Олег Максимов
Во времена последнего титана
конец XIV первая треть XIII в. до н.э
Юго-восточная оконечность Крымского полуострова.
Преступление и наказание
Прямо на берегу не широкой, но довольно глубокой и полноводной речки, удачно скрытая от посторонних глаз в глубине небольшой заводи, дымила банька, призывно коптя низкое хмурое небо ароматным дымком. Немного правее и выше по берегу, надёжно укрывшись в зарослях гигантских лопухов, лежал, не шевелясь, ещё юный, но весьма развитый телом русоволосый паренёк. Рядом с ним, заранее заготовленный и в тайне, ночью, чтобы не дай боже не быть замеченным в процессе транспортировки, ждал своего часа загодя и не без труда доставленный сюда огромный валун. Паренёк осторожно отгонял со лба назойливых насекомых и иногда поглаживал тёмные бока камня, словно успокаивая не в меру горячего коня. Чтобы быть как можно более незаметным, даже обычная белая льняная рубаха была заменена на кожаный доспех, отчего молодой человек сильно потел и отдувался. Но, видимо, его терпение и труд того стоили.
Вдруг парнишка насторожился. Настал долгожданный момент. Дверь бани распахнулась, и наружу с радостным визгом выскочили трое совершенно обнажённых, распаренных девиц, примерно одного с парнем возраста, и, сделав несколько шагов по прилаженным к бане мосткам, попрыгали в речку, поднимая брызги и распугивая сонных карасей.
Молодой человек, сделав над собой явное волевое усилие, оторвался от завораживающего зрелища и потянулся к заранее установленному под камень рычагу. Благо силушки ему было не занимать. Одно движение и валун, сминая лопухи и вызывая осыпь мелких камней с обрыва, ринулся вниз, к своей цели. Расчёт оказался точен, и, с громким треском ударив в закрытую дверь бани, камень замер, намертво заблокировав вход.
Девчушки, привлечённые грохотом, конечно же вылезли на мостки и, волей-неволей демонстрируя себя во всей красе, в нерешительности остановились перед входом в баню. Даже у всех троих вместе взятых не хватило бы сил, чтобы сдвинуть камень с места. А позвать кого-то на помощь они могли, разве что одевшись в лопухи. Молодой человек явно достиг своей цели.
Приподнявшись из своей засады, чтобы лучше всё видеть, он прыснул в кулак и в этот момент что-то тяжёлое обрушилось на его спину и затылок. У него потемнело в глазах, и картина прекрасных купальщиц сменилась понурой темнотой.
Очнулся он от резкого ощущения холода от воды, выплеснутой в лицо. Он шумно вздохнул и задёргался, в первый момент не понимая, что происходит. Все его движения были словно парализованы. Он затряс головой, смахивая с ресниц текущие струйки воды, мешающие смотреть, и в момент прояснения картины внезапно осознал всю плачевность своего положения.
Двигать конечностями он не мог, потому, что был привязан по рукам и ногам к двум столбам, вкопанным на месте проведения судилищ в центре посёлка. Это позорное место так и называлось «столбище», и в обычное время селяне тщательно обходили его стороной. Но сейчас почти все жители деревни собрались на площади и, выстроившись полукругом, обсуждали грехи пойманного «злодия».
В то время, как главным обвинителем выступал местный кузнец Дубыня-Коваль, человек в посёлке уважаемый и, что самое главное, отец девушек, за которыми так недальновидно подсматривал обвиняемый. Он приподнял парнишку за подбородок, едва скрытый ещё жиденькой растительностью, и, убедившись, что тот пришёл в себя, повернулся к собравшимся.
Селяне! обратился он к ним громким раскатистым басом, но едва различимые дрожащие нотки выдавали то ли его гнев, то ли всё-таки определённое волнение. Вы меня знаете! Я худых дел не чиню и честной народ без надобности не обижаю!
По площади прошёлся одобрительный гул.
Так и есть, Дубыня! послышались голоса. Спору тут нет.
И терпения мне не занимать, продолжал свою речь Дубыня, нахваливая свои достоинства. Кто с огнём да металлом знается, тому без терпёжки никак нельзя!
И снова одобрительный гул послышался из толпы. Да кто ж в своём уме вообще стал бы ссориться с кузнецом!
Многое было! И гвозди таскали из кузни, и курей гоняли, и яблоню поломали мне, огольцы. Всё прощал. Да что с них взять, отроки неразумные!
Так и есть! Верно говоришь, Дубыня! оратор продолжал собирать поддержку у населения.
Но этот, Дубыня не глядя ткнул пальцем в сторону обвиняемого, и в его тоне послышался металл. Этот перешёл все дозволенные границы!
Над площадью повисла тишина. Конечно, люди уже, так или иначе, были в курсе обвинения, но, понятное дело, жаждали подробностей.
Вы моих дочек знаете! Так скажу, не кривя душой: все как есть и умницы, и красавицы! Справные жинки будут каждому достойному жениху. А этот гад, Дубыня вновь повторил свой красноречивый жест, взялся позорить их! Подглядывать за ними удумал! Да ещё дверку у бани камнем подпёр, злодий! Чтоб лучше видно ему, собаке, было!
Ишь чё придумал, бесстыдник! послышался из толпы одинокий мужской возглас, в котором, однако, звучали и удивление и даже некоторая зависть чужой смекалке.
Говорю вам, люди, прощать ему ныне нельзя! приговор Дубыни звучал, как удары молота по его наковальне. Не то он кажному доброму человеку в постель залезет! Как блудливый пёс!
Плетей ему, охальнику! согласились «присяжные».
Вот и я так думаю, всыпать ему плетей, пусть поумнеет! подтвердил Дубыня. Не доходит головой, пущай другим местом подумает!
Он вытащил из-за голенища сапога заранее заготовленную плётку, и, словно пробуя её на работоспособность, с силой рассёк воздух, вложив всю душу в удар. Звук щелчка получился таким резким, что все невольно замерли, мысленно примеряя на себя силу удара. Надо сказать, поёжились даже самые сильные духом.
Что скажешь, Доброжив?
Все обернулись к седому старцу с длинной бородой, единственному, кому дозволялось сидеть на судилище. Это был старейшина деревни, и последнее слово во всех мировых делах принадлежало ему. Старик, немного помедлив последнее слово всегда необходимо тщательно взвесить приподнялся, не без труда опираясь на посох, символ поселковой власти, и долгим взглядом окинул всех присутствующих.
Так скажу селяне! голос старца был негромким, и по-стариковски скрипучим, но над площадью висела гробовая тишина. Люди внимали каждому слову старейшины, Микулка, слов нет, повинен глупостью своей, и заслуживает кары насущной!
Доброжив сделал паузу, готовя людей к следующей своей фразе.
Но можно на дела его дурные и по иной мере взглянуть!
Ох, неспроста люди звали его «мудрецом».
Во-первых, парень без отца вырос, и никто ему здеся родителя не заменил
Отца Микулы действительно, семь лет назад, когда зима была особенно лютой, загрызли волки в лесу, когда тот за дровами пошёл. Мать его так убивалась горем, что более замуж уже не вышла. Да и женихов не нашлось невеста уже в годах была, а Микула был её единственным, поздним, и давно желанным ребёнком.
А во-вторых, хоть и молод был, мальчонка, а от отца своего, покойного, в деле своём непростом всем премудростям научился, все секреты ремесла перенял. И трудится теперь, не хуже взрослого, и всю деревню нашу, да и пришлые окрестности, всем, чем нужно по нужде нашей, справляет. И хорошим мастером слывёт!
Народ согласно закивал. Микула, как раньше отец его, занимался выделкой кож. Делом непростым, требующим выдержки и терпения. Да и силушки, при том, богатырской. И был он действительно, силён не по годам.
Кем его заменить, селяне? Доброжив пристально оглядел земляков. То-то же, некем!
А что до упрёков твоих, Дубыня, тут и слов не надо. Согласны все, продолжил старейшина, виновен мальчишка! Да только не по злому умыслу, а по юности, да по глупости. Наказание нужнО, но не для обиды пущей, а для уразумления отрока. Думаю, пары плетей довольно с него будет?