Другой выдающийся мастер американской художественной прозы, Томас Вулф, в отличие от выходца из Нью-Йоркского Бруклина Миллера, происходил из курортного городка Эшвилл южного штата Северная Каролина, и, вероятно, как южанин и провинциал, мог иметь более консервативные взгляды насчет продажной любви. Но и у Вулфа не проскочило в его романах сколько-нибудь презрительного отношения к проституткам. А ведь началось с того, что он еще подростком вытаскивал гулявшего вразнос алкоголика-отца из борделей и, очевидно, имел возможность видеть не только парадную, но и неприглядную сторону всего, что происходит в них. Да он и сам получил первоначальное образование в постели у очень опытной, далеко немолодой проститутки, но только не в борделе, а в пансионе собственной матери, где эта проститутка снимала номер, отдыхая на курорте от трудов праведных и неправедных. Эта дама в отрыве от постоянного дела, которое было у нее в Сент-Луисе, нуждалась в сексуальном удовлетворении и выбрала для этого долговязого и смышленого юношу-школьника, которого и посвятила в тонкости искусства. При этом она тоже не проявляла корысти, однако, чтобы, как говорится, «не испортить руку», все же брала с Вулфа за визиты в ее номер плату в виде медалек школьных наград, которые числом семнадцать вскоре все перекочевали в ее ридикюль. Начав самостоятельную жизнь, Том Вульф, обманутый своей вышедшей замуж первой любовью, продолжил удовлетворяться платными услугами молодой проститутки большого портового города. И снова за это он не презирал ни ее, ни себя. Видимо, только ханжам была присуща априорная позиция осуждения, нередко порождавшаяся скрываемым от посторонних желанием оказаться в числе и даже на месте мужчин, обслуживаемых «падшими» женщинами. К счастью, великие честные писатели, такие как Ги де-Мопассан, Уильям Фолкнер, Генри Миллер, Томас Вулф, Александр Куприн, Жоржи Амаду, Юрий Нагибин немало написавшие на тему, о которой сами знали достаточно много, не имели с ханжами ничего общего в отношении проституток. И людям стоило бы вчитываться в их произведения не только в поисках «клубнички», но и ради обретения собственной осмысленной и нравственной позиции по поводу явления, которое человечеству извести не дано никаким принуждением. Оно ближе к природе вещей, чем можно себе представить, и вырвать его из общественного обихода, когда в нем постоянно есть какая-то нужда, нельзя никакими силами. Секс всегда найдет способ уклонения от репрессивных воздействий со стороны и религии, и власти. Он фундаментальнее умозрительных схем морали, хотя и они нацелены, по номиналу, на добро и на убережение людей от духовной деградации и половых инфекций. А, впрочем, о чем тут еще рассуждать? Проституцию могут истребить только сами вовлеченные в нее женщины, если на то у них будет воля и дееспособность. А и с тем, и с другим в «цивилизованном»обществе всегда было плохо, а уж в нецивилизованном и подавно. И, судя по предсказанию Джорджа Герберта Уэллса в его романе «Когда спящий проснется», это особо сильно не изменится и в будущем, за исключением одного проститутки будут очень уважаемыми членами социума.
Да, но моей-то поездки вместе с Риной на Кавказ, в «Иткол» проституция почти никак не задела разве что тем, что проходящая мимо женщина обогнала меня, полуобернулась и вдохнула воздух через приоткрытый рот и вмиг возбудила, а вот Рина, как и у себя дома, так и здесь, почему-то не смогла. И вообще она все время вела себя нервно. Звонила Вилену в Москву, на пару дней даже смоталась на самолете туда и обратно, вернулась неуспокоенной и потребовала у администрации, чтобы нас устроили по разным номерам. Я был не против что толку было ночевать в одной комнате, а проводить время не в одной постели. Еще до кратковременного выезда Рины в Москву я начал совершать пешие прогулки на поляну Азау, потом в ущелья Юсеньги и Адыл-Су. В удалении от долины Баксана, казавшейся довольно скучной, в боковых ущельях лучше чувствовалась прелесть гор, тем более, что и ущелье Адыр-Су с альплагерем «Уллу-Тау» было отсюда совсем неподалеку, а с ним меня связывало многое, навеки дорогое. Сначала меня донимали головные боли. Как всегда, я достаточно медленно адаптировался к атмосфере на высоте, но в конце концов я к ней привык. Мысль о том, что я, какой-никакой, но все же слегка квалифицированный альпинист, теперь не очень здорово ощущаю себя на дне долин, немного угнетала, но все же не очень. У меня не было чувства, будто я совсем прощаюсь с горами и по возрасту, и по собственному разумению, приведшему к выводу, что из-за недостаточной силы рук дальнейшее усложнение восхождений мне как полноценному участнику, прокладывающему путь впереди спутников, вряд ли будет доступным, а быть вечно в роли ведомого-страхующего мне не хотелось. Дело в том, что я уже знал и другие горы, нисколько не легче Кавказских, которые хотя и были заметно ниже по абсолютной высоте, но звали к себе ничуть не слабее. Туда я определенно стремился попасть еще и еще, и таких гор было столько, что все никак не обойти даже за сотню лет или больше. Речь шла о Сибирских горах: об Алтае, Западных и Восточных Саянах, Хамар-Дабане, Баргузинском, Яблоновом, Становом хребтах, о Сихотэ-Алине, Джугдыре и Джугджуре, наконец, о хребте Черского, Верхоянском, Колымском и Анадырском хребтах, а также о таинственных синих Олойском и Кедонском хребтах в окрестностях реки Омолон, не говоря уже о Камчатке да и о многом другом. Кое-где мне удалось-таки побывать. С Леной однажды, а с Мариной еще дважды в Западных Саянах, а ещё в Баргузинском хребте и на Байкале, на Витимском плоскогорье, на Средне-Сибирском плоскогорье и Подкаменной Тунгуске (везде после Байкала только с Мариной). Можно подумать, что увидел немало. Однако это была всего малая часть того, на что у меня возник аппетит к тому времени, когда я совсем обыкновенным «гостиничным» туристом совершал пешие экскурсии в районе Терскола, и мне казалось, что теперь я достаточно мелко плаваю, раз нахожусь в районе вершин, которые не раз видел с других вершин и перевалов в качестве восходителя, а не банального посетителя горного курорта. Впрочем, я и попал в него в основном с другими намерениями как и Рина.
В общем, поездка в Баксанское ущелье и прогулки в его окрестностях меня не очень обогатили настроением и впечатлениями. Она не отдалила меня от Лены как я рассчитывал, хотя и не возымела противоположного действия. Сближение с Риной не состоялось, что было неприятно, но не явилось неожиданностью. Просто я получил подтверждение, что Рина не та женщина, которая не только не могла соперничать с Леной, но и даже сосуществовать на вторых ролях рядом с ней внутри меня. С ней было не так уж интересно, чтобы это могло захватывать меня целиком. Короче гармоничных отношений с Риной уже ничто не обещало.
Еще один важный урок преподала мне московская гастролерша в «Итколе». Я понял, что мне еще надо научиться противостоять угрозе, которую я раньше плохо себе представлял. Нет, это не была опасность связаться с проституткой вопреки своему принципу, это была опасность потерять контроль над собой под воздействием соблазнительной женщины, во всем, кроме секса, не устраивающей меня вообще не только по поведению и своему образу жизни, но и по уму, интересам и эстетическому обаянию. Как надо противостоять такому выпадению из своих же привычных критериев, кроме как заранее энергично избегать любых контактов накоротке, я еще не представлял, но задал себе цель обдумать, что можно делать еще. В пору было подивиться себе, зачем это было нужно, когда я пребывал в состоянии, требующем срочно найти ХОТЯ БЫ сексуальную замену Лене, чтобы покончить с бо́льшей зависимостью от нее, чем была у нее от меня, но почему-то я настойчиво напоминал себе, что это не должно быть единственной целью поиска, что мне нужна избранница, устраивающая сразу по всем статьям и прежде всего, по той, чтобы она вызывала желание любить ее всю целиком. Много ли я хотел? Конкретно еще не знал, но думал, что многого.