Артемий, строго-настрого приказав дождаться его возвращения, вместе с Буром отправился в кузницу. Я же, вяло кивнув в ответ, снова прижалась спиной к теплой стене избы. Даже пожелай я уйти, сил бы мне не хватило. Глаза слипались, ноги не держали, но моя судьба по-прежнему не блистала ясностью, и я чуть ли не руками держала веки, лишь бы не заснуть прямо на крыльце дома головы. Пощипав себя за щеки, попрыгав и спев пару скабрезных песенок, убедилась, что дело совсем плохо. Вдруг из-за левого угла дома раздалось знакомое ржание, и я с легким чувством стыда вспомнила, что ни разу не поинтересовалась судьбой Пирожка.
Ежась и отчаянно зевая, я побрела к конюшне, вполне теплой и такой же добротной, как и жилище Артемия. Расседланный и довольный Пирожок радостно заржал, увидев меня. Я погладила мягкий конский круп и обняла зверя за крепкую шею. Сладковато пахло сеном. В воздухе висела мелкая пыль от хорошо просушенной травы. По крыше мирно барабанил снова разошедшийся дождь. Пирожок переступил с ноги на ногу, но голову не поднял, терпеливо дожидаясь, пока я сама отодвинусь.
Ненавижу быть раганой, пожаловалась я ему и вздохнула. Но если б я ею не была, та девчонка, Марьяна, уже час как померла бы. Будь у меня выбор, стала бы я ее лечить?
Пирожок ехидно оскалил зубы и фыркнул мне в лицо. Я рассмеялась и почесала его за ухом, как большого ленивого кота.
Когда ты умудрился так хорошо меня узнать?
Рука скользнула по толстому уродливому шраму на шее коня, и под ложечкой тоскливо заныло. Может, сказалась усталость. Перед глазами все плыло. Теплый бок подогнувшего ноги коня грел лучше печки, а уютная куча сена приняла меня в объятия мягче любой перины. Я горячо надеялась, что измотана достаточно, чтобы не видеть снов, но сохранять разум ясным уже не могла.
Кажется, уснула я еще до того, как коснулась охапки сухой травы.
Глава 5
Пирожки с сюрпризом
Туман вокруг меня. Он вкрадчиво ползет по ногам, обнимает руки белыми браслетами Я пытаюсь стряхнуть его, срываю с себя мутные клочья, кружусь, топчу белесую хмарь и кричу, кричу что есть сил:
Убирайся прочь! Не прикасайся ко мне!
Туман откатывается назад. Начинает набухать. Поднимается все выше, будто в кружку наливают молоко и оно медленно заполняет ее до краев. Вот только внутри кружки стою я и не помню, как сюда попала.
Я бросаюсь в одну сторону, затем в другую, но все тщетно: мои руки проваливаются в дымку, и я перестаю их чувствовать. Животный страх выедает нутро, и я снова отступаю, пячусь на клочок не тронутой туманом земли. Она серая, будто выжженная, и прохладная на ощупь. Я узнала об этом, когда в одном из снов попробовала швырять в наползающую хмарь горстями этой странной земли.
Сил бороться почему-то нет. Я скорчиваюсь, закрываю голову руками и зажмуриваю глаза.
За мгновение до того, как плотная пелена срывается с места и вливается в меня через рот, глаза, кожу, мне чудится, что туман чуть поредел и сквозь него виднеются деревья.
В следующий миг я исчезаю.
* * *
Меня разбудили злобное ржание Пирожка и грохот, сотрясший, кажется, весь мир. Я подскочила с кучи сена, озираясь выпученными глазами в попытке понять, что случилось. Мир, еще подернутый дымкой сна, казался слишком ненадежным, когда обычно невозмутимый конь вдруг принялся вставать на дыбы и бить крупными копытами в стену загона.
Эй-эй, друг, ты чего? я нашарила шершавые бревна за спиной и начала подниматься.
Скакун в очередной раз лягнул загон, выбив потоки древесной пыли. Оказаться запертой в тесной клетушке с беснующимся животным было как-то тревожно.
Вдруг над дверцей протянулась рука и схватила Пирожка за гриву. Конь дернулся и попытался заплясать, но незнакомец держал крепко, неразборчиво бормоча что-то успокаивающее. Я заморгала, прогоняя остатки очередного кошмара, и разозлилась. Тяжелый мутный сон, гудящее от усталости тело, подвывающий от голода живот и неприятное пробуждение легко превратили меня в настоящую ведьму.
Оскальзываясь на сене и опираясь боком о разгоряченного, зло дышащего Пирожка, я пробралась к двери. Привстала на цыпочки, выглядывая наружу. И нос к носу столкнулась с удивленным взглядом карих глаз. М-м-м, красивые глазки. Лисий разрез А ресницы, светлая Сауле, я тоже такие хочу! И почему этакая краса чаще всего достается мужчинам?
Лис невольно отшатнулся, когда разглядел мою заспанную рожу в окружении всклокоченных белых волос. Я же оскалилась, всерьез раздумывая, не шепнуть ли простенький заговор, заставляющий видеть то, чего нет. Потом решила, что запах подмоченных порток приятности утру не добавит, и зашипела:
Чего тебе, смертный? Пришел добровольно кровушки отдать? Как раз к завтраку поспел, похвально.
Благодаря шутке богов мои верхние клыки были чуть длиннее остальных зубов. Вместе с клубком волос, в которых застряло сено, помятым лицом и злобно горящими зелеными глазами видок должен был получиться еще тот. Но парень не отшатнулся, не осенил меня знаком защиты от темных сил, не убежал с криком «Нечисть!» и даже не наставил оружие промеж глаз. Только хмыкнул, окатил с головы до ног насмешливым взглядом, потрепал Пирожка по храпу (тот щелкнул зубами, и нахал едва успел отдернуть руку) и бросил:
Бур просил узнать, проснулась ли ты. И если да, то привести к нему в дом, накормить и позаботиться о коне. Вижу, ты уже бодра. Крови у нас нет, значит, накормить я тебя никак не смогу, это наставление пропускаем. Ну и раз ты навья, дом найдешь по запаху. А вот за конем присмотрю. Непохоже, чтобы он угощался тем же, чем и его страховидная хозяйка.
Пока я, открыв рот, переваривала небрежные оскорбления, парень повернулся ко мне спиной и вышел, насвистывая какую-то глупую песенку. Я вздернула бровь, изучая точеные мышцы засунутых в карманы рук и упругий зад. Невесты наверняка забор ломают, пытаясь заполучить эту местную диковину в законные мужья. Или хотя бы в постель.
Нет, ты слышал? возмутилась я, уперев руки в бока. И кто это такой наглый выискался на мою голову? И как бы нам его проучить?
Конь замотал гривой и заржал, оскалив крупные зубы. Я дернула его за жесткую шерсть и начала выбираться из стойла.
Понятное дело, услышал про еду и сразу размяк. Эх ты, предатель. Ладно уж, пойду посмотрю, что там стряслось, пока я спала. Раз нас не спалили во сне и даже обещают накормить, значит, все не так плохо.
Протирая глаза и охая, я вышла из конюшни. Зубы тут же заплясали, выбивая дробь. Стылая морось по-прежнему сыпала с неба, и лицо быстро покрылось мелкими каплями.
Дома стояли, нахохлившись и грустно повесив резные козырьки. Но внутри кипела жизнь, вырываясь из окон ярким теплым светом. То и дело стучали двери, дети бегали из дома в дом, собирались стайками, смеялись и шептались. Иногда они делали страшные глаза, скрючивали пальцы и принимались играть в догонялки, разбрызгивая дождевую воду и грязь на всех, кому не повезло оказаться рядом. Не обходилось без затрещин от женщин, что сновали туда-сюда с корзинами, полными вкусно пахнущей снеди. Мужики от детей отличались только тем, что ходили степенно, важно, несли на плечах связки дров или инструмент, а порой и сгибались под тяжестью огромных бутылей с плещущейся внутри самогонкой.
Я подавила желание спрятаться обратно в конюшню. Рядом с выходом на гвоздике висел мой плащ, к счастью, сухой, и я завернулась в него, натянув капюшон пониже.
Все выглядели взбудораженными, как будто у них праздник или в деревню решил приехать местный управитель с мешком чешуек самых мелких монеток, железных и неровных, но ярко блестящих, на милостыню. Я покопалась в памяти, но ничего припомнить не смогла. Может, и правда кто-то важный пожалует?