Сквозь
Утомленный последним усилием, Синицкий отвалился на спинку стула и закрыл глаза. Ему было уже семьдесят лет. Пятьдесят из них он сочинял ребусы, шарады, загадочные картинки и шарадоиды. Но никогда еще почтенному ребуснику не было так трудно работать, как сейчас. Он отстал от жизни, был политически неграмотен, и молодые конкуренты легко его побивали. Они приносили в редакции задачи с такой прекрасной идеологической установкой, что старик, читая их, плакал от зависти. Куда ему было угнаться за такой, например, задачей:
Задача-арифмоид
На трех станциях Воробьево , Грачевои Дроздовобыло по равному количеству служащих. На станции Дроздово было комсомольцев в шесть раз меньше, чем на двух других вместе взятых, а на станции Воробьево партийцев было на 12 человек больше, чем на станции Грачево. Но на этой последней беспартийных было на 6 человек больше, чем на первых двух. Сколько служащих было на каждой станции и какова была тампартийная и комсомольская прослойка?
Очнувшись от своих горестных мыслей, старик снова взялся за листок с надписью «дебет», но в это время в комнату вошла девушка с мокрыми стрижеными волосами и черным купальным костюмом на плече.
Она молча прошлана балкон, развесила на облупленных перилах сырой костюм и глянула вниз. Девушка увидела бедный двор, который видела уже много лет, – нищенский двор, где валялись разбитые ящики из-под макарон , бродили перепачканные углем коты и жестянщикс громом чинил ведро. В нижнем этаже домашние хозяйки растабарывалио своей тяжелой жизни.
И разговоры эти девушка слышала не первыйраз, и котов она знала по именам , и жестянщик , как ей показалось, чинил это самое ведро уже много лет подряд. Зося Синицкая вернулась в комнату.
– Идеология заела, – услышала она бормотание деда, – а какая в ребусном деле может быть идеология? Ребусное дело...
Зося заглянула в старческие каракули дедаи сейчас же крикнула:
– Что ты тут написал? Что это такое? «Четвертый слог поможет бог узнать, что это есть предлог». Почему –бог? Ведь ты сам говорил, что в редакции не принимают теперьшарад с церковными выражениями.
Синицкий ахнул. Крича: «Где бог, где? Там нет бога ! », он дрожащими руками втащил на нос очки в белой оправе и ухватился за листок.
– Есть бог, – промолвил он печально. – Оказался .Опять маху дал !Ах, жалко! И рифма пропадает хорошая .
– А ты вместо «бог» поставь «рок», – сказала Зося.
Но испуганный Синицкий отказался от «рока» .
– Это тоже мистика !Я знаю !Ах, маху дал,маху дал! Что же это будет, Зосенька?
Зося равнодушно посмотрела на дедаи посоветовала сочинить новую шараду.
– Все равно, – сказала она, – словас окончанием «ция» у тебя не выходят . Помнишь, как ты мучился со словом «теплофикация»?
– Как же ! – оживилсястарик . – Я еще третьим слогом поставил «кац» и написал так: «А третий слог, досуг имея, узнает всяк фамилию еврея». Не взяли эту шараду. Сказали – слабо , не подходи т.Маху дал .
И старик, усевшись за свой стол, начал разрабатывать большой, идеологически выдержанный ребус. Первым долгом он набросал карандашом гуся, держащего в клюве букву «Г», большую и тяжелую, как виселица. Работа ладилась.
Зося принялась накрывать к обеду. Она переходила от буфета с зеркальными иллюминаторами к столу и выгружала посуду. Появилась фаянсовая суповая чашка с отбитыми ручками, тарелки с цветочками и без цветочков, пожелтевшие вилки и даже компотница, хотя к обеду никакого компота не предполагалось. Вообще дела Синицких были плохи. Ребусы и шарады приносили в дом больше волнений, чем денег. С домашними обедами, которые старый ребусник давал знакомым гражданам и которые являлись главной статьей домашнегодохода, тоже было плохо. Подвысоцкий и Болцеуехали в отпуск ,Стульян женился на гречанке и стал обедать дома, а Побирухина вычистили из учреждения по второй категории, и он от волнения потерял аппетит и отказался от обедов. Теперь он ходил по городу, останавливал знакомых и произносил одну и ту же полную скрытого сарказма фразу: «Слышали новость? Меня вычистили по второй категории ! » И некоторые знакомые сочувственно отвечали: «Вот наделали делов эти бандитыМаркс и Энгельс ».А некоторые ничего не отвечали, косили на Побирухина огненным глазом и проносились мимо, трусяпортфелями. В конце концов из всех нахлебников остался один, да и тот не платилуже неделю, ссылаясь на задержку жалования .