«-Итак, идти или не идти?» Иван Сергеевич призадумался.
Не по чину мне вроде как по притонам шляться. Но с другой стороны кто сказал, что я иду в бордель? Я иду в обычный мещанский дом, не более того. Имею право и, как будто опомнившись, поправил ход своих мыслей: Боже правый, о чем это я?
В иное время генералу и в голову не пришло бы искать оправдания в таком привычном для него деле, как хождение в народ. Его всегда влекло туда, где, не зная устали, кипела суетливая разночинная жизнь. И он был частью этой жизни, ни на минуту не забывая, однако о службе.
И он решился.
На другой день, аккурат перед обедом, обер полицмейстер отправился в памятный ему дом Брещинского. Швейцар, завидев генерала, раскрылечился, отставив левую ногу, будто собирался выполнить гимнастическое упражнение.
Добро пожаловатьс, ваше вышкоблагородие.
Здоров произнес обер- губернатор, а про себя подумал: «картавый какой то».
Ты вот что скажи мне нет ли у вас новых питейных или других увеселительных заведений?
Да вроде как собирались трактир какой-то открывать. Да вместо него, слыхал, бордель удумали. Пока что, слава богу, тихо. Но боюсь, покойная жизнь моя скоро кончится, вышкоблагородие.
Жалуешься?
Да что вы! Это я так про себя думаю.
Ты вот что, как тебя нарекли родители?
Тимофеем.
Присматривай за публикой, Тимофей. Особливо, если будут докучать добропорядочным гражданам. А нечестивых и буйных сразу бери на заметку. Ежели что полицейская часть рядом, поди, знаешь где.
Как не знать, ваше благородие. Почитай, напротив, живу.
Местный, значит. Тем лучше. Ну ладно, бывай.
Желаю здравствовать-с, услужливо поклонился швейцар.
На второй день Марфа Степанова пришла к обер-полицмейстеру. Строго к назначенному часу. Минута в минуту. Он узнал ее. Когда увидел накануне фотографию слегка усомнился. А теперь, когда увидел эту женщину воочию, посмотрел ей в глаза сомнения вмиг развеялись перед ним стояла его старая знакомая. Двадцать с лишним лет минуло с той поры.
Ну, здравствуй, Марфа Степанова. Надо же, свиделись. Дело, слышал, свое заводишь?
Что ж, Иван Сергеевич, не прозябать же в старости в нужде.
Ты, Марфа, видной была девицей в юности. Только, кажется, со здоровьем у тебя не все ладно было.
Да что вы, кормилец, вспомнили же такое. Было раз по глупости, по молодости. Я чиста, как весеннее небо. Простите, но медицину я уважаю. Вы, голубчик, ежели желаете
Да, Марфа, хороша ты была в девках, и сейчас не хуже, перебил ее обер -полицмейстер. Но не о любви хочу говорить с тобой. А больше о страданиях телесных, любовью причиняемых. Знаешь, сколько в столице больных сифилисом? Калинкинская больница уже не вмещает всех освидетельствованных. В Канцелярии его Высочества бьют тревогу. И зараза сия от домов терпимости исходит. Справки подделывают. На осмотр не являются.
Что до меня, кормилец, не беспокойтесь. Я девок своих сама лично проверяю. И публика у меня приличная, не то, что эти голодранцы с Каланчи. А девочки проверенные, не боитесь.
Это тебе бояться надо, а не мне неожиданно засмеялся обер-полицмейстер.
Знаешь что, Марфа, давай с тобой договоримся. Если узнаешь, откуда зараза разносится, сообщи. Я тебе лишний раз докучать не буду. Если в твоем хозяйстве все в порядке будет живи и наслаждайся жизнью, как умеешь. А мне супротив болезней общества надо выступить. Так что заразу с корнем вырывать буду. Договорились?
Договорились, кормилец, и, как будто вспомнив, что не сказала самого важного, Марфа произнесла: Какой вы все-таки мужчина!
Какой? едва сдерживая иронию, с видом педантичного человека спросил обер-полицмейстер.
Особенный. Благородный и
Ну, говори уж, по старой памяти пойму.
Очень привлекательный.
Губернатор сдержанно улыбнулся. «Льстит, белокурая Но все равно, приятно».
Ну, ладно, ладно, ступай. Понадобишься позову.
Марфа неторопливо покинула кабинет начальника полиции.
Обер-полицмейстер вновь остался один. Он был доволен собой.
Что ж, с Марфой разобрались. Девка не промах. Но с законом в ладах. Во всяком случае, Степанова может не беспокоиться за свое хозяйство у нее пока все чисто, с белого листа начинает. А кто у нас следующий?
Генерал снова вернулся к слегка потрепанным папкам, в которых хранилось досье на полторы тысячи московских проституток. По ним можно было сделать вывод, что промышлять непотребством шли далеко не первые красавицы. И не от хорошей жизни.
А вот и барское сословие выглянуло вслух произнес обер-полицмейстер и продолжил свою мысль, читая дальше: « Кошелевский Наполеон Антонов, дворянин. Ну и наградила его матушка именем. Интересная, между прочим, персона. Надо бы его проверить. А ну какие еще другие подвиги совершал».
И потирая руки, как будто освобождаясь разом от ломоты в суставах и «канцелярской» грязи, обер-полицмейстер с некоторым воодушевлением позвал помощника: Кирилл
Он почувствовал, а может, и знал уже наверняка, что в барском подворье их ждет настоящая работа. Так бывает, когда человек после долгих сомнений и раздумий принимает непростое, но очень важное для судеб других людей решение. И оно, это государственного значения решение, подчас зависит от того, в каком настроении пребывал человек.
Ярмарка принцев
Есть у меня друг. Настоящий волшебник. Однажды он пригласил меня в удивительную страну (вы о ней, наверное, слышали). И хотя я уже давно перестал заглядывать в миры непознанные, свитые из грез, я все таки согласился. Кто ж отказывается от таких предложений? Тем более, если его сделал друг.
Ты будешь удивлен сегодня тому, что увидишь. А удивившись, конечно, захочешь спросить. Спрашивай, друг мой. Я всегда буду рядом. Только не перебивай, пожалуйста, меня, когда я буду говорить. Во всем остальном ты абсолютно свободен. Как, впрочем, и все, кто сегодня будет присутствовать на нашем празднике.
А какой сегодня праздник? поинтересовался я.
День исполнения заветных желаний. Жители волшебной страны называют его «ярмаркой принцев». По сути это верно лишь отчасти и вообще эти два слова плохо сочетаются друг с другом. Однако я не возражаю против названия. У людей есть свобода выбора. Есть право на определение. И я его принимаю.
Итак, ты готов, друг мой? Тогда закрывай сейчас же глаза. Считай до пяти. А потом открой их снова. Через пять мгновений ока мы будем там. Полетели!
Я открыл глаза. Широко развел дуги бровей. И удивился! Я почувствовал удивительную легкость бытия и радость на сердце, от того, что я здесь. Возможно, на меня подействовал свежий ветер, который создавал вокруг необычайную атмосферу. Так много воздуха мои легкие никогда еще не получали!
Я стал с любопытством осматриваться и увидел высоко над головой огромный свод. Он простирался так далеко, что невозможно было разглядеть его границ. Ветер раскачивал его, словно шелковый парус. Мне сразу это напомнило гигантский цирк шапито. Но прошу вас не умаляйте размеров этой страны! Ее невозможно измерить квадратными милями или верстами.
Ветер, тем временем, усиливался, демонстрируя собравшимся свою волшебную мощь. Его ждали, как ждут благодатный огонь на священной земле. Он первовестник Чуда. И оно непременно произойдет сегодня. И я его увижу!
Мой друг и добрый волшебник, как и обещал, был рядом. Мы стояли на широком пьедестале, воздвигнутом посреди шатра. Вокруг нас, внизу, было много людей, которые не спеша прогуливались по огромной площади в ожидании главного события. Они ждали его свыше, как и ветер, и раз от разу поднимали взор к трепетавшему шатру. Я посмотрел внимательнее на них. И снова удивился. Это были женщины. В цветах и перьях, в красивых дорогих и совсем простеньких платьях, с косами и без все наше окружение состояло из одних только женщин! И тысячи восторженных глаз лучами надежды освещали чудесное действо.