Мне тоже выпало познакомиться с Глебом в его студенческие времена, когда он проходил преддипломную практику в одной съемочной партии со мной
«Так это Андрей Прокофьевич Протопопов», догадался Михаил.
Андрей Прокофьевич продолжил:
Всякий, кто сталкивался с ним, очень скоро понимал, что он был подобен монолитной глыбе благородного металла, прикосновение к которому само по себе облагораживает. Я мог бы привести сейчас немало доказательств этому, но предпочитаю без комментариев прочесть его письмо, присланное мне с того полярного острова, которому, как вы знаете, он посвятил немалую часть своей души (сам Глеб почему-то не называл в своих произведениях этот остров по имени, и Андрей Прокофьевич очень тонко высказал свое уважение писателю, также не произнеся его вслух).
Несколько мгновений Андрей Прокофьевич шуршал листиками бумаги. Гости замерли.
Вот. Слушайте. Личные подробности я опускаю. «Забросили нас на вездеходе в самый центр острова. Немного севернее горы кончались и переходили в тундру. Нашу долину ограждали сглаженные вершины. Вездеход торопился вернуться обратно на базу. Договорились, что он придет за нами через неделю. Скоро должна была начаться весна. С работами справились в срок, но весна наступила раньше. Снег, конечно, раскис в водяную кашу. Ждали вездеход три дня после условленного срока, пока не кончились продукты. Хорошо, что как раз пошел гусь.
Я добыл пару птиц, но варить было почти не на чем керосина осталась одна кружка. Решили беречь для чая. Гусятину пришлось есть сырую. Груз набрался изрядный снаряжение, аппаратура килограммов по сорок пять. Пошли на юг. Туман. С перевальной седловины угодили не в ту падь. Целый день месили пропитанный водой снег. Иногда за нами оставалась траншея глубиной почти в рост. Скорость где три, где полкилометра в час. Вечером стало ясно, что пилим не туда отошли километров на тридцать, а моря и в помине нет. Восстановили мысленно путь. Выходило, что до моря отсюда столько же, сколько от места по азимуту. И точно через пятнадцать километров выбрались на берег. Ничего, нормально. Теперь чаю можно было пить сколько угодно. И еще у нас оставалось полгуся».
А на чем они варили чай, Андрей Прокофьич? спросила невидимая Михаилу женщина.
Так ведь на берегу всегда есть плавничок, ответил Протопопов и продолжил:
Этот человек всегда преодолевал то, что ему выпадало преодолевать. И так во всем. На него можно было положиться, как на себя. Таким он для меня и останется.
Андрей Прокофьевич поднес рюмку ко рту. Тем временем в комнате приготовился говорить еще один человек на сей раз более или менее ровесник Михаила.
Летом 1958 года по главной улице Магадана шли в обнимку трое молодых выпускников МГРИ и пели: «Мы идем по Уругваю». Одним из них был Глеб Кураев. В этом был он весь
Дальше пошло в том же духе: романтик, жаждущий приложить свою энергию и умение к познанию малоизученного края, хороший товарищ, хороший геолог и писатель, нисколько не худший, чем геолог
Донесся голос сестры Кураева:
Может быть, кто-то хочет сказать от журналов? Вот Ольга Ивановна из «Вокруг света», Аделаида Петровна из «Молодой гвардии».
Нет, ответила невидимая женщина, по голосу уже немолодая. О чем мне говорить? О том, что Глеб в Москве начал публиковаться именно в нашем журнале? Так это и без меня всем известно.
И по нежеланию Ольги Ивановны говорить на поминках банальности, а еще больше по тому впечатлению которое давно уже сложилось у Михаила, что бережней всего к кураевским текстам относились именно в этом журнале, где иной раз, ради сохранения каждой строчки, его путевые заметки печаталась немыслимым петитом, выходило, что эта немолодая редакторша не только любила вещи Кураева, но и его самого. Словно подтверждая мысли Михаила, Ольга Николаевна добавила.
У нас все любили его и делали все возможное, чтобы как можно больше его произведений увидело свет. О чем еще говорить?
А вы, Аделаида Петровна? вновь подала голос сестра.
Спасибо, Ольга Александровна. Я все-таки воспользуюсь случаем обратиться к собравшимся здесь друзьям Глеба Александровича и попросить всех принять участие в подготовке одного издания, которое собирается выпустить «Молодая гвардия». Первоначально предполагалось, что это будет том его избранных сочинений, но после его кончины мы решили поместить в нем и воспоминания его друзей, и его письма, с тем чтобы воздать должное не только писателю, но и удивительно разностороннему человеку. Сборник рассчитан на юношество и будет называться «Словно в последний раз». Вы знаете, что это название одного из лучших его рассказов, и я думаю, что оно больше всего подойдет для всего этого сборника и точно передаст романтику его вещей.
Михаил подумал, что романтика точно не про Глеба.
Вот почему, вновь донеслось до него, я обращаюсь к вам с просьбой передать нам свои воспоминания и письма Глеба. Все это нужно сделать до сентября. Прошу откликнуться на этот призыв и отправить свои материалы по адресу, который вы найдете в любом номере нашего журнала, на мое имя. Мой телефон
«Какая хваткая и опытная хищница!», восхитился Михаил.
Из комнаты в коридор и на лестничную площадку начали выбираться соскучившиеся без курева гости. Теснота заставила соседку Горского придвинуться к нему. Она очень коротко глянула и отвернулась.
Вы хорошо знали Глеба? спросил Михаил.
Не очень близко, ответила она. Муж знал лучше. Еще по Северу.
Он тоже геолог?
Нет. Он журналист.
Писал о Севере?
Да.
Как его фамилия? Возможно, я читал?
Шеваловский.
Нет, сознался Михаил, не читал. Видимо, он не только журналист, но и писатель, прозаик?
Он поэт. Извините. Сейчас, наверно, будет говорить муж. Я хочу послушать.
Из комнаты донесся голос.
Я хочу рассказать, как впервые услышал о Глебе Кураеве. Дело было на севере острова Врангеля («Назвал-таки остров, отметил Горский. Это тебе не Андрей Прокофьевич»). Мы шли вдоль берега океана по тундре. Настроение, прямо скажем, было не блестящее продукты кончились, а до поселка на юге острова идти и идти не один день. И вдруг возле навигационного знака на берегу мы увидели железную бочку. Конечно, полезли смотреть, что внутри. Там были продукты и записка, в которой сообщалось, что воспользоваться ими может всякий, кто в них нуждается. Надо ли расписывать, как мы обрадовались? Наелись досыта, устроили дневку, взяли с собой на оставшийся путь. И все благодаря человеку, забросившему продукты на этот безлюдный берег и оставившему их специально для людей, которые, он знал, обязательно появятся здесь после него и, скорее всего, будут нуждаться. Но в записке фамилии этого дарителя не было.
«Прозрачная фабула, машинально подумал Михаил. Дальше можно не продолжать».
Вернувшись в поселок, мы стали выяснять, кто же оставил на севере острова эту спасительную бочку. Местные жители пожимали плечами они туда не ходили, тем более не забрасывали никаких запасов. Недавних экспедиций в ту сторону вроде бы тоже не было. Наверное, Глеб Кураев, геолог, больше некому, решили местные знатоки. Он последний бывал в тех краях. Вот так я впервые услышал это имя. И тогда же подумал, какой это должен быть человек, если он постоянно помнил о тех, кому может стать крайне туго и кто запросто может загнуться, потому что помощи ждать неоткуда. Вот он, помня о своих бедственных ситуациях, и решил заранее помочь другим. Как вы понимаете, я не ошибся в предположениях. Знакомство с Глебом подтвердило, что он именно такой и есть, как я ожидал, щедрый, великодушный, благожелательный, расположенный ко всем, кого встречал на трудных дорогах Севера.