Однажды при встрече на прогулке с собаками Алла слегка удивила меня тем, что стала без каких-либо расспросов с моей стороны объяснять, почему к ней так часто ходят разные молодые парни. На самом деле к ней действительно часто наведывались, но не одни только парни девушки тоже, но о последних она предпочла не упоминать, и я понял, что ей не хочется дать мне повода думать о ней, как о женщине средних лет, которая разнообразит личную жизнь одновременно с многими юнцами. Оказалось, она была тренером по легкой атлетике, мастером спорта международного класса, а молодые люди обоего пола, часто посещавшие ее на дому, являлись ее воспитанниками. Узнав об этом, я не удержался и обозрел всю ее фигуру с головы до ног. Алла засмеялась, хотя и не без смущения. «Что, не похожа?» спросила она. «Нет, что вы? Сложение у вас просто великолепное, всем бы спортсменкам так! Замечательно сочетаются и сила, и женственность. Это не так часто встречается у мастеров, вы, небось, и сами знаете! Так что поздравляю вас!» Алла подтверждающе кивнула и засмеялась уже более свободно. Я почувствовал, что сексуальный лед сломан, и она перестала беспокоиться об угрозе своему реноме в моих глазах. Почему-то для нее это было важно, скорее даже очень важно. Ее дочь Лена обещала стать красивой женщиной, но пока еще никак не затмевала мать. Я знал, что Алла родом из Подмосковья, кажется, из района Коломны, и, видимо, у неё еще в юности произошел бурный роман на одном из спортивных сборов с каким-то здоровым и красивым молодым человеком внешне под стать ей. Родилась Лена. Алла, чтобы перебраться в Москву, решила не только сражаться на легкоатлетической арене, но и завоевать положение в науке о спорте. Она даже защитила диссертацию по методам тренировки легкоатлетов и стала кандидатом педагогических наук. А муж? О нем я не спрашивал, она не говорила. Наверное, растворился где-то в обществе оказывающихся рядом с ним спортивных и околоспортивных женщин, раз уж Алла обустраивала жизнь свою и дочери без него. Надо думать, ей пришлось с этим делом совсем не просто. Полуторократная или даже двойная нагрузка на тренерской работе и по работе над диссертацией, наверно, еще и частые приставания мужчин, которые далеко не сплошь ей нравились, но которых не всегда удобно было отшивать, потому как от них нередко многое зависело в ее будущем.
А теперь Алла хотела стать уже доктором наук. Я пожелал ей в этом деле всяческих успехов и жалел вслух, если при встречах она выглядела слишком утомленной и озабоченной. В ответ она подтверждала, что дел у нее по-прежнему очень много, поскольку она вынуждена зарабатывать деньги на новую квартиру, потому что здесь ее окно выходит на Садовое кольцо и нескончаемый шум от движения машин не дает ей спать по ночам. Это действительно никуда не годилось. Не иметь покоя ни днем, ни ночью значило жечь свечу своей жизни сразу с обоих концов. Это я хорошо представлял себе еще с той поры, когда днем работал на службе, а вечером и ночью над своей первой повестью. Алла видела, что я сочувствую ей совершенно искренне и участливо, и, видимо, это был для нее не пустой звук. Я не могу точно припомнить, когда начал целовать ее при встречах как старую, добрую и приятную знакомую. Она никогда от этого не уклонялась, будь то во дворе, на улице или на лестнице в доме. Я внимательно заглядывал в ее лицо и глаза, и, чем дальше, тем больше замечал тонкие морщинки во внешних уголках, где смыкаются веки. Что-то все же ей не задавалось в жизни, хотя она уже заведовала кафедрой физкультуры в одном гуманитарном университете, ректор которого покровительствовал спорту, и докторская диссертация была совсем на выходе, и не оставалось никаких сомнений, что она в ближайшее время ее защитит. А ее дочь росла и хорошела. Оказалось, что Алла тоже готовила из нее легкоатлетку, и Лена стала мастером спорта. Вскоре выяснилось, что это было сделано совсем не случайно и не зря. Когда понадобилось выбирать институт и поступать в него, а выбор пал на ставшую остро модной Академию Народного хозяйства имени Плеханова (во время моего студенчества отнюдь не престижную «Плешку»), Алла прежде всего отправилась туда сама, выловила на кафедре физкультуры своего парня из спорта и представила ему свою дочь как готового мастера, а в них престижные ВУЗы всегда нуждались с советских времен, чтобы было кому достойно представлять их в межвузовских и даже национального масштаба соревнованиях. И Лена была благополучно принята в академию почти без конкурса. Но сама Алла к этому времени уже переехала в новую квартиру, оставив комнату в нашем доме дочери, и встречалась мне либо когда заглядывала к Лене в гости, либо просто на улице, поскольку ее университет обитал поблизости. В одну из встреч она сообщила мне, что Лена вышла замуж за армянина (мне показалось, что здесь послышался вздох сожаления, хотя и не очень заметный) и что сама уже стала бабушкой. Я поздравил Аллу с рождением внука и сказал, что очень за нее рад, поскольку теперь она сможет больше принадлежать себе, раз уж дочь уже закончила академию и стала мамой. В ответ Алла с сомнением покачала головой. Я никогда не смел спрашивать ее о личных интимных делах, считая это бестактным и, хоть и не наверняка, угрожающим нарушить нейтральность наших отношений взаимной симпатии и перевести их в русло сексуальных.
Но однажды, приближаясь к дому по площади, я еще издали заметил Аллу по достаточно редкого охристого цвета ее длинного кожаного пальто и цилиндрической черной шапочке в сопровождении молодого человека. Он был действительно моложе ее, хотя и не так юн, как ее прежние воспитанники из легкой атлетики, и уже лыс. Тротуар в этом месте был особенно широк, и я пошел по нему таким образом, чтобы оказаться как можно дальше в стороне от встреченной пары. На всякий случай я устремил свой взгляд мимо, наблюдая за нею только боковым зрением. Внезапно я понял, что Алла узнала меня. Она резко наклонилась вперед, будто переломилась в поясе, делая вид, что ей надо застегнуть пуговицу где-то внизу пальто. Я спокойно прошел мимо и не стал оглядываться назад. Должно быть, во мне автоматом сработало правило из какого-то английского регламента поведения хорошего тона, которое мне еще в отрочестве дал прочитать отец. В нем говорилось: если вам (имеется в виду мужчина) встретилась знакомая дама в сопровождении джентльмена, то первой узнать и поздороваться должна она. Я еще тогда логически вывел, что так надо поступать, чтобы дама не чувствовала себя попавшей в щекотливое положение. Но о том, что я с тех пор был верен данному правилу, Алла никак не могла знать. Поэтому она мгновенно в наклоне спрятала свое лицо тут уж и дурак должен был бы догадаться о неуместности узнавания в момент встречи.
Но мне ее глубокий наклон подсказал и другую версию она хотела, чтобы я ее действительно не узнал, а не сделал вид, что не заметил. Неужели ей уж столько лет было так важно показывать, что для меня не закрыты двери ни в старую квартиру, ни в новую, и хотелось уберечься от того, чтобы я мог подумать, будто место возле нее уже занято другим человеком, хотя, по здравому рассуждению разве я мог думать, что такая видная, привлекательная и красивая лицом женщина может долго оставаться без мужского внимания и без необходимости удовлетворять собственную потребность особенно такую, какая мне казалась обычной у спортсменов, то есть достаточно большой? Конечно, я мог и ошибаться. Вдруг она просто испугалась, что я при встрече полезу к ней со своим обычным поцелуем, тогда как в данный момент он уж точно был ей ни к чему? Какие бы варианты ответов ни приходили мне в голову, я не могу сделать выбор в пользу какого-то одного. Знаю, что Алла была не против меня полюбить. Знаю, что для реализации ее мечты требовалось мое деятельное участие, мой отклик. Но она его не дождалась, потому что я любил Марину и делать «ход конем», даже в пределах одной лестничной площадки не мог и не хотел себе позволять. Юрка, пока он был жив (кстати, не очень долго) не мог считаться препятствием: достаточно было подставить ему бутылку водки, чтобы полностью «вырубить» часов на двенадцать. Нет, тормозило не Юркино присутствие в Аллиной квартире, тормоз сидел в моей голове, и я ему очень обязан. Хочешь не хочешь, но два женских образа, на словах описываемых почти одинаковым набором слов: красивая, стройная, ладная, привлекательная, грациозная и многое еще в том же роде, оставались совершенно несопоставимыми по силе воздействия на мою психику, на силу моего влечения и интереса, на цельность всего комплекса моих чувств (не побоюсь этого неуместного в художественной литературе понятия), который только и способен свидетельствовать изо дня в день, год за годом о том, что ты нашел свою счастливую судьбу, своего любимого человека, свою дивную женщину, способную заменить собой или затмить собой всех остальных женщин, тоже прекрасных и достойных любви, но столь определенно ее не вызывающих.