Вито не будет взбираться ни на какие горы, сказала Фрэнки. Он работает семь дней в неделю.
А что еще ему делать? отозвалась Лоретта. Я бы тоже работала семь дней в неделю, если бы пришлось жить со злой мачехой.
Он никогда не говорил о ней ничего плохого.
Если он не говорит ничего плохого, это не значит, что ему нечего сказать, возразила Лоретта.
А что плохого в том, чтобы выбраться из этой дыры и жить в Денвере? спросила Гекль.
Лоретта ударила ее по руке. Овсянка вылетела из ложки в лицо Гекль.
Эй! Ты что? воскликнула та, вытираясь.
Фрэнки ковыряла свою овсянку. Каша колыхалась в тарелке, словно живая. С тех пор как отец уехал, забрав брата, она старалась по возможности есть комковатые пудинги, мясистый пастернак и полусырое тушеное мясо, хотя это стало гораздо тяжелее, когда не мечтаешь о вкусностях, которые принесут в дни посещений. Но сегодня, когда Тони хихикала со Стеллой Заффаро за соседним столом, словно у нее не было никаких забот, когда письмо Вито лежало рядом и ему не хватало лишь рта, готового до бесконечности рассказывать о снеге, тишине и горах, Фрэнки не могла есть.
Гекль опять зачерпнула полную ложку.
Фрэнки, когда ты начнешь работать на кухне, можешь проследить, чтобы нам давали еду получше этой?
Все девочки, переведенные в коттедж для старших, получали какую-нибудь работу в приюте. Большинство ждало этого с нетерпением, но Фрэнки сейчас трудно было чего-то ждать с нетерпением.
А что не так с едой? спросила Лоретта. Мне кажется, все нормально.
Ты бы даже подошву съела, заметила Фрэнки.
Если хочешь есть, то ешь, что дают, сказала Лоретта. А если не хочешь, я заберу.
Фрэнки подвинула ей тарелку.
Разве тебе не нужны силы? спросила Гекль.
На вкус как теплая слюна.
Лоретта стремительно работала ложкой, но от этих слов остановилась.
Большое спасибо.
На здоровье, отозвалась Фрэнки.
Так или иначе, мне нужны силы, сказала Гекль.
Для шитья? уточнила Лоретта. Боишься, что не поднимешь катушку ниток?
Не понимаю, почему ты жалуешься, Гекль, заметила Фрэнки. Ты же любишь шить.
Простыни и наволочки это все, что тут шьют, ответила девочка. Кому понравится шить простыни с наволочками?
Откуда ты знаешь? спросила Лоретта. Ты еще даже не начала работать. А как бы тебе понравилось работать со мной в прачечной? Помнишь, как пару лет назад у одной девочки рука попала в каток для белья?
Гекль содрогнулась.
Я слышала, руку передавило, как сосиску.
То-то же. Прекрати жаловаться. Самое худшее, что с тобой может случиться, это уколешься иголкой. А Фрэнки может отхватить себе всю руку мясницким ножом.
Спасибо, сказала Фрэнки.
Лоретта подняла тарелку с теплой, как слюна, овсянкой, словно богатая леди, провозглашающая тост.
Не за что.
* * *
Лоретта была права. Кухня оказалась огромной и забитой мясницкими ножами размером с топор. Кастрюли походили на ванны, а холодильники на отдельные коттеджи, словно кухню построили для семьи очень голодных великанов. С десяток девочек драили кастрюли, крошили овощи, чистили картошку и помешивали какое-то варево. Была даже пекарня с огромными бочками, наполненными мукой, сахаром или порошком для пудинга, а также стеллажами для хлеба и пирогов. У Фрэнки слюнки потекли от одной только мысли о стеллажах, заполненных свежеиспеченными пирогами.
Вся кухня, как объяснила заправляющая здесь пухленькая монахиня, делилась на отделы: для монахинь, младенцев, мальчиков и девочек.
Потому что, согласно диетическим ограничениям и рекомендациям, каждый отдел готовит и подает разную еду, сказала сестра Винченца.
Когда она говорила, из-под ее апостольника выдавливались мягкие подбородки, которые напоминали подходящее дрожжевое тесто.
Сестра поставила Фрэнки в пару с девушкой постарше по имени Розали. Розали идеально подходила для работы на кухне: такая же крупная, как и вся здешняя утварь. Широкое румяное лицо, руки как молоты, на голову выше всех в кухне, включая сестру Винченцу. Фрэнки подумала, что, если бы не одежда, то Розали казалась бы такой же большой и прекрасной, как богини на картинах.
Меня прозвали Чик-Чик, сказала Розали, когда сестра отошла.
За что? поинтересовалась Фрэнки.
Розали-Чик-Чик подняла левую руку: средний палец был короче остальных на фалангу.
Отчикала, пояснила она. Кровь залила все мясо, которое я резала.
Мясо выбросили?
Ты с луны свалилась? Промыли, и стало как новенькое. Она усмехнулась. А кончик пальца так и не нашли. Наверное, он попал в рагу.
Вот почему у рагу такой ужасный вкус, сказала Фрэнки. Слишком много пальцев.
Чик-Чик дружески хлопнула девочку по голове.
А ты нормальная, Фран-чес-ка.
Фрэнки, поправила она, но Чик-Чик уже шла к кладовке.
Иди сюда, покажу, где хранится рис и еще всякая ерунда.
Вскоре Фрэнки поняла, что сестра Винченца имела в виду под «диетическими ограничениями». Монахини получали хорошую еду потому, что они монахини; младенцы получали хорошую еду, потому что они младенцы; а всем остальным давали отбросы.
Значит, так, Фран-чес-ка. Эй, ты слушаешь? Будем готовить рис. Это делается так: берешь одну из больших кастрюль Чик-Чик схватила за ручку огромную черную кастрюлю и сунула под кран, чтобы наполнить водой. Вот, смотри теперь, какая тяжелая.
Фрэнки попыталась поднять кастрюлю и чуть не уронила.
Чик-Чик рассмеялась.
Нормально, ты привыкнешь. Скоро станешь такой же здоровой, как я.
Вряд ли, усомнилась Фрэнки. Ты больше моего отца.
Она надеялась, что не обидела девчушку, но Чик-Чик было нелегко обидеть. Она опять рассмеялась.
Тащи сюда тот мешок с рисом, крошка Фран-чес-ка.
Фрэнки схватила большой мешок за оба угла и потащила по полу.
Так и будешь звать меня Франческой?
А почему бы и нет? Смотри, берешь этот нож и разрезаешь мешок вверху, вот так.
Пальцы береги, сказала Фрэнки.
Чик-Чик опять захихикала.
А ты прикольная. Ладно, когда вода закипит, берешь этот мерный стакан, набираешь рис и сыплешь в воду. Потом накрываешь, ждешь сорок пять минут, и рис готов. Все поняла?
Конечно, ответила Фрэнки.
Тогда приступай.
Фрэнки под присмотром Чик-Чик открыла мешок и сунула в него мерный стакан. Роясь в рисе, девочка заметила что-то странное. Некоторые зернышки шевелились.
Э Чик-Чик!
Да, Фран-чес-ка?
Это плохой рис.
Что ты имеешь в виду?
Посмотри. Вряд ли рис должен сам шевелиться
Чик-Чик, прищурившись, посмотрела на рис.
Тебе попалось несколько личинок, вот и все. Вот эти, белые, маленькие.
Значит, надо взять другой мешок?
Что? Чик-Чик опять рассмеялась, словно Фрэнки отколола презабавнейшую шутку. Нет, другого мешка риса нету! Этот пожертвовали хм не помню, кто его пожертвовал, но больше у нас нет. В том-то и дело. Так что сыпь этот. Личинки всплывут, и ты просто их соберешь, ясно?
Фрэнки уставилась на нее, а Чик-Чик опять расхохоталась. Фрэнки никогда не встречала людей, которые бы так много смеялись, особенно над такими вещами, как отрезанные пальцы и червивый рис.
Чик-Чик забрала у Фрэнки стакан с рисом и опрокинула в воду.
Пока-пока, червячки! пропела она и помешала червивый суп длинной деревянной ложкой. Видишь? Они уже всплыли. Эти ребята долго не протянут в горячей воде.
Следующую четверть часа Фрэнки вылавливала из кастрюли личинок, думая о том, как теперь вообще сможет есть. Потом Чик-Чик показала, как готовить тушеную говядину. В мясе блестели бугры жира, а картофель напоминал темные камни, которые дети пинали во дворе. Они налили «постума»: настоящего кофе детям не давали.
Наконец Фрэнки потеряла терпение.
Как они могут кормить нас такой гадостью? На свалке и то можно подобрать лучше!
Чик-Чик оглянулась на сестру Винченцу, но та была занята орала на девочку, рассыпавшую сахар. Разве они не знают, что сахар им пожертвовали и нет ни одной лишней крупинки?