Крепче перехватив поднос, отчего задребезжали горшки и миски, Мила покачала головой.
Ох, белый, чую, бедовый ты, сказала она и резко переменилась в лице, кивнула в сторону лестницы. Вадзим дрыхнет. Всю ночь песни горланил, она собралась уходить и оглянулась через плечо, приглашая идти за ней.
Ступала она ловко, по-кошачьи плавно, покачивая бёдрами. Отвести глаза от её зада получилось только потому, что Галка ударила брата кулаком в бок. Они сцепились взглядами.
Что заработал хоть? с угрозой посмотрев на сестру, громко спросил у Милки Белый.
Ни монеты. Говорю же: он горланил, а не пел. Напился как свинья и лежал всю ночь под лавкой. Пытался, правда, отнять дуду у одного хлопца, так этой самой дудой и получил по затылку.
Галка весело хрюкнула.
Хороший у тебя, однако, Клюв, произнесла она шёпотом. Работку, наверное, лучшую приносит.
Считай, ту же, что и тебе.
Они остановились у закрытой двери. Сестра сделала небольшой шаг вперёд так, чтобы встать между Белым и Милой, та лукаво улыбнулась и посмотрела Белому прямо в глаза, упрямо не замечая Галку между ними.
Скажи ему, что, если завтра не заплатит, батюшка продаст его работорговцам. И пусть дальше промышляет не песнями, а собственной шкурой.
И тебе его не будет жалко? голос прозвучал хрипло, точно он сам горланил песни ночь напролёт.
В прошлом году он трахнул мою троюродную сестру, а та понесла. Я буду рада, если теперь оттрахают его.
У Галки затряслись плечи. Не выдержав, она разразилась звонким смехом.
А-а-а, ну ты даёшь, она оглянулась через плечо на Белого. И вот с этим недоумком ты ведёшь дела?
Рассказывать при Миле о Вадзиме всё, что знал Белый, точно не стоило, поэтому он застыл с каменным лицом и дождался, пока Мила уйдёт.
И это твой Клюв? Ему ты доверил заключать твои договоры? с презрением произнесла сестра. Нищему пьянице?
Он гусляр, ответил мрачно Белый и толкнул дверь.
И они шагнули в ложницу. Их окутало облако смрада. Галка закашлялась. Белый, прикрыв рот, метнулся к окну и распахнул ставни, высунул голову наружу, тяжело дыша. Рядом с ним тут же оказалась сестра, она жадно глотала воздух.
В могиле пахнет слаще, проговорила она тяжело.
Они-то в этом деле разбирались. Матушка хотела, чтобы они познали смерть со всех сторон, чтобы кости и гниющая плоть стали им милее цветущего сада.
У стены на полу зашевелилась груда тряпья, и оттуда выглянуло зелёное лицо Вадзима.
Чё надо?
Твоя помощь.
А чё?
Ничё, огрызнулся Белый. У Буривоев меня ждали. Их заказал кто-то ещё. Вот ей, он показал на Галку. Кажимежа Буривоя. Не знаю, кто её Клюв, а она не скажет, слишком упрямая. Другому нашему брату заказали Велгу и Константина, причём, как я подозреваю, не убить, а спасти. А ещё кто-то прислал скренорцев. Там была толпа желающих порешить Буривоев.
Так порешили?
Девчонка сбежала. Галка говорит, что Кажимеж тоже. Мальчишка пропал. Мои знаки ещё не зажили, значит, он жив. Мать убил я.
Что?! Вадзим подскочил на месте, схватился руками за волосы. На кой ты её убил? Тебе не давали заказ
Пришлось.
Белый, протяжно вздохнул Вадзим. Ну ка-а-ак так? Белый, ты же ты же
Там был другой Ворон. Мой брат. И скренорские головорезы. И леший знает, кто ещё, повторил он, чувствуя себя мальчишкой, пытавшимся оправдаться перед родителями. Такое ощущение, что ночью за Буривоями пришёл весь Старгород. Я бы справился, если бы не они. Но всё пошло наперекосяк.
Бе-е-лый, повторил Вадзим так задумчиво, что Белый понадеялся получить дельный совет. Зря. Не знаю, что тебе хорошего сказать. Херня какая-то.
Херня не то слово, хмыкнула Галка. Ну, дядя, что будем делать? Есть идеи, где искать детишек?
Галка была всего на год старше Велги Буривой, но, верно, она и вправду рано повзрослела. Они все расстались с детством слишком рано. Когда матушка привела Грача, он уже походил на старика. Под глазами залегли морщины. Глаза смотрели равнодушно, слепо. Он был старше остальных, и Белый ужасно ревновал его в детстве. Грач во всём оказался лучше: сильнее, умнее, опытнее. Он уже однажды убивал. Матушка хвалила его за кровожадность. До сих пор она вспоминала, как Грач впервые зарезал кого-то.
И он, единственный из троих выросших Воронят, оказался чародеем. Он не просто звался Вороном, он им стал. Белому была близка Навь, он чуял её костями, но колдовать не умел. Матушка объясняла, что родился Белый только благодаря её заклятиям и благословению госпожи. Она никогда не рассказывала, что именно произошло и кто был его матерью, только то, что настоящая мать Белого отказалась от него, вырвала из чрева, выкинула, точно щенка у суки. Она и была сукой. Бессердечной, мерзкой сукой. Если бы Белый узнал её имя, то убил бы без промедления. Может, поэтому матушка и скрывала правду.
Когда пришёл срок для Воронов впервые сослужить службу госпоже, матушка выбрала для Белого девушку из Пясков. Её звали Желя. У неё были сладкие губы со вкусом земляники и ласковые руки. Она любила положить голову на грудь Белому и водить по коже пальцами, рисовать только ей понятные узоры. Белому нравилось прижимать её к себе, вдыхать запах крапивы в волосах, нравилось целовать её горячую, пахнущую солнцем кожу, гладить округлые бёдра и полную грудь.
Желю призвала к госпоже Галка. Она уже тогда хвостом ходила за Белым, но Галка была худощавая, плоская, совсем ещё юная и скучная. Он не замечал её, а когда сестра слишком доставала, то гнал прочь. Но после, когда Жели не стало, и даже имя её запретили вспоминать, Белый остался один, а Галка по-прежнему всегда была рядом. И однажды Белый с этим смирился.
Так что? Есть мысли, где их лучше искать?
У тётки? Она Белозерская теперь, но других родственников у Буривоев в городе нет. Их тут не жалуют, братья и сёстры Кажимежа роднились с семьями из других княжеств.
Уже проверял. У тётки никого нет.
Вадзим нахмурился. Вдруг лицо его вытянулось, а глаза загорелись таким волнением, что Белый напрягся.
Что? Ну? нетерпеливо поторопил он.
Но Вадзим вдруг на четвереньках проворно прополз по полу, вытащил из-под кровати ночной горшок и громко опорожнил в него желудок.
Ой, всё! не выдержала Галка. С меня хватит, жду вас внизу.
Она прошла к двери топая, развернулась на пороге и стрельнула глазами на гусляра.
Живо тащись вниз. Я тебя ждать не буду. И умой морду и рот, твоей блевотиной дышать не собираюсь.
Слышно было, как дробно простучали её сапоги по ступеням.
Не зли её лучше, предупредил Белый. Она
Бешеная девка, прохрипел Вадзим и поднялся, опираясь о кровать. Он взял со стола кувшин с водой, прополоскал рот и выплюнул прямо в окно. Из ваших?
Думаешь, я стал бы вести такие разговоры при чужих?
Если бы знал, что потом перережешь им глотку, пожал плечами Вадзим, осторожно присаживаясь на узкий подоконник и обнимая кувшин. Мне не нравится всё это дело, Белый.
Редко он бывал так обеспокоен. Может, винить в этом стоило вино, может, головную боль и тошноту, только прежде Вадзим никогда не выглядел таким напуганным.
Кажется, зря мы вмешались. Леший с ними, с деньгами. Всех не заработаешь.
Я не могу разорвать договоры. Ты же помнишь, что стало с Вороной? И вообще-то три тысячи лишними не будут.
Три тысячи отдавать лешему не хотелось. Ни лешему, ни Грачу, ни кому-то ещё, кто охотился за Буривоями. И дело было не только в золоте, не только в помощи Гнезду и матушке. Его, Белого, обокрали. Обещанную ему добычу вырвали прямо из когтей, обвели, выставили дураком
И ещё была госпожа. Ласковая, чарующая шёпотом и шорохами, прохладой и покоем госпожа. Матушка не раз предупреждала, что не стоило её злить. Кто знал, не прогневается ли она за упущенную жертву, за проваленный договор? Как на Ворону.
Белый завидовал Вороне и ревновал её к госпоже почти так же сильно, как к Грачу. Ворона росла ловкой, удачливой, всё давалось ей просто. Пожалуй, это и сделало её легкомысленной. Она слишком полагалась на удачу, и однажды та её подвела.