Настороженное и подавленное настроение, которое вдруг завладело мной от вида безжизненного поселка, сменилось неожиданной легкость, когда впереди сквозь редкие деревья леса проглянулась бескрайняя гладь озера и послышался далекий шум волн.
Кажется, мы почти приехали, сказал я Тиму, и он стал смотреть вперед, стараясь разглядеть водоем.
Деревья медленно расступались, обнажая вид на воду и небо. Мы выехали на песчаную дорогу, которая шла прямо вперед к импровизированному пирсу и уходила влево в лес. Я повернул налево, желая, как можно дальше отъехать от поселка. Маневрируя между деревьев, мы медленно пробирались вдоль берега. Людей здесь не было, наверное, потому, что последние часы на небе собирались тучи и накрапывал мелкий дождь. Но о присутствии людей говорили то тут, то там расставленные заграждения для костра, сделанные из воткнутых палок в песок и натянутых между ними плотных черных пакетов. Чтобы костер не задувал ветер с озера, подумал я.
По пути я заметил, что чем ближе мы подъезжаем к берегу, тем рыхлее становится почва, превращаясь из накатанной лесной земли в песок. Лишь бы не увязнуть, насторожился я, стараясь наезжать колесами на корни и ветви. Тим все так же, не отрываясь, смотрел на озеро. Для него это было полноценное море, да и для меня тоже.
Вода Онежского озера уходила за горизонт. Лишь местами где-то очень далеко показывались темные пятна редких островов. Вот бы добраться до одного из них, подумал я.
Волны здесь были сродни морским. Еще издалека вскипали белой пеной и несли ее к самому берегу, наперегонки, но ровными рядами. Было в этот что-то завораживающее, магнетическое. Как мерный метроном они погружали путника в задумчивый транс, довершая свое дело безостановочным звуком разбивающейся о песок воды.
Берег был широкий, метров десять от края леса до воды ровно стелился песок. Наконец, я выбрал место по душе и припарковал автомобиль на ровной твердой площадке.
Ну вот и приехали, сказал я Тиму и повернулся к нему.
Сын посмотрел на меня ясным заинтересованным взглядом. Его глаза сверкали от увиденного, чему я был несказанно рад в глубине души.
Давай выгружаться. Я пока разведу костер, а ты можешь сходить к воде. Только не уходи далеко, чтобы я тебя видел.
Хорошо, ответил Тим, отстегнулся и выбрался из машины.
Постой, сказал я ему, когда уже двинулся к волнам. Надень дождевик. Дождь накрапывает, что-то разошелся.
А как же мы разведем костер?
Я найду место под деревом. Сухие дрова у нас есть. К тому же такие сплошные тучи всегда выдают только мелкую изморось. Но намочить тебя она сможет.
Снарядив Тима на прогулку к озеру, я принялся разбирать запасы. Через полчаса костер был готов. Тимофей все так же медленно, желтым пятном дождевика, прогуливался вдоль набегающих волн. Засунув руки в карманы стоял и смотрел вдаль, пытался найти камушки, которых в песке было мало, и бросал их в пучину воды. Долго смотрел, как волны пытаясь добежать как можно дальше по берегу, растворяются в песке.
На душе полегчало или на теле. Не знаю точно. Но дышать здесь было гораздо легче, чем дома. Лес укрывал нас со спины стройными соснами и мягким цветастым мхом, а взор и слух ласкал озёрный прибой.
По обе стороны берега все-также не было видно людей.
Нагулявшись, Тим пришел к костру. Я уже хотел звать его к обеду, которым стали сосиски и хлеб, приготовленные на костре, но он сам почувствовал запах.
Садись, пригласил я и разложил ему походный стул. Чай будешь?
Да, ответил он.
Я уже давно привык, что мой сын немногословен и замкнут. Он вообще любил созерцать и мало проводил времени с друзьями, предпочитая игры в одиночестве. С его мамой они тоже проводили много времени, учили уроки всегда вместе и играли. Я же всегда был где-то поблизости, но занят своими делами. Много писал, работал и редактировал. Запирался днями и ночами в кабинете, погружаясь в мир придуманных фантазий. Предпочитал реальному миру с женой и сыном путь литературы. Пусть и развлекательной, но сделанной добротно. Это и утешало меня.
Был ли я другом для своего сына? Вряд ли. Скорее таким же угрюмым и молчаливым спутником, как и он сам. Возможно, все это лишь его порода, доставшаяся от меня, а не проблемы после смерти его мамы. Временами, я утешал себя этим.
Мы молча поедали подгоревшие местами сосиски, запивали вскипячённым на костре чаем и смотрели вдаль. Каждый отдавшись мыслями на волю волн, которые уносили эти самые мысли куда-то далеко.
Дождь продолжал накрапывать, но нас это нисколько не беспокоило. Наоборот, однородная пелена серых туч закрывала собой яркое небо, довершая картину северного озера, сливаясь с ним. Так мы могли прочувствовать величие водного исполина.
Маме бы здесь понравилось, произнес Тимофей.
Да, понравилось, не смотря на сына ответил я. Последняя сосиска твоя. Пойду к воде.
Я встал, быстро стряхнул с себя крошки хлеба и пошел ближе к волнам. Дождь начинал усиливаться. Я подошел ближе, к самой воде, где волны почти касались моих ботинок, присел и зачерпнул немного в ладонь, стараясь не задень песок. Поднес ладонь к губам и лизнул оставшуюся в ладони воду.
Не соленая, сказал я.
Тимофей все так же сидел под деревом у костра, ярким, кислотным пятном на фоне зелено-серого леса, и пил чай, прикусывая печением из упаковки. Удостоверившись, что он на месте, я стал бродить вдоль берега, по самой кромке волн, пытаясь полностью отдаться на волю звуками и хаотично упорядоченным движениям озера. По лицу стекали капли. Я посмотрел в сторону машины, Тимофея уже не было на месте.
Нужно ехать, решил я. Но почему-то не хотелось. Здесь было тихо, несмотря на шум волн. Затихали мысли и чувства, под медитативное движение воды. Наверное, поэтому люди часто селились у воды, даже там, где нет выхода к морю или не проходят торговые пути. Здесь им было спокойней, как рядом с большим сильным братом или отцом.
Я подошел к машине. Тим сидел внутри, спрятавшись от дождя. Костер уже прогорел и потух. Я быстро убрал вещи в багажник машины, засыпал остатки углей песком и сел за руль.
Не замерз? спросил я сына.
Он заерзал в кресле.
Немного.
Я достал его куртку из багажника и протянул ему, чтобы он надел.
Мы тронулись, но не проехали и двадцати метров, как задние колеса завязли в песке. Подергавшись взад-вперед пару минут, я понял, что закопался еще глубже.
Да чтоб тебя, выругался я и полез в багажник за лопаткой. Раскопав колесо, я попытался выехать в раскачку еще раз, но усилий машины не хватало, колесо все так же прокручивало в песке.
Тим, садись за руль, сказал я немного подумав.
Что? удивленно посмотрел на меня сын.
Будешь, давить на газ, а я толкать. Другого выхода у нас нет, объяснил я ему. Сидеть и ждать, пока кто-то проедет рядом, мы можем долго в этом лесу. Тем более в дождь, добавил я, вылезая из машины.
Не выходи, одернул я сына, когда он открыл свою дверь. Перелезь по салону.
Тимофей пробрался вперед по салону и сел на водительское место.
Вот педаль газа, показал я ему. Очень плавно дави на нее ногой. Дотягиваешься?
Нет.
Я максимально придвинул сиденье к рулю.
Попробуй еще раз.
Тимофей сполз на край сиденья, но смог дотянуться.
Держись руками за руль.
Я оставил водительскую дверь открытой. Левой рукой уперся в раму автомобиля, правой выжал педаль сцепления все той же лопаткой и стал его отпускать, благо у нас была коробка-автомат.
Дави, скомандовал я Тиму и стал с усилием толкать.
Минут десять мы бесполезно пытались отработать схему «газуй-толкай», но ничего не получалось: машина или глохла, или Тим газовал слишком сильно, и я не успевал толкать в этот момент. Силы уходили, а дождь не прекращался.