Солнышкин!
Солнышкин вздохнул. Наверное, послышалось.
Солнышкин! раздалось снова. Иди сюда!
Солнышкин мгновенно подскочил к иллюминатору и увидел Перчикова. Он стоял на поручнях над самым морем, в руках у него была подушка.
Что ты делаешь? ужаснулся Солнышкин.
Ведь один миг и Перчиков полетит в воду! А Перчиков прошептал:
Тихо И протянул подушку: Держи, а то в лазарете твёрдая! Всё будет в порядке.
Перчиков спрыгнул на палубу и скрылся в темноте.
Спасибо, Перчиков, спасибо! крикнул Солнышкин. Он обхватил подушку руками и мгновенно уснул.
В это же время, лёжа в опустевшей каюте, Перчиков составлял план, по которому вся команда должна будет работать с Солнышкиным. Голова Перчикова подпрыгивала на жёстком матраце, но это совершенно не мешало ему думать.
Завтра с утра он, Перчиков, передаст по радио концерт для Солнышкина. Федькин будет заниматься покраской трюма напротив изолятора, чтобы Солнышкин видел, как правильно владеть кистью. Бурун покажет ему вязку морских узлов.
А если можно ускорить лечение и понадобится переливание крови, то он, Перчиков, завтра же первым пойдёт на помощь другу.
Как только солнце тронуло Перчикова за кончик носа и за бортом закричали чайки, он выбежал на палубу. Там уже Челкашкин делал зарядку, похрустывая упругими мышцами, а боцман возился с пульверизатором. Челкашкин занёс руки над головой и собирался делать стойку, но внезапно замер и с ужасом посмотрел на Перчикова: правая щека радиста прямо на глазах у доктора покрывалась сыпью.
В изолятор! произнёс Челкашкин, вытянув вперёд руку, но тут же глаза его сделались ещё шире: его собственная рука покрылась сыпью.
Челкашкин повёл усиками, удивлённо огляделся, посмотрел на боцмана, на ярко выкрашенное ведро, на шипящий пульверизатор и вдруг, схватившись за голову, с отчаянным хохотом закричал:
В изолятор! В изолятор!
И Перчиков, забыв про все свои планы, бросился за ним, перелетая сразу через пять ступенек. Они открыли дверь и остановились у порога изолятора. Солнышкин спал, все ещё нежно обнимая принесённую Перчиковым подушку.
Момент, сказал Челкашкин, спокойно!
Он взял клочок ваты, сунул её в спирт и смахнул со щеки Солнышкина всю краску.
Медицина! улыбнулся Челкашкин.
Медицина, засмеялся Перчиков.
И только Солнышкин ничего ещё не знал о своём удивительном выздоровлении.
А всё-таки Аргентина была в Америке
Утром Федькин встал за штурвал, а Петькин с Солнышкиным начали уборку в рулевой рубке. Петькин разливал по палубе мыльную воду, а Солнышкин следом насухо вытирал палубу. Сперва Федькин стоял молча, а потом незаметно для себя начал напевать известную морскую песню «Бананы ел, пил кофе на Мартинике».
В это время в рубку вошёл Плавали-Знаем. Федькин примолк. Но Плавали-Знаем, наоборот, поощрительно кивнул головой: «Ничего, ничего». Песня как раз подходила к его великолепному настроению. Он выпил только что три чашки кофе «Африка» и испытывал прилив бодрости. Пароход бежал вперёд по ярким волнам. Ветер овевал мужественное капитанское лицо, и капитану захотелось поговорить о далёких плаваниях. Правда, дальше Камчатки он никогда не ходил, но о своих удивительных странствиях любил рассказывать. Он выглянул в окно, посмотрел вдаль и задумчиво произнёс:
Когда после тяжёлого шторма мы подошли к Африке и стали на якорь у берега Аргентины
Тут судно так тряхнуло, что Плавали-Знаем едва не вылетел в окно, а Солнышкин чуть не поехал по мыльной палубе. Это Федькин крутнул в сторону штурвал, потому что его передёрнуло от удивления. Ведь любой третьеклассник знает, что Аргентина находится в Америке!
Наверное, в другой раз Плавали-Знаем треснул бы кулаком по стенке и прогнал его от штурвала, но сейчас он только строго посмотрел на Федькина. Уж очень хотелось ему рассказать эту историю.
Да, когда мы были в Африке и бросили якорь у Аргентины начал Плавали-Знаем снова.
Но Аргентина находится в Америке, сердито заметил Солнышкин, выкручивая тряпку. От толчка вода разлилась, и ему прибавилось работы.
Плавали-Знаем насмешливо взглянул на него:
Где-где?
В Америке, твёрдо ответил Солнышкин.
Петькин, скажите этому знатоку, где находится Аргентина.
Петькин засопел. Ему совсем не хотелось спорить с начальством. Он уже собирался сказать: «Если вы её видели в Африке, то, значит, в Африке», но его опередил Федькин.
Конечно в Америке, сказал он.
Тоже мне грамотеи, географы! В школе учились! закачал головой Плавали-Знаем. Я никогда ничему не Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг спохватился, мигнул и подошёл к Федькину: А это что, во-первых, за разговоры на вахте? Вы что, забыли? А во-вторых, когда я плавал, Аргентина была в Африке! Ясно?
Федькин только усмехнулся и постучал ногой об пол. Но Солнышкин стерпеть этого не мог.
Он выпрямился и, выкручивая тряпку, спокойно произнёс:
А всё-таки Аргентина была в Америке! Всегда была в Америке. Это знает любой школьник.
Ну хорошо, многозначительно сказал Плавали-Знаем и потряс перед ним пальцем. Ну хорошо, вы ещё вспомните, где была Аргентина, когда останетесь в первом порту! У вас там будет много времени для воспоминаний. В первом порту!
Разозлившись, он так схватился за подбородок, что уколол пальцы собственной щетиной.
Солнышкин вытирал палубу и думал: «Ничего, хуже, чем с ним, не будет».
Петькин сердито сопел, а Федькин усмехался и про себя всё напевал старую морскую песню.
В первом порту, в первом порту пробубнил ещё раз Плавали-Знаем и сбежал по трапу.
Может быть, так всё и случилось бы, если бы в скором времени на пароходе «Даёшь!» не произошли куда более важные события.
Невероятное событие в Тихом океане
В последнее время с боцманом Буруном случилась удивительная перемена. При встречах с Перчиковым он улыбался, вежливо пожимал ему руку, будто сто лет не виделся, и радист был доволен: наконец наступил мир. Но он не замечал, как ухмыляется чему-то боцман за его спиной.
Как-то вечером Перчиков вышел понаблюдать за звёздами и помечтать о межпланетном путешествии. Он уселся на шлюпку и стал смотреть в тёмную высоту. Одни звёзды сверкали так близко, что их хотелось положить на ладонь, как снежок; другие мерцали так далеко, что при взгляде на них начинало тоскливо ныть сердце. Звёзд было множество. Они горели над трубой, мачтами
И вдруг Перчиков увидел, что несколько звёзд пропали. Он вскочил. Звёзды появились опять. Он хотел было сесть, но звёзды снова пропали.
«Что за чушь? подумал Перчиков. Видимо, их заслоняет какой-то предмет». И тут он вспомнил, что как раз в этом направлении находится его антенна. Перчиков вспомнил угрозы боцмана, его улыбку и в волнении бросился по трапу наверх. На его любимой антенне висели боцманские тряпки и развевалась штанина от федькинских брюк!
Такого подвоха, такой подлой насмешки Перчиков не ожидал. От ярости кончик носа у него едва не засветился.
«Вот что значит доверять льстивым улыбкам! Вот что значит потерять бдительность», думал Перчиков. Он собрался уже сорвать штанину, но тут ему в голову пришла такая мысль, что он подпрыгнул от удовольствия, засмеялся и бросился к себе в каюту.
«Вот так Перчиков! Вот это Перчиков! нахваливал он сам себя. Ну, держись, Бурун, я проучу тебя, боцман!»
Перчиков открыл ящик стола и стал лихорадочно перебирать мотки магнитофонных плёнок.
Что ты ищешь? спросил с верхней полки Солнышкин.
Эх, Солнышкин, ну и дело мы с тобой проделаем сегодня! Вот так дело! засмеялся Перчиков, продолжая выкладывать на стол множество разных мотков.
На них были десятки голосов и весёлых разговоров, которые Перчиков ухитрялся потихоньку записывать для собственного удовольствия. Стоило плёнкам завертеться, и с них в любую минуту мог захохотать знакомый матрос, крикнуть начальник, запищать штурманский сынишка.