгалтерами, Жан на фирме полный рабочий день, а Гульнара закончила экстерном соответствующие курсы, получила сертификаты и брала на дом разные заказы.
Как-то удалось устроиться на постоянную работу в строительную компанию, но шеф оказался пронырливым скупердяем и действовал по хитрой схеме: брал людей на испытательный срок, выжимал из них соки, а затем избавлялся, стараясь при этом не заплатить обещанных денег за выполненную работу. Гульнара плюнула на все эти махинации и брала заказы только от проверенных людей. Денег поменьше, зато и от хлопот подальше. Вклад в беби-бум страны внесли они скромный, заведя лишь одну дочь Динару, учившуюся в Satbayev University, как ни странно, на нефтяника.
Жан и Гульнара по-своему убеждали её лучше подумать о выборе. Разве не видишь, как мы с мамой в 1С работаем? Нынче время айтишников, научись какому-нибудь Питону или С-шарпу и в ус себе не дуй. Какой ещё ус, обижалась Динара, нет у меня никаких усов. Да это я так, фигурально, кипятился Жан, сейчас же время искусственного интеллекта, Илона Маска и прочих технологических прибамбасов! Но дочка в карман за словом не лезла, апеллируя к родительским генам, в которых, как назло, нет ни одного научного или технического, кроме бухгалтерского, и что у неё по этой причине нет ни малейшей тяги к алгоритмам и языкам программирования. Между тем в нефтянке можно неплохо где-нибудь устроиться, желательно в иностранной компании, потому что там отсутствует гендерный шовинизм как класс, и появится возможность безбедно жить.
На этом меркантильном моменте родители теряли аргументы, поскольку возразить дочке не могли. Да, люди вокруг, конечно, не все, но как-то могли устраиваться. К девяносто первому, последнему году существования советской власти выстроилась своя иерархия, а теперь образовалась новая. Жан застал то время совсем молодым человеком, но хорошо помнил, что на верху пищевой цепочки тогда царили партийные бонзы. У них имелись комфортные дачи, четырёхкомнатные квартиры в лучшем районе города, продуктовые заказы с дефицитными товарами и прочие разные льготы. Но и спрос с них тоже был суровый. Чуть что, клади партбилет на стол со всеми вытекающими. Во времена Сталина так и вообще могли расстрелять к такой-то матери. А вот Брежнев относился к людям мягче, расслабленней как-то, ну, соответственно, и застой случился.
В то время потолком являлась зарплата в пятьсот рублей. Конечно, шахтёрам платили побольше, да разные подпольные мафиози тоже зря время не тратили. Писатели, писавшие в духе соцреализма, на жизнь не жаловались, Кто ещё? Певцы разные, музыканты, композиторы, а ещё художники. Простой шофёр при любой власти будет вставать в пять, глотать чёрный чай или кофе, зажёвывать бутерброд и вперёд на смену, но есть и богема, для которой обычный закон не писан.
Жан не думал-не гадал, что попадёт в эти высокие сферы. А получилось и сложно, и просто. Как-то случилось ему захворать: то ли простудился, то ли подхватил какой-нибудь ещё неизвестный науке коронавирус, короче, произошло это ещё до времён великой пандемии. Целый месяц провалялся, голова болела, жар, потом лёгкие чуть не выхаркал. Вроде утром проснётся, всё нормально, наконец-то выздоровел! Затем встаёт, и вдруг откуда ни возьмись возвращается кашель, поднимается к обеду температура, и всё по новой. Неужели навсегда это со мной, задумался Жан. Тьфу-тьфу, оказалось не навсегда. Во время болезни сны разные начал видеть. И один сон всё не отставал от него. А снилось Жану, что держит он в руке ни много ни мало, а кисточку, и работает при этом не простым маляром, а самым что ни на есть художником, картины красивые пишет. Да что ты будешь делать! Даже в школе он не отличался особой тягой к выпиливанью по дереву лобзиком да художественной живописи. Но сон не отставал, словно требовал чего-то от несчастного больного.
И тогда Жан наконец решился. Дал дочке денег, вернее, перевёл на телефон и велел купить в магазине краски, кисточку, мольберт. Динара недоумённо взглянула на него, но ничего не сказала, решив, что болезнь слегка повредила умственные способности отца. Тот же только взъерошил лохматую голову. Волосы его росли быстро, а в парикмахерскую он за время болезни, естественно, не наведывался. Кстати, потом он туда вовсе перестал ходить и специально отращивал свою шевелюру. «Там ещё спроси, что понадобится начинающему художнику, скажи, в школе требуют», добавил он, всё-таки стесняясь своего неожиданного порыва. Как будто обществу есть какое-то дело до его скромных покупок.