Наташа Доманская
И имя ей Таня
Я собиралась посвятить эту повесть родителям. Но поскольку это было бы нечестно по отношению к остальным, я хочу посвятить ее каждому из вас. И напомнить, что всегда есть надежда. Сколько бы раз вы ни отчаялись, как бы ни сомневались, пока живете, всегда есть шанс на чудо.
Пролог
Сегодня мне исполнилось 80, начал он, мягко выставив ладонь вперед, чтобы предупредить нарастающий гул. Пожалуй, за все прожитые годы я не слышал истории печальнее той, которую хочу рассказать. Она случилась более полувека назад. И все последующие годы тянулась тревожным, отчего-то волнующим шлейфом через всю мою жизнь. Которая, надо сказать, была весьма насыщена и людьми, и событиями. Наверное, не было и дня, в который я не вспоминал эту странную историю. Но позвольте мне начать повествование с самого начала и погрузить вас в него, как окунулся некогда я сам.
Мужчина замолчал и глубоко вдохнул, приподняв массивный подбородок. Сквозь огромный перфорированный купол из затемненного стекла золотистыми потоками настырно пробивались лучи мартовского солнца. Они пронзали окружность, нежно лизали сидящих напротив людей, хищно втыкались в горизонтальную поверхность пола и, оттолкнувшись, волшебными брызгами рассыпались по стенам из серых композитных панелей. В центре двухсотметрового цилиндрического пространства на полированном каменном полу стояла казавшаяся монолитной футуристическая белая стойка и такой же обтекаемой формы похожий на барный стул. На нем, по-мужски разведя ноги в стороны и уперев ступни в подставку, сидел он. Тот, чьи литературные произведения никогда не оцифровывались и не издавались в виде электронных книг. Тот, чьи романы заставляли рыдать и смеяться миллионы людей по всему миру. Тот, ради слова которого даже закоренелые приверженцы технологий покупали дорогостоящие книги в обычном твердом переплете. И тот, из-за кого в моду снова вошла прическа «могавк».
Мужчина перевел взгляд с внушительного купола на слушателей, медленно сполз со стула и погрузил массивные загорелые руки в карманы легкого комбинезона цвета сочной травы из токопроводящей пряжи. Его полностью седые волосы красивой густой копной были высоко зачесаны назад и слегка налево. Глубоко, практически под ноль, выбритые виски еще больше подчеркивали и без того выдающиеся скулы и острые, пронзительные, абсолютно черные глаза. Виктор Черногорский вот как звали этого 80-летнего мужчину. Он прищурился, загадочно улыбнулся, обвел глазами полукруг лекционного зала в виде амфитеатра с белыми сидениями, готовый начать повествование. Четыре сотни разноцветных глаз с благоговейным трепетом ловили каждый его жест, каждое его слово. Все смотрели только на него, и никто в электронные устройства. В 2091 году студенты были обязаны оставлять все многофункциональные технические приспособления в специальных ячейках перед входом в любое здание каждого учебного заведения по всей Новой России.
Мужчина вдруг заговорил. Его голос, не имевший никакого сиплого звучания из-за возраста, слегка усиленный микрофоном, вливался тяжелым металлом в уши смущенных первокурсников.
Это было время, когда дети уже практически не читали бумажных книг, начал он. Исключение составляли школьные учебники, к которым должное отношение с детства не прививалось. Их порча была чем-то обычным, не порицалась и даже не обсуждалась. Родители еще покупали детям картонные книжки с картинками и раскраски, а подросткам комиксы. Некоторые школы также приобретали для учеников рабочие тетради, прописи и учебные пособия, которые в конце года просто выкидывались. Из квартир постепенно исчезали шкафы, забитые собраниями сочинений русских и зарубежных писателей. Их место в лучшем случае занимал легкомысленный стеллаж с произведениями современных авторов в ярких глянцевых обложках. Произведения, входящие в школьную программу, скачивались на телефон или планшет, которые становились в буквальном смысле продолжением рук детей еще в детском саду. Это был незнакомый вам 2023 год, и мне тогда было 12 лет. Предупреждая вопросы, скажу, что у меня имелся собственный набор гаджетов: ноутбук, планшет, телефон и бесполезные сегодня умные часы. Наверное, у некоторых из вас хранятся эти незатейливые вещицы в память о бабушках и дедушках.
Мужчина замолчал, потер переносицу хищного, несколько расширенного к кончику носа и снова глубоко вздохнул. Казалось, каждое слово дается ему с огромным трудом. Но слушателям было сложно распознать причину. Скорее всего, они и вовсе были не в состоянии отследить эмоции профессора. Он был для них человеком того времени, той формации, того мира. Студенты Литературного университета слышали и читали о той эпохе, но понять ее были не в силах.
Я расскажу вам историю. Свою историю, прикоснувшись подушечками пальцев к тонким, красиво вычерченным губам, предупредил он.
Часть 1. Ты есть то, во что веришь
Глава 1
С моих шести лет мама работала педагогом-библиотекарем в университете, поэтому иногда у нее получалось взять отпуск на целых два месяца, чтобы «ребенок не болтался по городу все лето как беспризорник». И каждый год, примерно в конце мая, мы уезжали из загазованного промышленного Магнитогорска в более живописные и экологически чистые места. В то лето два месяца мы провели по счастливой случайности у маминой подруги Лизы в Анапе.
Лиза работала на базе отдыха администратором. Где основным развлечением туристов была рыбалка на диких каналах и прудах пансионата. Рыбу в Анапе ловили круглый год из-за мягкого южного климата, поэтому работы на «платниках» всегда было невпроворот. «Платниками» назывались пруды, которые специально зарыбляли, чтобы гарантировать гостям богатый улов за хорошие деньги.
Незамужняя, но совершенно не страдающая из-за своего гражданского состояния 38-летняя пышка Лиза все лето жила на территории базы в небольшом щитовом домике для персонала, где нам с мамой тоже нашлось место. Подруги поделили большой мягкий диван в шестиметровой комнате с двумя окнами. Мне же досталась кушетка на импровизированной кухне. Я уютно устроился в уголке у окна за практически бесшумным холодильником и по ночам, когда не мог заснуть от жары и везде снующих мух, перебирался со спального места чуть выше на подоконник. Оттуда открывался занятный вид на функционирующие и светящиеся круглые сутки шашлычные зоны и отдыхающих, которые даже в ночное время умудрялись мериться своим «богатым» уловом.
Проводить же весь день с двумя, как мне казалось тогда, очень странными женщинами, 12-летнему мальчишке совершенно не хотелось. Поэтому я присмотрел себе место за территорией базы в старом русле реки Кубани на берегу небольшого дикого пруда и каждое утро, наскоро запихнув в себя приготовленную Лизой яичницу или расплавленные в микроволновке бутерброды с сыром, спешил туда, пока женщины были заняты своими ритуалами.
С детства я привык читать все подряд, и там, около небольшого, практически безлюдного водоема, удобно устраивался у самой кромки воды, открывал книжку и до самого вечера предавался чтению, слушая кваканье лягушек и отмахиваясь от надоедливых насекомых. Вокруг котлована, на небольшом расстоянии от тенистого берега росла высокая трава. Мне очень нравилось, что она скрывает меня от любопытных глаз, и я мог даже ковыряться в носу или чистить острой травинкой промежутки между зубами, за что дома от мамы всегда влетало. Помню произведение, которое увлекло меня в то лето. Оно называется «Всадник без головы». В романе особенно меня привел в восторг эпизод, в котором Морис пригласил Луизу к себе в хижину, и та безмерно удивилась, увидев в ней книги. Девушка, к моему глубочайшему удовольствию, расценила это как образованность. Поэтому, в то время как я по-мальчишески возненавидел ревнивого Колхауна, Морис мне очень импонировал и я был с ним солидарен. Ведь, несмотря на то, что я всерьез занимался дзюдо и был физически развитым, крепким парнем, моя комната тоже была завалена книгами. И каждый раз я искал подтверждение своей нормальности, примеривая в своей детской голове любую историю на себя.