О ноги Солнышкина тёрся ветер. По сопке сбегали вниз дома, а над Океанском кружили чайки. Солнышкин забыл про голод и неудачи. Он едва не заплакал от счастья и сиял так, словно внутрь ему ввинтили лампочку в тысячу ватт. И если бы у него были крылья, он сейчас закувыркался бы вместе с чайками.
А за спиной слышался шум базара:
Штаны, покупайте штаны из Сингапура! Только одна дырочка на колене. Прожёг кубинской сигарой!
И вдруг раздался Васькин бравый голос:
Свитер, свитер! Только что из Японии!
Солнышкин удивлённо повернулся. Он хотел сказать, что свитер не из Японии, а из Сибири и что связала его бабушка. Но Васька подмигнул Солнышкину и снова закричал:
Только что из Японии, только что из Японии!
Вокруг шумела торговля. Лысый старичок совал в руки Солнышкину старые ходики с кукушкой и приговаривал:
Бери! Сто лет куковали и ещё сто куковать будут!
Мужчина в ватнике держал в руках банку с цветными рыбами. Солнышкин хотел было остановиться, но рядом появилась толстая тётка и закричала:
Попугай! Говорящий! Жаль, как родного сына, да деньги нужны!
В клетке вертелся белый попугай с изодранным хвостом. А продавала его старая спекулянтка, потому что попугай выдавал все её тайны. Он и сейчас выпаливал её слова: «Загоню дурака! Доведёт до милиции! Загоню дурака, доведёт до милиции!»
Солнышкин так и не оторвался бы от этого зрелища. Но вдруг Васька крикнул кому-то:
Стёпа, здоров! и полез обниматься с рыжим толстяком.
Здорово, здорово, Васенька! отвечал рыжий. Что делаешь?
Продаю свитер!
Ха-ха, твой товар моя покупательница! сверкнул рыжий золотыми зубами. Давай жди! И он исчез в толпе.
Свитер! Свитер из Японии! ещё громче затараторил Васька. Из Японии!
Через несколько минут толстяк выбрался из толпы с маленькой седой женщиной.
Бери! сказал он ей. Что надо! Из Японии.
Ну нет, сказала женщина. Это не японский, а из чистой сибирской шерсти. Будет подарок племянничку!
Она отсчитала пять пятёрок, завернула свитер в газету и пошла к лестнице.
Васька спрятал деньги в карман, хлопнул Солнышкина по плечу и подмигнул Стёпке: «Начинается весёлая жизнь».
Весёлая жизнь
Куда теперь? спросил Стёпка.
Туда! показал весёлыми глазами Васька вниз, на ресторан «Золотой кит». Солнышкин хочет угостить старых моряков! Так ведь я говорю, Солнышкин? Он тут же спохватился: Я не представил тебе моего друга. Знакомься, Солнышкин, это лучший матрос парохода «Даёшь!».
Артельный, подсказал Стёпка. Вся кладовая в наших руках! И он подбросил в руке звякнувшую связку ключей.
Солнышкин живо вспомнил пароход «Даёшь!», но Васька снова заговорил.
Представляешь, сказал он, Петькин и Федькин не хотели пустить его даже к трапу!
Стёпка возмутился.
А человек в море хочет, в матросы!
Да мы их за борт, а его возьмём! И ночевать он сегодня будет в моей каюте. И Стёпка снова подбросил в руке связку ключей.
В каюте? спросил осторожно Солнышкин, и сердце у него громко застучало.
В моей! сказал Стёпка.
И койки там подвесные? поинтересовался Солнышкин.
Настоящие. Всё как в кино!
Солнышкин даже не верил такому счастью.
Между тем друзья подходили к старому, обшарпанному зданию, на котором было написано: «Золотой кит». Из подвальчика доносилась музыка. Пиликали скрипки, пищал кларнет, и крякал аккордеон.
Так ты угощаешь нас, Солнышкин? спросил Васька и поставил ногу на ступеньку.
Конечно! воскликнул Солнышкин и заглянул в дверь. Ему хотелось на славу угостить этих добрых моряков.
Спасибо! Большое спасибо, Солнышкин! раскланялся Васька. Только тебе самому придётся нас подождать. Вечером гражданам до шестнадцати лет вход сюда воспрещён!
Растерянный Солнышкин хотел было сунуть голову в дверь, но мрачный швейцар в чёрной ливрее и белых перчатках так решительно направился к нему, что Солнышкин отпрянул. А день уже подходил к концу. Накатились прохладные сумерки, и по всей бухте открыли глаза ночные фонарики. На кораблях зажглись огни. И в подвальчике, у ног Солнышкина, вспыхнул свет.
У Солнышкина похолодели нос и уши. Он заглянул в окно и сквозь занавеску увидел своих друзей. Они сидели за столом у самого окна.
Перед ними громоздились тарелки с бутербродами, а посреди стола стояли кружки с пивом.
За удачу! сказал Васька и поднял кружку.
За Солнышкина! хихикнул Стёпка, проглотив бутерброд с красной икрой.
Солнышкин хотел уже стукнуть в окно и потребовать хоть кусок хлеба. Но тут за его спиной раздался укоризненный голос:
Ай-яй-яй, молодой человек
Солнышкин оглянулся. На него с доброй усмешкой смотрел невысокий старичок в морской форме. Солнышкин, краснея, отошёл от окна и сделал вид, что прохаживается.
А между тем, пока он прохаживался, в подвале происходили следующие события.
Стёпка допил последнюю бутылку пива и пробормотал:
Хочу спать, пошли в каюту.
Сейчас, только закушу, сказал Васька и ткнул по ошибке вилкой в толстую лапу артельщика.
О-го-го! взвыл Стёпка. Этак ты меня ночью укокошишь якорем! Нужен ты мне, друг нашёлся!
И когда Солнышкин в третий раз заглянул в окно, он увидел, как Васькина рука, на которой было написано «Дружба закон моря», врезалась в Стёпкин глаз так, что по всему ресторану разлетелись искры. Один из бывалых моряков с криком «Полундра!» даже бросился заливать огонь пивом. А Васька и Стёпка тут же вылетели на улицу.
Наверное, оба друга так и легли бы под ноги прохожим. Но навстречу им бросился Солнышкин, и они вдвоём повисли на его плечах.
Солнышкин! Солнышкин! плакал Васька. Спаси меня, Солнышкин! Тону! Закон моря! Матрос должен спасать своего капитана. Слышишь, вода?
Рядом и вправду булькало и плюхало, как в трюме. Это переливалось пиво в брюхе артельщика.
Тону! кричал Васька.
Тонешь, давно тонешь! раздался вдруг насмешливый голос.
Сбоку подкатила милицейская машина. Из неё выпрыгнул молодой лейтенант, открыл заднюю дверцу и затолкал в неё обоих друзей, освободив Солнышкина от тяжёлой ноши.
Спасём! сказал лейтенант. Обязательно спасём!
И машина скрылась в темноте.
Каюта старого Робинзона
Солнышкин присел на порог и стал думать, где бы устроиться на ночлег. Как вдруг опять услышал голос:
Ай-яй-яй, молодой человек! И не стыдно?
Он обернулся и увидел прежнего старичка в морской форме. Это был известный всем морякам старый инспектор океанского пароходства Мирон Иваныч. Больше всего на свете он любил море. Отправляя в океан пароходы, он мечтал о кругосветном плавании. Но так и не смог за всю жизнь выбраться в путь. Его и теперь приглашали в плавание, но он показывал на свои галоши и говорил:
У меня теперь одно плавание. Мои старые баржи делают две мили в сутки. Одну из дому сюда, вторую обратно.
Звали его ещё Робинзоном, потому что жил он в старом доме один. Но вспоминали его на всех морях. Вывел в люди он многих моряков. А тех, кто мечтал о плаваниях и пароходах, старый инспектор узнавал за квартал.
Ай-яй-яй, мечтали о море и чуть не попали в милицию? сказал Солнышкину Мирон Иванович.
А вам какое дело? угрюмо буркнул Солнышкин.
А я ищу матроса на судно, которое отправляется в кругосветное плавание. Только вежливого
Мне не до шуток, невесело ответил Солнышкин.
Тем лучше, улыбнулся старик. Будем знакомы. Робинзон. Старый Робинзон И он протянул руку.
Солнышкин, удивлённо ответил Солнышкин.
Ну вот и хорошо, Солнышкин. Разрешите мне пригласить вас в свою каюту. На моём корабле нет креветок и виски. Но голландский сыр, чашка чёрного кофе и мягкая постель всегда найдутся.
Всё-таки Солнышкину везло!
Робинзон заложил руки за спину, и они стали подниматься по сопке, на которой Солнышкин уже побывал сегодня с Васькой. Только вместо облака на ней сидела громадная луна, окружённая звёздами, и заливала всё жёлтым-жёлтым светом.