«Чем Адриан лучше меня?» Филипп задал себе этот вопрос, наверное, в сто тридцать седьмой раз за это лето.
И ответил абсолютно так же, как отвечал прежде:
«Он ничем не лучше.
Он всем лучше.
Неправда, ничем.
Ну да, всем»
И так по кругу. Он не мог определиться. Один раз думал так, а другой раз иначе. Будто бы в один момент был собой, а в другой кем-то совсем другим. Только кто кто? Он это тот, лучший? Или худший? и откуда тогда тот, второй?
«Адриану наверняка всегда хорошо, подумал Филипп. Когда столько людей тебя любят, это нормально, что ты чувствуешь себя отлично. Когда кто-то тебя любит, то ты тоже себя любишь. Хотя это немного странно, как будто бы другие могут тебе разрешить самого себя любить».
Разрешить себя любить. Раз-ре-шить се-бя лю-бить.
«А когда тебя не любят или считают, что ты, например, глупый, или странный, или неклассный, то ты сразу думаешь о себе так же. Ерунда какая-то. Ведь ты знаешь себя лучше, чем кто бы то ни было. А может, как раз другие правы? Потому что смотрят со стороны? с ума сойти можно!»
Разрешить себя любить. Разрешить себя любить.
Филипп повторял эти три слова, которые так хорошо звучали, но так мало значили. Пока наконец не пересек парк и не оказался в месте, которое называлось Волчий Поток.
Неизвестно, откуда взялось это название, ведь ни волков, ни потока здесь не было с незапамятных времен. Зато с давних пор, то есть еще с довоенного времени, в Волчьем Потоке стоят виллы. Большие и маленькие, разрушенные и отремонтированные, красивые и уродливые. Все с садами пустыми, похожими на обычные газоны, или пышными, похожими на картины, нарисованные красками всех мыслимых и немыслимых цветов.
Встречались сады, настолько густо заросшие и запутанные, что стоящих в их безднах домов не было видно с улицы уже много-много лет. Такие Филипп любил больше всего. Ведь кто знает, что может в них скрываться Может, какие-нибудь доисторические животные? Или косматые оборотни, превращающиеся днем в спокойных милейших соседей? Или самые длинные на свете змеи, живущие внизу, на кухне, а ночью выползающие в сад на охоту? Или или что-то другое, не менее страшное? Например, пернатые мыши-гиганты с ушами слона
В любом случае волков здесь не было. И этот Волчий Поток наверняка просто название. Присвоенное без причины. Взятое из воображения. Так считал Филипп. И придерживался этого мнения.
Когда-то. А потом уже не знал, что и думать.
Потому что некоторое время назад увидел их. Они крались в траве, за деревьями, перескочили живую изгородь у Папроцких, проникли на участок пани Стефы под номером сорок и серыми тенями проскользнули по тротуару и дальше, между домами. Волки.
Сегодня он окликнул их так же, как делал это уже не раз:
Привет, волки!
Он их совсем не боялся. Потому что такими их придумал: не страшными, а мягкими, красивыми и приветливыми к людям.
И к собакам. Почти такими же, как Этут и Сов. Только более дикими. Как и следует волкам.
Филипп проехал еще несколько десятков метров под пристальным взглядом нескольких пар зорких волчьих глаз. И наконец остановился у цели. Перед домом тети Агнешки, улица Голубая, 7.
Это был двухэтажный дом, со стороны сада терраса, спереди балкон. Этот дом тоже был довоенный, то есть старый. Но в прошлом году его покрасили в кремовый цвет и положили новую, темно-зеленую, черепицу. Заменили водосточные трубы, а от калитки до входа протянули дорожку из мелкой рыжей плитки. Еще тетя решила поменять старые двери на другие, очень красивые, темные и тяжелые, и вставить новые окна. «Пока есть на что», пояснила она маме Филиппа. И действительно, было на что, потому что она как раз закончила сценарий целого настоящего! телевизионного сериала. Пятнадцать серий. Не какой-нибудь «Санта-Барбары», такой бесконечной мыльной оперы, а «настоящего сериала в лучших традициях жанра» так она говорила.
Филипп тетей очень гордился, хотя не видел еще ни одной серии. Сериал должен был выйти в эфир только после каникул.
А о чем он будет? спросил как-то Филипп.
Тетя задумалась и ответила:
О людях, которые ничего друг о друге не знают. Не имеют представления о существовании друг друга. Но в итоге их дороги пересекутся, и это кардинально изменит жизнь каждого из них. Это в самых общих чертах.
Филипп предпочел бы сериал о поисках затонувших кораблей, которые перевозили такие сокровища, что даже представить трудно. Или о пришельцах, атакующих Землю. Эти пришельцы выглядели бы то как большое синее желе, то как обычные люди. И опознать их можно было бы только по желейным конфеткам, которые пришельцам нужно съедать по нескольку штук в день. Из-за этого происходило бы множество страшных событий, ведь желейные конфеты растут не на каждом дереве. И даже, кажется, вообще ни на каком.
В конце концов, тетя могла бы написать о замке с привидениями, в котором сеял ужас человек без головы и с большим ножом в спине.
Филипп нажал звонок на заборном столбе и, услышав сигнал, толкнул калитку. В ту же секунду дверь дома распахнулась, и в проеме появилась улыбающаяся тетя Агнешка, а из-за ее ног выскочил ликующий Бодек. Он прыгнул к Филиппу и тут же оперся передними лапами на его плечи, чуть было не опрокинув. Облизал мальчику все лицо и, оглушительно лая, вернулся в обычное положение, то есть встал на четыре лапы, и сразу стал обтанцовывать гостя со всех возможных сторон. Еще немного и с невозможных попробовал бы тоже.
Филипп, спасибо, что притащил старой тетке эти тряпки! крикнула тетя и спустилась на три ступеньки вниз, на дорожку.
За это он тоже ее любил она не сокращала его имени. Однажды он сказал, что не выносит уменьшительно-ласкательных форм, и она это запомнила. Так просто. В отличие от большинства людей, которых он знал. Эти другие называли его Филиппкой, Филюсем, Фифкой в зависимости от того, что им взбредало в голову. А его звали Филипп. Неужели это так трудно запомнить?
Тетя Агнешка чмокнула Филиппа в щеку, взяла у него пузатый пакет, и они зашли в дом. Вместе с Бодеком и велосипедом, который Филипп всегда оставлял в прихожей.
В доме привычно пахло творожником.
И было здесь как-то Просто хорошо.
На первом этаже была только одна комната. Здесь тетя принимала гостей. Рядом располагались кухня и огромная ванная. Такая большая, что в ней поместилась бы вся ванная Филиппа и еще парочка других.
Остальные три комнаты находились на втором этаже: спальня тети, комната Магды, ее дочки, переделанная в спальню для гостей, и комната, которую называли «комнатой с видом на зелень», то есть на сад. В ней тетя Агнешка писала свои сценарии и книги. Если не сидела с ноутбуком внизу в гостиной или в теплые дни в саду.
Ну что? Кусочек пирога? спросила тетя.
Конечно. Спасибо, сказал Филипп и уселся в огромное кресло.
В его комнате такое кресло наверняка бы не уместилось. Оно бы даже не прошло в двери его комнаты. И в двери в квартиру. И в лифт. Оно было действительно великолепное. Выдающееся. У него была такая высокая спинка, что сзади невозможно было увидеть, сидит ли в нем кто-нибудь. Подлокотники были толстые и выпуклые, а сиденье такое большое, что не только Бодек, но и Филипп мог бы без проблем свернуться на нем клубочком и заснуть. Все в кресле было плюшевое, приятное на ощупь и очень удобное. Оно будто подстраивалось под того, кто в него садился.
«Интересно, подумал Филипп, сколько людей в нем сидело? Сто? А может, триста? Или восемьсот? Не-е-ет, столько, наверное, нет».
Креслу было, наверное, восемьдесят лет. Или больше. Впрочем, в этой гостиной всем вещам и мебели было по восемьдесят лет. Или больше.
Когда выйдет этот фильм? спросил Филипп, когда тетя вернулась с пирогом и графином сока.
Какой фильм?