От услышанной новости Стеша просто онемела. Вот почему ей тогда в лифте показалось знакомым лицо парня, проживающего с ней в одном подъезде. Точно, его черты очень похожи на Хватюгу, только тогда она этого не вспомнила. Бедный Анатолий Иванович, такая потеря, какое горе; и она, придя немного в себя, попросила:
Дайте мне, пожалуйста, номер его телефона и и адрес, а лучше то и другое.
Я все, конечно, понимаю, сострадание и все такое, начал неопределенно говорить Умнов.
Стеша восприняла слова участкового как отказ и, не дав ему договорить, убедительно попросила:
Дайте. Ну очень надо, правда, и, видя нерешительность Умнова, решила повернуть разговор немного в другое русло. Вы обмолвились сегодня, что тоже занимались в «Школе выживания», правда, недолго. Можно поинтересоваться, почему недолго.
Ну, наверное, потому что ваш Хватюга, непорядочный человек, привык прятаться за чужие спины, пояснил участковый неспешно, с расстановкой, тщательно подбирая слова. Человек, который отвечает за безопасность людей и пренебрегает этой безопасностью, не должен работать с людьми, а тем более с детьми. Взять хотя бы его реальный срок, ведь сколько веревочке не вейся
Вы не правы, загорячилась Стеша, вскочив с дивана, и судорожно заходила по комнате. Анатолий Иванович прекрасный человек, замечательный тренер, его группы никогда не пустовали, к нему в клуб очередь на запись всегда была.
Отрицать не буду, тренер он, может, и хороший, а вот инструктор по технике безопасности никакой.
Вас, наверное, отчислили за прогулы; или нормативы не сдали, вот вы и злитесь, в сердцах бросила Стеша.
Никто меня не отчислял. Я сам ушел, и добавил, поднимаясь с кресла, записывайте номер и адрес Чуприна.
За участковым зычно захлопнулась дверь. Стеша стянула со спинки дивана старенький кашемировый плед, который с собой забрала из квартиры родителей и помнила еще с детства. Она свернулась на диване клубочком, завернулась в уютное мягкое покрывало, не ожидая, что Гипнос бог сна и сновидений, возьмет ее в свои объятья, провалилась в глубокий, тяжелый сон, напоследок успев подумать, что в ближайшее время обязательно найдет Хватюгу.
Под утро Стешу посетило страшное сновидение, хотя она была уверена, что уже практически проснулась, и все, что увидела, было словно наяву. Парень, один из тех, кто надругался над ней, сидел в полумраке холодного промерзшего помещения, где без того тусклая лампочка постоянно мигала. Из его покрасневших, припухших глаз по щекам беспрестанно катились слезы, а в районе сердца, скрывая лезвие, торчала рукоятка массивного ножа. На полу расползалось густое, темное пятно крови.
Утром привычно прозвенел будильник, но свинцовые веки девушки не хотели открываться. «Господи, что это? Эти ублюдки теперь меня еще во сне доканывать будут?» обреченно подумала она, прислушиваясь к ритму сердца, которое от страха готово было выскочить из груди. Невольно в памяти всплыл вчерашний вечер, и по душе, словно скальпелем резануло, грудь сдавили тяжелые тиски, душа стонала, хотелось орать, реветь белугой, но слез не было. Она с трудом поднялась с дивана, но, понимая, что на работу опаздывать нельзя, машинально собралась, выпила стакан воды, завтракать совсем не хотелось, и покинула квартиру.
Глава 2. Прощай, Морозов
Сразу после привычного утреннего обхода, веселая и задорная, прискакала на сестринский пост Уля из терапевтического отделения. Стеша возилась с медицинскими картами пациентов и приходу подруге совсем не обрадовалась. Уля вчера так и не объяснила, почему не придет на новоселье к Ксюхе, только загадочно намекнула, что у нее неотложное дело и его перенести нет никакой возможности. Невысокого росточка, круглолицая брюнетка с коротко стриженными волосами, улыбчивая, она всегда оптимистично смотрела на жизнь широко распахнутыми цвета желудя глазами. Полтора месяца назад, правда, в этих задорных глазах появилась печалька. Трехлетний племянник пластмассовой игрушкой съездил девушке по губам, да так сильно, что отломился передний зуб. И теперь, когда она улыбалась, вместо зуба зияла черная пустота, сильно портившая смазливое личико девушки.
Привет, весело пропела Уля, облокотившись на стойку, отделявшую медсестру от пациентов. И, не дождавшись ответа, защебетала подруге, не поднявшей головы от медкарты, с привычным ростовским акцентом; правда, «по-хохляцки» она произносила практически только одно слово, проговаривая вместо «что» «шо». Ну шо, как вчера посидели? Ксюха сильно на меня обиделась?
Нормально все, буркнула Стеша, не поднимая головы.
И это все, шо ты мне можешь сказать? А на какие шиши Ксюха сняла эту квартиру, она не сказала? Да и вообще, как квартирка-то?
Ой, Улька, давай потом. Сейчас совсем не до тебя, стала раздражаться Стеша. Она захлопнула очередную пухлую медкарту и взялась за новую.
Стеш, а Стеша, ну ты шо? Я так торопилась
Стеша подняла наконец-то голову и взглядом наткнулась на широкую улыбку подруги. Розовые нежные губы оголили ровный ряд зубов, под верхней губой больше не зияла ужасная дыра.
Так ты вчера
Да, да, да, затараторила Уля. Неожиданно позвонил стоматолог и сказал, шо если я протезирование еще на две недели не хочу отложить, то должна явиться. И, представляешь, какой закон подлости: назначает то же самое время, в которое нас Ксюха пригласила. У него, видите ли, неотложные дела в Питере А я шо, согласилась, и, словно увидев привидение, вытаращила глаза и, озираясь, полушепотом спросила. Стеха, шо с тобой, да на тебе лица нет. Бледная, губы синие, под глазами чернота. Сердце прихватило? Да? Слушай, у меня мама сегодня здесь, давай тебя ей покажем!
Как здесь? удивилась Стеша, Альбина Евгеньевна же в отпуске, а про себя подумала, что не дай бог попасть на прием к Улькиной матери. Мало того, что она была терапевтом от бога, практически по глазам могла определить болячки человека, так она еще своими на первый взгляд ничего не значащими наводящими вопросами могла выведать все, что могло спровоцировать обострение болезни. Прямо рентген человеческих душ. И попасть к ней в таком ужасном состоянии Стеша никак не могла: боялась разреветься под взглядом, излучающим изучающие потоки, проникающие в самое сердце. Подруг своей дочери Альбина Евгеньевна называла «роднульками», и это у нее получалось так трогательно, что девчонки к ней проникались дочерними чувствами. И ее участливое отношение подталкивало на откровенность.
Да шо ты, какой там, в отпуске, отмахнулась небрежно Уля. А то ты не знаешь, какой дурдом у нас дома творится. Вот она под любым предлогом и бежит на работу.
Подруга была совершенно права. Семья Ули проживала в трехкомнатной квартире, в которой в настоящее время размещались восемь человек: собственно родители девушки, она сама, ее брат-девятиклассник и старшая сестра, прикатившая к ним с Камчатки на некоторое время, чтобы родить двойню, двух очаровательных дочурок. Да так и задержалась у родителей вот уже на три месяца, не торопясь покидать родные стены, чтобы вернуться к мужу. Кроме того, у нее уже был старший сын, который и выбил Уле зуб. Поэтому, надо полагать, Альбина Евгеньевна и бежала из этого дурдома, где домочадцы ей доставляли массу хлопот.
По коридору, глухо громыхая каталкой по кафельному полу, неспешно шел, шаркая ногами, санитар Максим. Поравнявшись с постом, он бросил небрежно Уле:
Ее Альбина Евгеньевна обыскалась, а она тут лясы точит.
Реплика словно ужалила девушку, она мигом всполошилась, бросила Стеше:
Я после обеда забегу, и торопливо направилась к лестничному пролету.