Значит, я правильно понял? Вы добровольно даете согласие на сотрудничество? Он подчеркнул «добровольно». Катрин развела руками: увы! Лавалье вынул из стола лист бумаги, гусиное перо и чернильницу. Тогда подпишите обязательство.
Катрин внимательно прочитала: «Я, Муравьева Екатерина Николаевна, в девичестве Катрин де Ришмон, даю согласие» Надо же, все приготовлено, даже написано каллиграфическим почерком остается только поставить подпись.
А как подписывать? По-русски или по-французски?
Для надежности и так и так.
Катрин встала, положив лист на стол, и взяла перо. Наклонилась было и занесла руку, но остановилась и остро взглянула на виконта:
У меня есть условие. Даже два.
Какие условия?! воззрился на нее Лавалье.
Во-первых, вы должны отозвать из России Анри Дюбуа. Я не хочу, чтобы мой муж постоянно был под угрозой покушения.
Принимается, махнул рукой виконт. А второе?
За смерть Анастаси Дюбуа кто-то будет наказан?
Вы хотите ареста вашего мужа? Пока что все указывает на него. Подписывайте бумагу, мадам, и договоримся об оплате ваших услуг.
Вы с ума сошли! вспыхнула Катрин. Какая оплата?! Вы решили меня унизить еще и этим?
Все, что бесплатно то аморально. Помните такую пословицу? Она родилась не в Сюртэ Женераль это придумал народ. А народ зря говорить не будет.
Я вижу, вы любите пословицы. Вот вам еще одна: кого дьявол купил, того и продал. А меня вы не купили и не купите.
Везли Катрин с завязанными глазами. Повязку сняли лишь перед самой высадкой из фиакра, рядом с домом тетушки.
Женевьева де Савиньи встретила племянницу уже в полном здравии. Когда Катрин спросила ее о самочувствии, тетушка неожиданно залилась слезами.
Прости меня, моя девочка, всхлипывала она. Меня заставили солгать. Я не была больна.
Катрин не стала спрашивать, кто и как ее заставил. И так все было ясно.
3
Алиша! повторил Муравьев, теперь уже с чисто легким восклицанием, словно подтверждающим его уверенность, что здесь, в Лондоне, никого другого он и не мог встретить.
Узнал-таки, вздохнула Хелен, и вздох ее тоже получился неопределенным то ли досадливым, то ли радостным.
Но с чего бы ей радоваться? подумал Муравьев. Да, впрочем, и досадовать тоже. Ноги тогда унесла, и ладно по военному времени могли бы и расстрелять. А в Иркутске, когда Вагранов доставил их с Остином, даже и не встретились. Иван доложил, что агенты перехвачены, их и отправили в Петербург со всем внешним почтением, прикрывающим глубинное презрение. В российской провинции так частенько относятся к иностранцам. В отличие от столиц, где почтение подчеркивает пресмыкательство.
Вы меня остановили почему? Николай Николаевич своим «вы» сразу установил дистанцию между ними в крепости Бомборы он говорил ей «ты». Впрочем, она всегда была с ним на «вы». Даже в постели.
А вы как думаете? Она снова рассмеялась, на этот раз с явной неприязнью.
Думаю, будь ваша воля, вы бы с удовольствием подзудили всю эту газетную сволоту, чтобы я на себе почувствовал силу английского кулака. Как на Кавказе подзуживали убыхов.
О да, я бы так и поступила, но Она всплеснула руками, вложив в этот жест все свое разочарование. Да, жаль, очень жаль! Знаете, генерал, увидеть вашу побитую физиономию это было бы даже не удовольствие, а самое настоящее наслаждение.
Боюсь, ваши записные Цицероны, да и вы сами испытали бы разочарование, сухо сказал Муравьев. У меня есть чем ответить на ваши хуки и апперкоты.
Возможно. Однако здесь, в сквере, пять минут назад, мне ничто не помешало бы поквитаться с вами, уже откровенно зло сказала мадам Остин.
Это за что же? искренне удивился Николай Николаевич. В Бомборах я вас ничем не обидел, скорее, вы нам приносили вред. А то, что случилось на Шилке Вагранов просто спас вас с супругом от гибели, его благодарить надо. Ну а отправили обратно не обессудьте, кто же будет терпеть шпионов у себя под боком? Английские власти на моем месте церемониться бы не стали: шлепнули за милую душу. Что, скажете, нет? Да ладно, можете не отвечать, я и сам знаю: шлепнули бы. Так зачем я вам понадобился, my darling[26]?
Хелен открыла сумочку и извлекла из нее что-то свернутое в трубку. Прежде чем развернуть, глянула в лицо генерала, освещенное газовыми фонарями, стоящими вдоль центральной дорожки сквера; она словно тянула время, пытаясь вызвать его заинтересованность. Но Муравьев ждал с невозмутимым видом. Хелен медленно развернула свиток и повернула его так, чтобы свет от фонарей падал на него.
Вам знакомо это лицо?
Муравьева качнуло, будто он получил внезапно тот самый апперкот: слегка повернув голову, на него смотрела Катрин с портрета Гау, того, который он не смог выкупить и который достался князю Барятинскому.
Откуда он у вас? севшим до сипоты голосом спросил генерал.
Значит, знакомо. Хелен свернула плотную бумагу в трубку и убрала свиток в сумочку. Надеюсь, вы понимаете, что означает наличие у нас этого портрета?
Его выкрали у князя Барятинского
Скажем так: позаимствовали на память. Но я спрашиваю не о том, как он у нас появился, а для чего?
Для чего? повторил Николай Николаевич. Понял, что прозвучало глуповато, но он все еще не пришел в себя от появления в его жизни снова этого прекрасного и в то же время злополучного портрета, и в голове гуляли завихрения.
Как я держала сейчас в руках портрет вашей жены, так мы держим в руках ее саму. Пока что фигурально, добавила Хелен, с удовольствием отметив, как дернулся Муравьев, однако в любой момент это может случиться фактически
Не смейте мне угрожать! хриплым от ярости голосом перебил ее генерал.
Это не угроза, а предупреждение, поскольку все зависит от вас, my darling.
Хелен просто купалась в волнах бессильной (как она считала) ярости могущественного генерал-губернатора, от взгляда и слова которого трепетала половина России. Как же умен и дальновиден сэр Генри, думала она, что не позволил мне тривиально убрать этого пошлого чиновника. Не-ет, вот так вот подцепить на крючок, чтобы затрепыхался, холодным потом покрылся и на что угодно был готов это и есть высший класс профессионала-разведчика. Пусть противник оценит твои возможности, твою власть над его слабостями, пусть прочувствует неизбежность своего падения и он весь твой, со всеми потрохами. И сэр Генри даже повторил со вкусом: with all giblets[27]!
Вы, очевидно, хотите, чтобы я остановил продвижение России на Амур? сдержав себя, хмуро спросил Муравьев. Так я сразу скажу: машина запущена, и у российского императора нет видимых причин, чтобы ее остановить.
Он говорил внешне спокойно, а внутри все трепетало в тревоге за Катрин. От этих негодяев-джентльменов можно ожидать чего угодно: они ведь действуют, опираясь лишь на голый расчет. И, между прочим, убеждены, что так и должен вести себя нормально мыслящий человек. Об этом ему поведал в одну из встреч в Петербурге Лев Алексеевич Перовский, много общавшийся с британцами по окончании битвы при Ватерлоо, участником которой ему довелось быть, и в командировках в Англию после назначения его министром уделов и управляющим кабинетом его величества.
Мы хорошо знаем принципы работы вашей машины. От вас требуется только одно не форсировать сплавы по Амуру. Все остальное выполнят ваши бюрократы. Вернее, не выполнят, если ваш император не будет их пинать.
Я три года долбил как дятел: нужны сплавы, нужны сплавы, нужны сплавы, и вдруг замолчу? У кого-то это, конечно, вызовет облегчение, но у императора точно! подозрение, мол, что-то тут не так. Муравьев задумался. Хелен ждала. Другое дело если сплав запустить, и он провалится к примеру, из-за непроходимости Амура.
Это самое лучшее, что можно придумать! искренне воскликнула Хелен.