Звук удерживает прочную связь. Искра кормит мета эфир, в сотый раз пояснил алхимик.
Да, да, сотый раз согласился король. Как бы то не было, но ваша дьявольщина работает.
Это не от дьявола, Ваше величество. И вовсе не колдовство, в голосе старца чувствовалось беспокойство, даже страх. Не верьте священникам. В них говорит алчность и зависть.
Король принялся за гроздь винограда.
За это не беспокойтесь, Матьяш равнодушно отправил в рот ягоду. Я верю только тому, от чего есть толк. От папских разговоров один лишь толк дурить челядь. Хм! усмехнулся Корвин. Чем больше религии, тем послушнее народ. Так?
Алхимик недоверчиво кивнул. Король продолжил:
От вас, Янош, толк есть. Ваши путешествия по струнам стоят дороже всех на свете шпионов. И прошлых, и будущих. Жаль одного. Путешествовать должно самолично.
Матьяш задумался. Старик не смел ему мешать. Наконец, после долгой паузы, король вздрогнул, словно очнувшись от короткого сна.
Подумайте над этим, Янош. Вы же ученный. Не хочу, чтобы мой эфир рубили мечами. И еще, Корвин осмотрел объедки на столе, после ваших грибных отваров рискую сильно располнеть! Ха, ха, ха!
Смех правителя прозвучал как гром. Трудно представить, такой щуплый, даже хилый немолодой человек может так громко хохотать.
6
Кечкенхан кротко улыбнулся и поддел товарища:
Не спорь, дружище! Если я слезу с кобылы, тебе все равно придется меня подсаживать обратно.
Яков даже не взглянул на карлика. Дернул за вожжи и Мугушор поспешил за обозом.
Ну! не сдавался шут. Разве для этого я тебя разыскал? Гнался по следу. Отбил ягодицы. После всего ты бросишь меня посреди леса на съедение волкам?
Арник безмятежно удалялся. Карлик перешел на крик.
Да что тут такого!? Всего лишь поднять упавшую сумку. Если это сделаю я, то окажусь на земле. И сам вернутся в седло уже не смогу. Никогда. Неужели ты бросишь калеку? Где твое благородство, воин!
Терпение Якова лопнуло. Он остановил коня.
Никто тебя сюда не звал!
Посчитав выпад достаточным, Арник собрался продолжить путь. Но все-таки, после недолгого раздумья, вернулся. Не хорошо если господарский шут, пусть и бывший, окажется у ордынцев. Один бог знает что наболтает им карлик.
Арник на ходу подхватил с пыльной дороги сумку. Ловко объехал попутчика и перекинул ее через кобылу Кечкенхана.
У тебя своя дорога, Яков зло посмотрел на карлика, у меня своя.
Карлик приторно улыбался.
Я тебе нравлюсь, заявил коротыш. А твоему Мугушору нравится моя кобыла.
Палач пустил рысака в галоп. Нагнав вереницу телег, всадники сбавили шаг. Кечкенхан, отдышавшись, снова заговорил:
А они бы даже не насытились
Яков промолчал, догадавшись, шут что-то задумал. Два дня пути Кечкенхан здорово забавлял попутчиков по каравану. Дорога от этого не казалась такой долгой и скучной.
Кто они? спросил рыжебородый возчик из плетущейся рядом телеги.
Волки Я же такой маленький.
Это да, согласился рыжий, решив пошутить над карликом. А дерьма в тебе больше, чем в любом из нас.
Могу поделиться, парировал шут. Для тебя нарочно ржавым испражнюсь. Когда жрать будешь, на твоей рыженькой бороде следов не останется.
На телегах загоготали. Возничий грязно выругался и замахнулся на Кечкенхана плетью. Лишь раззадорил карлика. Он в красках описал мерзости. Попутчики заливались от смеха. Рыжий в ответ смачно матерился, чем еще больше смешил путешественников. На словах шута: «Как только баба твоя с тобой говноедом целуется?» Яков не выдержал. Поддал под бока Мугушору. Тот с неохотой ускорил шаг.
Арник нагонял старосту обоза. До Сорокской крепости еще три дня пути. Налегке, да на добром коне, можно и за два дня добраться. Но палач решил не спешить. Во-первых, наход врагов только закончился. Не прошло и месяца. В то время как османы грабили правый берег Прута, здесь, на левом бесчинствовала Орда. Татарам, верным союзникам янычар, жадности не занимать. После отхода тумена, наверняка в местных лесах остались отряды мародеров. Одинокий путник лакомая добыча. Во-вторых, в обозе всего восемь воинов. Остальные, купцы, слуги, и один монах. Отбиться от татар разбойников смогут только если повезет. Арник, тень господаря, один стоит десятка кочевников. Ну и, в-третьих, чертов карлик. Как бы Яков себя не обманывал, но расставаться с «маленьким ханом» ему не хотелось. Плут напоминал ему о повелителе.
На перепутье, у Бэлциле, многие ушли на север, заговорил воин со старостой. За них не беспокоишься?
Мужчина вяло повернулся к собеседнику. Ему мешало огромное пузо, свисающее из-под кольчуги на жирные ляжки.
Господь о них позаботится, сказал толстяк. Трех рэзешей им хватит. Да и выше Бэлциле ордынцев не видели. К тому же вдоль реки пути оживленнее будут. Это нас нечистая в глушь манит.
Некоторое время скакали молча. Староста время от времени косился на арсенал воина. Чекан, кистень, меч один, загнутый, покороче, другой подлиннее.
А это что? спросил мужчина, кивком указав на диковинный для этих краев арбалет. Оружие закрепили в суме. Торчали лишь металлические дуги-плечи и стремя.
Арбалет, сухо ответил Арник.
Названия оружия старосте ни о чем не говорило. Якову пришлось пояснить:
Со ста шагов любые латы пробивает.
Староста озадачился. Долго размышлял, и наконец решился:
На стоянке дашь испробовать? Я-то из лука знатно стреляю. А из такого не пробовал.
Яков кивнул.
На болотах можем поохотится.
Хм! Мы на болота не сунемся. Пойдем дорогой вдоль леса, в обход.
Это еще день пути! возмутился Арник.
Полтора, уточнил староста.
В воздухе повис немой вопрос. Яков не удосужился его озвучить. Он вообще был скуп на слова. Пузан пояснил:
Давно ты в этих краях не был. С зимы той дорогой никто не ходит.
Толстяк несколько раз перекрестился, бубня какую-то молитву. Затем продолжил:
Ты должно быть знал Иосифа кузнеца, хозяина постоялого двора на болотах?
Арник кивнул. Конечно же он знал Иосифа. Здоровый как гора и сильный как медведь. Правда хромой. Иосиф беглый лях. Шляхтич ему пятку надрезал, чтобы не убегал. А мужик все равно сбег. И бабу с детьми забрал. Поселился здесь на болотах. Господарь Штефан частенько охотился в этих краях и каждый раз на ночлег оставался на постоялом дворе Иосифа.
Сгинули, заговорил толстяк. Перед первыми морозами нашли. На развилке. Лежит в грязи, в одной рубахе. А над ним дочка младшая. Лет шесть отроду. Не плачет, не скулит. Просто сидит в луже с кровью, и молчит. До сих пор молчит. Путники схоронили Иосифа. Дальше пошли. Той самой дорогой, через болота. Девчонка как увидела, что к постоялому двору подъезжают, выпрыгнула с телеги и побежала обратно, к развилке. Не хотела возвращаться. Хоть убей. Ну, купец тот, что в обоз ее взял, пожалел ребенка. Развернул свои две телеги и в объезд поехал. Тем и живой остался. Остальные сгинули. Пропали, как и не были. Местные соваться на ту дорогу перестали. Боялись. А к зиме, как болото подморозило, пыркэлаб Косте отряд из крепости снарядил. На поиски. Четырнадцать рэзешей. Вернулся только один. Такое рассказал Жуть! толстяк передернулся. Внушительный подбородок заколыхался волнами. Это точно были не грабители. Ничего не тронули. Ни в доме, ни в сарае, ни на кузнице. Даже телеги у дороги. Добро в них нетронуто. Только ремни хомутов срезаны. Лошадей нет. И никого живого. Ветер гуляет. Да первые снежинки с неба на хлябь ложатся. Ставни распахнуты. Бьются об окна. Двери, под свист сквозняков скрипят так жалобно.
Староста замолчал. Снова перекрестился, пробубнив «Отче наш».
Огляделись, продолжил толстяк, устраиваясь поудобнее на жестких досках. За конюшней, у опушки нашли свежие могилы. А у могил четверо. Черепа друг другу проломили. Лопатами. Видать закопали хозяйку, детишек. А потом накинулись друг на дружку. Поругались что ли? Бог его знает. Но лица ни на одном не осталось. Все искромсано в мясо.