«Это тоже ты хорошо придумал, изумился Змей. Пусть слоны закроют надо мной небо от дождя, бегемоты пусть носят меня, а буйволы пусть подадут мне корзину с едой», утвердил Змей.
Подошли слоны и подняли вторую каменную чашу над Змеем и закрыли его сверху от дождя. Вытащил Змей голову из неплотно прилегавшего места в крае чаши и прокричал: «Пододвиньте же мне скорее мою трапезу». Но Сизый Голубь подлетел и воскликнул: «Вы, бегемоты, ставьте чашу со Змеем на землю; вы, слоны, наступите на верхнюю чашу; а вы, обезьяны, и все звери, мажьте края чаш белой глиной, чтобы, когда она высохнет, не смог Змей вылезти изнутри чаш».
Сделали всё так, как советовал Голубь. Чаши, поставленные на землю, обмазали белой глиной по краям, и слоны стояли на чаше до тех пор, пока глина не высохла, и не скрепились обе чаши, став одним целым.
В ярости Змей пытался вырваться из каменной скорлупы, ничего у него не получилось, ибо слишком жирный он был и огромное брюхо отъел себе. Только голова его могла высовываться наружу да кончик хвоста с другой стороны. Ушли все звери от Змея, а он злился и злился от своего бессилия. Мог он теперь есть только траву, которая росла у него перед мордой, слетавшие с кустов листья да плоды, падающие изредка с деревьев. Старался змей раскачивать свою каменную темницу, чтобы перекатиться с места на место, и иногда ему это удавалось. От постоянных этих усилий со временем через небольшие отверстия между каменными чашами даже вылезли у него маленькие лапы, так, что смог он теперь потихоньку переползать, поедая свежую травку.
Увидела это когда-то обезьяна и закричала: «Ах, как голый череп ползёт, ах, как череп, череп ах, ах, а!..» И стали теперь звать его черепаха. Никогда теперь змей в каменной скорлупе, то есть черепаха не ела чьей-либо плоти, только траву. Оттого все последующие поколения черепах рождались всё меньше и меньше, пока не стали такими же, как теперь. Но кровь, пролитая змеем на земле, не была забыта. Львы, орлы, киты-кашалоты и другие меньшие, убивая для змея, сами вкусили крови и уже не смогли отказаться от поедания плоти. Поэтому с тех пор так и повелось: что по-прежнему траву и листья едят одни, другие же охотятся на них.
Белый кот
Абсолютно белого кота вынесли в первый раз в его жизни погулять на улицу. Это был уже не котёнок, нет, взрослый красивый кот с чистейшей белоснежной шёрсткой и необычным именем Ажёрес. Молодая травка зелёными волнами покрывала газон возле дома, а жёлтые одуванчики выделялись на нём весёлыми островками. Кот шёл по абсолютно новой для него поверхности этаким кораблём, прямо, ни на что не обращая внимания; так же, как корабль гудит, он громко мяукал, даже не мяукал, а будто бы лаял, нёс вертикально хвост-трубу и раздувал покрасневшие ноздри. Сделавшимися розовыми ушами он беспрестанно водил словно локаторами, а глаза, с также порозовевшими веками, поражённо смотрели на неизвестно откуда взявшийся огромный незнакомый и неведомый мир.
Но если для него всё было впервой, то вот для воробьёв, сидевших на невысокой яблоньке-дичке, необычным выглядел только кот, выделяющийся белым пятном на привычном травяном покрове, ничуть не прячущийся, не крадущийся, не охотящийся ни на них, ни на кого-либо ещё, да к тому же и громко мяукающий при этом. И так им стало весело и забавно от необыкновенного кота, такой поднялся переполох и громкий гомон на ветках яблоньки, точно воробьям вынесли вкуснейшего корма, но на всех не хватило. Мало того, отдельные молодые, самые озорные и нахальные пернатые прыгали с ветки, проносились над котом, едва не задевая его шкуру, подлетали к нему и зависали прямо возле ушастой головы, как бы насмехаясь над ним, демонстрируя своим поведением: «Что, белянка, теперь-то мы тебя видим, и ничего-то ты нам не сделаешь, и не боимся мы тебя ни капельки, так-то вот!» Кота эти летающие существа ещё больше заводили, и он ещё сильнее начинал орать.
Выправила ситуацию хозяйка, взявшая своего любимца на руки: «Ну, хватит на первый раз, гляди-ка ты, осмелели. Пойдём, Ажёрес, домой, а то эти воробьи совсем распоясались».
Вечер из жизни мамы
Помните те осенние вечера, когда дни уже стали короче и сумерки наступают неожиданно, без длинных летних теней? Кажется, вот он, ясный день, и вдруг неожиданно подкатил вечер. С тоской вспоминаешь о жарком лете при порывах осеннего прохладного ветра, ёжишься в предчувствии долгой холодной сибирской зимы. И тот вечер ничем бы не отличался от других таких поздних вечеров, если бы не одно происшествие. Мама пошла выгулять собаку по аллее, ведущей к реке.
Но сказать «собаку» это не сказать ни о чём. Во-первых, это пудель. Во-вторых карликовый. Вообще-то, пуделя подразделяются на королевских это самые большие, красивые, они часто выступают в цирке очень они нарядные; потом идут средние пуделя, и только затем карликовые. Наш абрикосового цвета. Это весёлый, подвижный, звонкий, постоянно прыгающий и игривый дружок, никогда никого не обижавший и в каждой собаке или ином животном видевший только товарища и участника своих игр. Правда, иногда он мог закатиться лаем на неожиданно появившегося и, как правило, высокого мужчину, но только в качестве охраны мамы или меня, Светланы. Маму он обожал! Она ему казалась чем-то святым, и защищал он её беззаветно и самоотверженно. Однако все лишь только улыбались над его решительными попытками отстоять своих хозяек, но он всегда получал от них похвалу и, конечно, пару лакомых кусочков во время обеда.
Чаще всего выгуливала его я, потому что это моя собака, я купила её сама. Но пудель являлся любимцем всей семьи. В тот вечер мне надо было к бабушке, и вывести его отправилась мама. Итак, вот с этим самым абрикосовым маленьким пуделем мама вечером оказалась на аллее. Чип да, я забыла его представить бежал от дерева к дереву, обнюхивал по дороге всё подряд и делал это с тем важным видом и заинтересованностью, как это делают все собаки.
Кстати о собаках. За миг короче времени, за которое я пишу слово «собака», другой представитель этого отряда четвероногих подскочил к Чипу и попытался сходу схватить его. А мы помним, что уже наступили сумерки. О себе эта собака заявила только глухим топотом и тяжёлым дыханием. Мама инстинктивно автоматически дёрнула за поводок к себе и спасла пуделя от опасности, исходящей от неизвестной разъярённой собаки. Чип повис в воздухе и, казалось, был спасён, но на свою беду он проскальзывает головой сквозь ошейник и падает прямиком в широко открытую пасть, оснащённую, что сразу было видно даже при тусклом свете фонарей, ужасными зубами и особенно выделявшимися огромными клыками. Чип беспомощно обмяк в пасти этой собаки, которая перехватила его ровно посередине и, глухо рыча от удовольствия, замотала головой. Серьёзность ситуации, в которую попал Чип, всю сложность и критичность положения, отягощало то, что челюсти, которыми он был схвачен, принадлежали одной из самых свирепых бойцовых пород собак истребителю себе подобных, стаффордширскому терьеру, или как его у нас с опаской называют стаффорду.
Я не знаю, думала ли мама о смертельной угрозе, что представляла данная особь в тот момент для неё самой; наверное, нет. Она решительно бросилась на защиту пуделя! В тревоге за его жизнь она била по злобной морде бойцовской собаки, всё сильнее и сильнее сжимавшей Чипа своими неумолимыми, бесчувственными, жаждущими лишь крови челюстями. Ничего не помогало. Мама о себе не заботилась в тот момент, перед ней стояла одна лишь цель спасти своего пуделя из пасти этого чудовища. Вдруг её осенило! Она вспомнила, как надо освобождаться от хватки таких собак, где-то она это читала. Мама забежала со спины стаффа, просунула ему правую руку под челюстью, схватила за локоть свою левую руку, а кистью левой руки надавила на затылок агрессора. Таким образом она могла придавить ему горло и заставить раскрыть пасть, но для этого надо было его передние лапы оторвать от земли. Мама попыталась это сделать, но кобель был очень крупный, тяжёлый, и мама вместе с ним повалилась на землю, продолжая давить ему на горло. Стафф делал своё дело: почувствовав вкус крови, он, закрыв глаза, не обращал ни на что внимание, всё сжимал и сжимал бедного Чипа. Из последних сил мама, перекатившись с бока на живот, навалилась всем телом на убийцу. Пытаясь огрызнуться и схватить уже человека, стафф разомкнул пасть, и Чип безвольно и мягко упал на пожухшую траву.