На кровати глубоко вздохнула и зашевелилась Екатерина Николаевна. Муравьев спохватился, что стоит голышом и уже основательно замерз, поставил стакан и на цыпочках вернулся в постель. Катрин словно его и ждала: пододвинулась, прижалась, обняла. Пробормотала:
Какой ты холодный! И тут же задышала тихо и спокойно. Видимо, ей ничего тревожного не снилось.
2
Муравьев, наверное, не взял бы на службу майора Буссе, если бы за того не попросил министр уделов Лев Алексеевич Перовский. Высокий хлыщеватый брюнет с бакенбардами под императора и холодными бледно-коричневыми глазами навыкате сразу ему не понравился. Жестокий себялюбец, определил он натуру новоявленного волонтера амурской эпопеи, ради карьеры не пожалеет никого, и в первую очередь нижестоящих. А этого Николай Николаевич не переносил всем своим нутром и, что греха таить, когда служил в армии, случалось, бил по физиономии офицера, позволявшего себе измываться над нижними чинами. Как ни печально, таких вполне хватало, и он для себя сделал вывод: человек у власти всегда готов унизить нижестоящего, особенно когда ему не грозит что-то получить в ответ. Но тут же сделал неприятное открытие: да ведь он сам, чиня благородную расправу, оказывается таким же человеком у власти. И начал себя осаживать.
С тех пор много воды утекло, многое в жизни изменилось; что было когда-то дозволено быку, теперь стало не дозволено Юпитеру, однако ощущение брезгливого бешенства, которое охватывало его в подобных случаях, осталось где-то на донышке души и нет-нет да напоминало о себе, и тогда приходилось напрягаться, чтобы не дать ему вырваться на волю. Как, например, в разговоре с Беклемишевым перед отъездом из Иркутска. Он бы, конечно, дал выволочку зарвавшемуся мальчишке, если бы не был так уверен, что уже не вернется. А оставлять о себе память в виде побитой физиономии молодого негодяйчика не хотелось. К тому же Беклемишева, в отличие от Буссе, он выбрал сам тот окончил Лицей, а Николай Николаевич лицеистов предпочитал университетским но генерал Муравьев ох как не любил публично расписываться в собственной недальновидности.
Как бы там ни было, сразу же по прибытии Муравьевых в Петербург бывший министр внутренних дел, а ныне уделов, граф Лев Алексеевич Перовский пригласил супружескую чету к себе отобедать. На обеде он и представил генерал-губернатору своего протеже майора Николая Васильевича Буссе.
Жаждет широкой деятельности, усмехаясь весьма иронично, сказал Лев Алексеевич. Пускай молодой человек хлебнет настоящей героической жизни.
Жизнь у нас не столько героическая, сколько суровая и полная всяческих лишений, не принял Муравьев иронический настрой хозяина. Вы меня простите, Лев Алексеевич, не за столом об этом говорить, но у Невельского уже несколько человек умерли от скорбута[3]. Российско-Американская компания с приходом Политковского совсем совесть потеряла: держала Амурскую экспедицию буквально впроголодь. Слава богу, теперь Невельской с товарищами в ведении государства, и я, со своей стороны, могу в полной мере ему помогать.
Ну вот видите, дорогой Николай Николаевич, что ни делается, все к лучшему, благодушно заметил Лев Алексеевич. И Владимир Гаврилович Политковский не такой уж монстр, как вам кажется, он на весьма хорошем счету у государя императора. Его величество собирается поручить генералу укрепление Кронштадта.
Дай ему бог удачи на этом поприще, скривил губы Муравьев. Только, думаю, Кронштадт мог бы укрепить и кто-нибудь другой, как то сделал Александр Сергеевич Меншиков в Финляндии, а вот Русская Америка вовсе беззащитна, и укреплять ее, получается, некому. Впрочем, если хорошенько подумать, то и незачем. Так что я не совсем прав, нападая на Политковского. Русская Америка будет потеряна нами в ближайшие десять-пятнадцать лет.
Перовский ничуть не удивился столь категорическому заявлению возможно, тоже об этом подумывал.
Думаете, Англия наложит свою лапу?
Николай Николаевич покачал головой:
Вряд ли. Нет, она, конечно, хотела бы, но есть другие. Ближе и сильнее. Пример Калифорнии чему-то должен нас научить.
А что пример Калифорнии? поинтересовалась вдруг Екатерина Николаевна. И что такое Калифорния?
Лев Алексеевич прикрыл салфеткой невольную улыбку, а Муравьев хмыкнул и нахмурился:
Друг мой, ты же переписывала набело мою докладную записку государю. В ней я и приводил пример Калифорнии.
А, да-да, смутилась и покраснела Екатерина Николаевна. Я не сразу сообразила, дорогой. Действительно, ты писал, что еще двадцать пять лет назад Русско-американская компания предлагала занять Калифорнию, пока ее не захватили Соединенные Штаты Северной Америки, а правительство России отказалось. Но ведь если бы мы тогда ее заняли, сейчас бы тоже пришлось ее отдавать?
Нет, дорогая, не пришлось бы. Калифорния снабжала бы продуктами не только Аляску, но и Камчатку, и приносила бы огромную прибыль.
Помню, помню то предложение, сказал Перовский. Я тогда служил сенатором, а потом товарищем министра уделов. И грустно добавил: Все посчитали, что Соединенные Штаты доберутся до Калифорнии не раньше, чем через сто лет. В те поры никто и подумать не мог, что они затеют войну с Мексикой и отхватят у нее такой лакомый кусок.
Американцы народ практичный, подтвердил Муравьев. Их стремление завладеть всем восточным побережьем Великого океана совершенно натурально. Они вот-вот потянутся к Русской Америке, и правительству надо уже сейчас думать, как подороже уступить Аляску.
Зачем же уступать сугубо российские владения? неожиданно подал голос майор, дотоле подчеркнуто скромно сидевший напротив Муравьевых. Случись что, Аляска прекрасный плацдарм для войны с той же Америкой.
А вы собираетесь воевать с Америкой? воззрился на него Николай Николаевич. Позвольте поинтересоваться, ради чего? Я уж не спрашиваю, какими силами. Хотя бы ради чего?!
Н-ну заерзал майор. Ради величия России.
Вы полагаете, величие России состоит в том, чтобы загнать на край земли несколько тысяч солдат, которых, кстати, надо кормить, одевать, обувать, оружие им дать где деньги брать на все это? Угробить их в бессмысленной войне и отдать в конце концов этот край земли победителю, на потеху всему миру в этом величие России? Глупости говорите, майор! Вы в глаза не видели ту землю, а тоже прости господи рассуждаете. Нет уж, пусть Америка останется американцам, а России самым натуральным образом надо осваивать азиатские берега Великого океана и через него торговать с той же Америкой. И если уж воевать, то на этих берегах и за эти берега! Вот это будет ради российского величия!
Муравьев помолчал, в упор глядя на майора, потом повернулся к Перовскому:
Вы знаете, Лев Алексеевич, что я всегда сам отбираю офицеров и чиновников в свою команду. Но вам отказать не могу. К тому же у меня появились некоторые мысли в отношении майора. Я переговорю с военным министром о его переводе в мое распоряжение. Думаю, он не откажет. А вы, Николай Васильевич, наведайтесь через неделю ко мне, в отель «Наполеон», в десять часов утра. Там все и решим.
Буссе вскочил, щелкнул каблуками:
Буду рад служить вам, ваше превосходительство!
Муравьев поморщился:
Не мне, майор, не мне, а государю, Отечеству. И прошу вас, не выставляйте столь уж напоказ свое усердие. Это не всегда уместно. Я привык судить о людях не по умению заглядывать в глаза или пуще того в рот.
Садитесь, Николай Васильевич, мило улыбнулась Екатерина Николаевна, спеша загладить резкость мужа. Еще будет время поговорить, если вы, конечно, не раздумаете служить у нас в Восточной Сибири.