Ладно, согласилась Альбина.
Хорошо. Посмотрим, что там будет, проговорила Ира Яковлева, раздражённо посмотрев на Майю Савельеву.
Майя почувствовала этот возмущённый взгляд, но не повернула головы. «Вечно я попадаю в такие истории. Почему на Алинку они не обратили внимания? Ведь не только я буду в архиве, но и Шестакова. Так почему же обида этих паршивых девчонок выливается на меня? Я тут ни причём. Надо посещать занятия, учиться хорошо, чтобы первой записываться туда, куда хочешь на практику. А то явились на последний урок и ещё мечтают, что кто-то отдаст им своё место. Они, наверное, даже не знают, как вставить бумагу в пишущую машинку, не говоря о том, как поменять красящую ленту. Прогульщицы. Но победа всегда на стороне добра и справедливости. Мне всё равно, что они думают обо мне», размышляла Майя Савельева, украдкой поглядывая на Яковлеву и Щитову. Она пыталась себя успокоить, понимая, что частично перешла им дорогу, отодвинула их желания на другой конец тарелки. А ещё девушка осознавала всем сердцем, что с такими девчонками нужно быть очень осторожной, и если есть возможность не связываться с ними, то лучше этого и, правда, не делать. Неизвестно, как они могут отомстить. Любая мелочь, препятствующая их цели, воспринимается ими, как великан из пещеры. Вопрос лишь в том, что захотят ли они иметь дело с великаном и его пещерой или щёлкнув пальцами, словно при показе фокуса, выбросят всё из головы подобно ненужному мусору. За летние каникулы обычно многое забывается. Майя на это надеялась, поскольку предстояло учиться ещё один год в этой группе. К счастью, всего лишь один день в неделю. Можно и потерпеть.
У Альбины Щитовой зазвонил мобильный телефон. И она обратилась к учительнице:
Лидия Михайловна, можно выйти?
Да, конечно, ответила Зубкова.
Можно я тоже с ней выйду? попросилась Ира Яковлева.
Хорошо. Яковлева и Щитова лучшие подруги, с улыбкой произнесла Лидия Михайловна.
Девушки мгновенно выскочили из класса. И Майя почувствовала, как в кабинете стало легче дышать. «От них исходит ужасная энергетика. С такими людьми просто нереально находиться рядом. Як и щит. Всегда вместе. Всегда рядом», промелькнула мысль в голове Савельевой. Прозвенел звонок.
Девочки, не забудьте про даты вашей практики. В восемь часов быть уже на месте. Пожалуйста, не подведите меня и весь наш УПК, сказала Лидия Михайловна Зубкова.
Альбина с Ирой вернулись в класс.
А те, кто сегодня опоздал, будут дежурить. Щитова и Яковлева, вы остаётесь мыть полы, объявила учительница.
«Слава Богу! Я могу спокойно идти домой, потому что их задерживает учительница. И они не догонят меня, не станут забивать стрелку, выяснять отношения, как когда-то было с одной девчонкой, про которую рассказывала Тищенко. Скорее домой», подумала Майя Савельева. Она быстро сложила тетрадь с ручкой в сумку, накрыла чехлом пишущую машинку «Листвица» и, перевернув стул, поставила его на парту.
Попрощавшись с учительницей, Майя догнала Алину Шестакову. Они вместе стали спускаться по лестнице.
Видела, как себя вели сегодня «як и щит»? спросила Алина.
Ага, ответила Майя и поинтересовалась. А кто вообще придумал называть их так «як и щит»?
Я даже не знаю. Слышала от девчонок, которые учатся с ними в одной школе. «Як», потому что Яковлева, да и если быть откровенной, то она немного напоминает это огромное животное, рассмеялась Шестакова. Щитова стала просто «щит». Конечно, хочется сказать «щит и меч», но нет. Они у нас «як и щит». Яковлева загораживает щит своими формами.
Понятно, медленно проговорила Савельева.
Подростки оказались на улице. Солнечный свет быстро заскользил по лицам. Майя надела солнцезащитные очки.
Встретимся, как договорились. А сейчас мне пора бежать на автобус. Пока, Майюшка! сказала Алина Шестакова.
Да, Алин. Пока! произнесла Майя.
Каждая из девушек пошла в противоположную сторону. Перейдя через дорогу, Майя Савельева оглянулась. Пятиэтажное кирпичное здание с табличкой «Межшкольный учебный комбинат при средней школе 6» осталось позади. И кабинет «Машинопись и основы делопроизводства», который располагался на пятом этаже, по-прежнему находился там. А Майя уже начала скучать по пишущей машинке и той дивной атмосфере, когда текст оживает на бумаге.
Глава третья
Несколько сухих веток старого яблоневого дерева, возвышавшегося над половиной качелей, скрипело от пылкого ветра. Небо то исчезало, то появлялось вновь. Тысячи зелёных листьев, слегка припудренных полуденной июньской пылью, словно играли с ним. Майя Савельева закрывала глаза и поднимала голову высоко, подставляя своё бледное лицо обжигающе-сладкому солнцу. Над ней сверкало нежно-сапфировое небо, которое наполовину выглядывало, будто через чистую шаль «паутинку». Иногда пролетали стрекозы и бабочки, птички о чём-то мило беседовали. В воздухе царил запах свежескошенной травы, напоминающий только что разрезанный арбуз. Огромная ветка яблоневого дерева склонилась слева над недавно покрашенными в бордовую краску качелями. Девушка сильнее дёрнулась, и садовые качели вспорхнули, как воробьи от приближения человека. Майя наблюдала за движением листьев от лёгкого, освежающего ветра, того неповторимого ветра, который обычно бывает поздней весной или ранним летом. Птицы спорили. Их голоса менялись в зависимости от направления облаков. Шестнадцатилетняя девушка заметила это. Часто она слышала мелодичные, особо романтичные звуки их ласкового пения. Как признание в любви, сильном чувстве или удивительной привязанности. Потом вдруг наступало выяснение отношений. Всё как у людей. В этот момент Майя старалась не думать, а просто наслаждалась этой восхитительной птичьей беседой. Природа раскрывалась во всей красе.
Майя! Опять ты бездельничаешь, крикливый голос матери раздался поблизости.
«О нет! Я забыла включить воду», подумала девушка.
Невысокая, весьма стройная для своих лет женщина задержала качели и встала перед дочерью.
«Сейчас начнётся», мысленно нахмурилась Майя.
Я тебе раз десять сказала: разложить шланг и включить воду. Жара сумасшедшая. Земля трескается. Надо спасать огород. А ты развлекаешься на качелях, резко произнесла мама.
Я положила шланг, как ты и просила, сказала Майя. Но про воду забыла.
Ты вечно что-то забываешь. То у тебя получаются африканские оладьи, такие подгоревшие, что невозможно есть, то вместо полного чайника остаётся половина кипятка. А всё потому, что ты летаешь где-то в облаках. Вернись на землю. Мы живём здесь, и надо выполнять свои определённые земные обязанности, сердилась Зинаида Петровна Савельева. Внезапно её взгляд упал на альбом для рисования, лежавший на качелях. Она протянула руку, чтобы взять, но Майя опередила её.
Это моя жизнь, робко проговорила девушка и прижала к груди альбом.
Нарисовать очередной шедевр ты не забыла. А то, что действительно важно в жизни, для тебя не имеет значения, возразила мать и направилась к крану. Через пару минут вода полилась в грядки с помидорами. Зинаида Петровна скрылась в доме. Девушка облегчённо вздохнула. «Сегодня всё прошло гораздо быстрее обычного. Как мне надоело сражаться за возможность рисовать, делать то, что я люблю больше всего на свете», зашуршала в такт листьям мысль в голове Майи Савельевой. Она раскрыла альбом и пролистала его. Десятки рисунков, сделанных пастелью, замелькали так быстро, что картинки будто оживали, двигались, словом, жили какой-то своей незаурядной жизнью. Почудилось, что кто-то репетирует сцену из нового мультфильма, проверяет персонажей на точность, на право существовать в собственном мирке. Девушка остановилась на последнем рисунке, который закончила полчаса назад. Едва уловимые черты старинного большого дома с потрескавшимися стенами, невзрачного жилища, но такого дорогого сердцу, что начинают дрожать руки, то ли от страха, то ли от прилива великой любви. Чуть подальше возвышался храм в восточном стиле. Майя и сама не понимала, почему её рука вывела на бумаге именно такой храм и вообще этот несвойственный русской действительности дом с необычной архитектурой. Возможно, это нашептал ей сам Бог. Она не знала. Просто пальцы автоматически двигались и создавали этот пейзаж. Девушка подчинилась, как, впрочем, и всегда, когда рисовала. Рука смело действовала и не спрашивала, а можно, я буду рисовать это или то? Нет. Прелесть искусства как раз и заключается в том, чтобы творить то, что подсказывает сердце, и всё, что спрятано глубоко внутри, внезапно таинственным образом передаётся в художественном произведении и, по сути, становится своеобразной реальностью.